Ландшафт возле святыни
Спекуляция на чуде – путь к языческому восприятию
евангельского благовестия, к фактическому отказу от двухтысячелетнего
опыта христианской культуры
© Борис Колымагин
В Москву привезли десницу (правую руку) святителя Спиридона Тримифунтского.
До 26 апреля (2007 г.) святыня будет пребывать в Свято-Даниловом монастыре,
а затем отправится в путешествие по России: Тула, Калуга, Брянск, Орел,
Липецк, Воронеж, Тамбов, Рязань.
И везде будут очереди верующих и прицерковленных людей к ковчегу с десницей.
И обязательно появятся телевизионные камеры. И бойкие корреспонденты раскрученных
СМИ.
Уже
полтора десятилетия мы сталкиваемся с похожим церковно-информационным
ландшафтом. Принимаем его как данность. И даже не задаемся вопросом: насколько
церковно по своей сути это действо?
В первые постперестроечные годы телевизионная камера воспринималась многими
как досадный элемент декорации к духовно значимому событию. Но постепенно
ее роль стала меняться. И сегодня медийный эффект ставится организаторами
тех или иных мероприятий выше, чем, собственно, сама церковная суть происходящего.
Особенно это заметно во время масштабных церковно-государственных акций.
Об этом порой пишут специализирующиеся на религии журналисты. Вот как,
скажем, описала в свое время торжества на Куликовом поле корреспондент
газеты "Газета" Надежда Геворкова: "Сколько видно глазу
– в поле рядком машины, море людей и милицейские шеренги. Тысяч шесть
человек молятся вместе с Патриархом: Алексий II и чиновники – в храме,
люди на улице – под монитором. Где-то там, вдали, Патриарх шел в плотном
кольце чиновников, ища привычно глазами свой народ. Но народ стоял за
оцеплением, надежно отделенный широкими спинами".
Почитание святыни сегодня превратилось в некое медиадействие, оторванное
от живой жизни общины, от таинств. Оно объективировалось. И в этом своем
качестве мешает миссионерской проповеди. Святыня в общественном сознании
упорно привязывается к чуду. Трудно при этом не вспомнить пророческий
образ Достоевского – Великого Инквизитора, "делающего ставку"
на чудо, власть и авторитет и не соглашающегося впустить в уютно выстроенное
"под себя" церковное пространство живого Христа. Понятно, что
так проще конструировать официальную церковную жизнь, акцентировать на
ней внимание государственных мужей. Гораздо сложней стимулировать рост
общин (а для этого нужно, как минимум, не гонять священников с прихода
на приход, не разрушать то, что созидал предшественник, уважать принципы
соборности – много, на самом деле, чего нужно).
Сегодня мало кто может напомнить как жаждущим чуда, так и делающим на
него информационную ставку соотечественникам, что в христианской традиции
на первом месте стоят совсем иные вещи. Более того – что путь привлечения
людей к вере посредством чуда отвергается Спасителем как одно из искушений,
предложенных Ему сатаной. Все евангельские чудеса происходят с уже уверовавшими,
с уже решившимися изменить свою жизнь людьми. Но в очереди за крещенской
водой или к привезенным ненадолго в Россию мощам того или иного святого
гораздо чаще царит иное настроение. И о Том, Кто был и остается источником
всякой святости, говорится и думается в связи с этим слишком мало – если
вообще говорится.
Есть здесь и еще одна черта, свойственная, увы, современному церковному
сознанию: Церковь как конфессия, чуть ли не как организация начинает заслонять
собою собственно евангельское благовестие. Иногда приходится слышать:
"Что вы все о Христе, да о Христе говорите? Наверное, вы сектанты,
иначе вместо этого говорили бы о православии". В этом контексте чудо
воспринимается как доказательство превосходства "самой правильной"
веры. Шаткость такой основы очевидна: чудеса случаются с последователями
множества религий, даже у язычников (например, известны случаи мироточения
буддистских статуй). Тот, для кого главное в христианстве – нетленность
мощей и мироточение икон, слишком легко теряет так и не обретенную всерьез
веру. В свое время это и произошло со множеством людей, смущенных вскрытием
мощей и другими "разоблачениями" воинствующих атеистов.
СМИ на своем уровне активно включается в эту "игру на понижение".
Скажем, в показанной на канале "Культура" программе "Святыни
христианского мира" о Благодатном огне говорится в том смысле, что
он и есть свидетельство истины христианства. И невдомек создателям фильма,
что на самом деле огонь зажигается от скрытой за мраморной иконой
лампады, о чем говорил, в частности, создатель Русской духовной миссии
в Иерусалиме епископ Порфирий (Успенский). Известно, что на вопрос епископа
Порфирия, почему нельзя честно рассказать людям, что происходит, святогробский
митрополит простодушно ответил, что его растерзают тут же, как только
узнают правду. Возможно, современным СМИ не чужд этот страх. Или
они просто не заинтересованы в том, чтобы говорить не о поверхностном
и спекулятивном, а о глубоком и подлинном в христианской культуре.
В жизни Церкви чудеса действительно всегда были и всегда есть – но они
в нормальном случае никогда не становились предметом спекуляции, причиной
массового ажиотажа. Они существовали прикровенно. И не дело политтехнологов
от религии выносить их на обсуждение широкой общественности, а тем более
тиражировать вещи сомнительные. Все это – путь к языческому восприятию
евангельского благовестия, к фактическому отказу от двухтысячелетнего
опыта христианской культуры.
Вот почему лично я не пошел приложиться к мощам Спиридона Тримифунтского.
Не потому что не уважаю, не чту святого. Уважаю, чту. Но участвовать в
тусне вокруг святыни – Господи, помилуй.
Источник: Портал-Credo.ru
|