Consolamentum
(утешение)
А теперь посмотрим, чем являлась эта главная церемония, носившая двоякий
характер посвящения и рукоположения. Consolamentum было главным образом
приятием Святого Духа. Однако катары представляли его иначе, чем католики.
Для них Святой Дух не был третьим лицом Троицы, равным Отцу и Сыну. Катары
скорее называли его Главным Духом, ибо он был главой небесного воинства;
Бог выделил его из Самого Себя, как Христа, но этот утешающий Дух стоял
ниже Христа, Который посыпал Его с миссией; впрочем, не его получал верующий,
когда ему даровали Утешение. При низвержении ангелов каждый падший ангел
стал человеческой душой, заключенной в тело, а на небе осталось нематериальное
тело этой заточенной души под охраной некоего святого духа. Результатом
Утешения и было возвращение низвергнутой душе ее святого духа, обязанного
препроводить ее после смерти к ее светлому небесному телу и избавить от
испытаний последующих воплощений. Именно поэтому этот дух носил имя Утешающего
духа (откуда термин consolamentum) или Заступника (Paraclet), что то же
самое. Катары придавали большое значение знаменитому различию, которое
Павел проводит между телом, душой и духом. В обычном состоянии люди лишены
своего духа, оставшегося на небе. Результатом consolamentum и было его
возвращение.
Послушничество, предшествующее принятию таинства, называлось abstinentia
(«Воздержание»).
Действительно, одним из его признаков, но не единственным, было то, что
претендент по меньшей мере год питался так же, как Старцы. Но послушника
еще и наставляли в доктрине, придавая этому обучению самое большое значение,
так как из свидетельств нам известно, что некоторые в конечном счете не
допускались к consolamentum, так как их знания оказывались недостаточными.
Послушник привыкал также всецело повиноваться, и не только священнику,
специально приставленному к нему в качестве учителя, но и всей церкви
в целом. Следует особо помнить, что обучение шло при посредничестве учителя
вроде того, кого в Индии называют гуру, и что оно было преимущественно
устным и в известной мере носило характер инициации, о чем мы, впрочем,
точно ничего не знаем. Наконец, одной из главных забот катарской церкви
при воспитании своих священников было укрепление их стойкости в вере.
Это было особенно необходимо в период гонений, и в результате очень немногие
пастыри отрекались. Почти все они предпочитали отречению самую жестокую
смерть; многие устремлялись на костер с радостью, потому что отныне их
дух должен был навечно воссоединиться со своим телом во славе.
Ищущий Утешения допускался к церемонии после того, как Добрые Люди, которым
была поручена его подготовка, находили его достойным. Церемония проходила
публично в ярко освещенном зале, потому что свет - символ добра. Но поскольку
у катаров не было культовых зданий, то для торжественного исполнения своих
обрядов они избирали любое подходящее место, и очень часто, во времена,
когда их не преследовали, это был большой зал дружественного замка. Посреди
зала устанавливался стол. Его накрывали белой скатертью, на которую клали
Писание, то есть Новый Завет, и раскладывали белые полотенца. Позади стоял
пастырь, совершавший таинство, ему помогали два других. Кругом стояли
более или менее многочисленные Старцы и верующие. Перед началом церемонии
все тщательно мыли руки, чтобы какая-нибудь грязь не осквернила святость
места и совершаемых там обрядов.
Церемония начиналась с краткой речи священника, который должен был совершать
таинство. Из Ритуала лионских катаров до нас дошел текст этой маленькой
проповеди, которая, как представляется, была не импровизацией священника,
а действительно частью литургии. К сожалению, она слишком длинна, чтобы
воспроизвести ее здесь. Вот что поражает: ни одно из выражений, которые
употреблялись в литургии катаров, не может показаться оскорбительным для
католика. Конечно, из этого не следует делать вывод, будто различия между
доктринами двух церквей были незначительны. Бесспорно, катары придавали
этим терминам совсем иное значение, нежели католики. Но это свидетельствует
также и о том, что, видимо, не расхождение в доктринах, каким бы серьезным
и существенным оно ни было, противопоставило друг другу две церкви. Речь
скорее идет о смертельном соперничестве двух церковных организаций, претендующих
как одна, так и другая на происхождение от самих апостолов и утверждающих,
что с пути сбилась противница.
После краткой речи Старец (которого катарский Ритуал именует также «служителем»)
произносил Молитву Господню, и «посвящаемый» следовал • ему, то есть,
попросту говоря, повторял за ним 4. слова. Наконец Старец произносил формулу
Передачи, что являлось вручением Молитвы будущему Доброму Человеку. «Вручаем
вам сию святую Молитву, дабы вы приняли ее от нас, от Бога и от Церкви
и получили право произносить ее постоянно всю свою жизнь, денно и нощно,
в одиночку и совместно, и не стали бы ни есть, ни пить, предварительно
не прочитав ее. Если же вы станете пренебрегать этим, то понесете наказание».
И посвящаемый отвечал: «Я принимаю ее от вас и от Церкви».
Затем разворачивался диалог между Старцем и послушником. Сначала Старец,
если верить Петру из Во-де-Сернея <Но свидетельство Петра из Во-де-Сернея,
злейшего врага катаров, тем более подозрительно, что оно уникально (прим.
авт.).>, спрашивал: «Отрекаетесь ли вы от креста, нанесенного при крещении
священником на вашу грудь, плечи и голову маслом и елеем?» - «Я отрекаюсь
от него», - отвечал послушник. «Брат мой, - спрашивал затем Старец, -
желаешь ли ты принять нашу веру?» - «Да», - говорил послушник. Потом трижды,
всякий раз низко кланяясь и делая шаг вперед, он просил Старца благословить
его, и тот отвечал: «Да благословит тебя Бог». На третий раз послушник
добавлял: «Господин, молитесь Богу за меня, грешного, дабы привел он меня
к доброй кончине», и Старец ответствовал: «Да благословит вас Бог, и сделает
вас хорошим христианином, и приведет вас к доброму концу». Здесь звучит
формула из обряда Улучшения (melioramentum). Потом следовали торжественные
обязательства: «Предаетесь ли вы Богу и Евангелию?» - «Да», - говорил
послушник. «Обещаете ли вы отныне не есть ни мяса, 4 ни яиц, ни сыра,
ни сала, а питаться лишь от воды и от леса <Как считает Ренье Саккони,
который сам был Добрым Человеком, под «водой» следует понимать рыбу, а
под «лесом» - растительное масло (прим. авт.)>, не лгать, не клясться,
не предавать • свое тело какой-либо похоти, никогда не ходить одному,
если можете взять сопровождающего, никогда не спать без штанов и рубахи
и не отрекаться никогда от своей веры под страхом воды, или огня, или
иного вида смерти?»
Это, бесспорно, уже вторая речь, дошедшая до нас в Лионском ритуале. Посвящаемому
возвещалось, что посредством обряда он получил отпущение всех своих грехов
и власть, обещанную Христом своим ученикам. Проповедь заканчивалась так:
«И ежели вы желаете получить эту власть и могущество, то должны исполнять,
насколько возможно, все наказы Христа и Нового Завета. И знайте, что он
заповедовал человеку не прелюбодействовать, не убивать, не лгать, не приносить
никаких клятв, не красть и не поступать с другими так, как не хотел бы,
чтобы поступали с ним самим, и прощать причинившему ему зло, и возлюбить
своих врагов, и молиться за клеветников и хулителей и благословлять их;
и если ударят по щеке, подставить другую, а ежели отберут платье, отдать
плащ; и не судить и не обвинять - и много других заповедей, оставленных
Господом своей Церкви. А также вам надлежит ненавидеть сей мир и все,
исходящее от него. Ибо говорит святой Иоанн в Послании: "О мои дражайшие,
не любите ни мира, ни того, что в мире; кто любит мир, в том нет любви
Отчей. Ибо все, что в мире -
похоть плоти, похоть очей и гордость житейская - не есть от Отца, но от
мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает
вовек" (I Ио. 1:15-17). И Христос говорит народам: "Мир не может
вас ненавидеть, но ненавидит Меня, ибо Я свидетельствую о нем, что дела
его злы" (Ио. 7:7). И в Книге Соломона написано: "Я узрел все,
что творится под солнцем, и все есть тщета и томление духа" (Экл.
2:17). А Иуда, брат Иакова, наставляя нас, говорит: "Гнушайтесь даже
одеждою, оскверненной плотью" (Иу. 1:23). И, внимая этим наставлениям
и многим другим, вам надлежит исполнять волю Божью и ненавидеть мир. И
если вы будете так поступать до самой кончины, мы надеемся, что душа ваша
обретет вечную жизнь». Эта речь заслуживает обстоятельных комментариев.
Она так же ортодоксальна, как и первая; что же до ссылки на Книгу Экклезиаста,
то она доказывает, что катары не отбрасывали весь Ветхий Завет. Наконец,
она показывает, что Утешение означало не только крещение и вступление
в орден, но являлось еще и таинством покаяния.
Действительно, сразу же по окончании этой речи послушник публично каялся
во всех своих грехах и молил все собрание простить его, говоря: «Partiate
nobis (Помилуйте нас). За все грехи, кои мог я совершить словом, помыслом
или делом, я прошу прощения у Бога, у Церкви и у всех вас». Собрание отвечало:
«Да будут прощены Богом, нами и Церковью ваши грехи, и мы молим Бога отпустить
их вам». Тут Добрые Люди подходили к послушнику и, простирая руки над
его головой, произносили слова, представляющие по сути формулу отпущения
грехов: «Благословите нас, простите нам, аминь. Да простит все ваши грехи
Отец, Сын и Дух Святой».
Именно тогда, наконец, наступала главная церемония consolamentum. Она
начиналась восславлением трех небесных (но не божественных, как у католиков)
лиц: «Поклоняемся Отцу, Сыну и Святому Духу». В последний раз послушнику
напоминали о возлагаемых на него обязанностях. Затем он с глубоким поклоном
трижды испрашивал благословения Старца по формуле, которую мы уже приводили.
Эта церемония называлась Parda (Пощада). Послушник повторял свои обязательства
в форме, сохраненной для нас Ренье Саккони: «Обещаю предать себя Богу
и Евангелию, никогда не лгать, не клясться, не касаться женщины, не убивать
никаких животных и не есть ни мяса, ни яиц, ни молока, а питаться только
растительной пищей и рыбой, ничего не делать, не произнеся Молитвы Господней,
не путешествовать, и ночи не проводить в каком-либо месте, и даже не есть
без товарища, и если я попаду в руки своих врагов и буду разлучен с моим
братом, то обещаю по крайней мере три дня воздерживаться от всякой пиши,
обещаю всегда спать только одетым; наконец, обещаю ни за что не предавать
свою веру пред любой угрозой смерти». Затем шла последняя Parda.
«Тогда, - говорится в Ритуале, - пускай Старец возьмет книгу и возложит
ее ему на голову, а другие Добрые Люди возложат на нее руки и скажут:
"Отче, вот твой слуга для твоего правосудия, ниспошли ему свою милость
и дух свой"». Затем несколько раз торжественно читали Молитву Господню,
сопровождая ее формулой Adoramus («Придите, поклонимся Церкви и нашему
Богу»); по книге зачитывали семнадцать первых стихов из Евангелия от Иоанна.
Снова трижды повторяли «Отче наш» и Adoramus, после чего новый Добрый
Человек падал ниц вместе со всем собранием пред Старцем, только что совершившим
обряд. Церемония заканчивалась поцелуем мира, а если в орден принимали
женщину, Старец даровал ей мир, дотронувшись до ее плеча книгой и соприкоснувшись
локтями. Когда «Утешение» давалось умирающему, церемонию сокращали и упрощали,
но дух ее оставался прежним.
Я счел своим долгом подробно рассказать об этих обрядах не только потому,
что они хорошо нам известны благодаря Лионскому ритуалу и Ренье Саккони,
но также и оттого, что они в чем-то напоминают, как очень точно подметил
Жан Гиро, ритуалы ранней церкви. Кроме отказа от крещения и креста (что,
кстати, известно лишь из одного, и то сомнительного источника), в них
не содержится ничего, что могло бы оскорбить католика. Несомненно, что
одни и те же слова интерпретируются иначе; безусловно, главные положения
доктрины катаров глубоко отличны от католической, но важно было совсем
другое. Катары составляли иную церковь, противницу и соперницу римской
церкви, а катарское духовенство в силу самой строгости принятых им обязательств
являлось для католического духовенства опасным конкурентом. Его следовало
уничтожить любой ценой, чтобы христианство не было поколеблено, а возможно,
и уничтожено. Крестовый поход родился из этого смертельного конфликта,
который мог закончиться, как представляется, только полным разгромом одного
из противников.
Глава из книги Жана Мадоль "Альбигойская драма и судьбы Франции"
Перевод с французского к.и.н. Г. Ф.Цибулько;
научный редактор к.и.н. Н. И.Милютенко
|
