Самым известным случаем демономании является, пожалуй, история Жиля де Ловаля, барона де Рэ, маршала Франции.
Жиль де Рэ родился в 1404 году, в замке Машекуль, на границе Бретани и Анжу. Он происходил из стариннейшего и знатнейшего французского дворянства, из фамилий Монморанси и Краон. Он приходился внучатым племянником знаменитому воителю, коннетаблю Франции, Бертрану Дюгесклену.
Отец его умер когда Жилю было 11 лет, и мать почти сразу же вышла замуж вторично, оставив своих детей Жиля и Рене де Рэ. Опеку над ним принял его дед, Жан де Краон, сеньор Шантосе и Ла Сузы. Этот добродушный и рассеянный старик совсем не занимался его воспитанием и поспешил избавиться от него, женив его в 16 лет.
Уже в юности он блестал при дворе дофина (наследника французского престола). В это время Карл VII находился в самом отчаянном положении: без денег он утратил свое влияние и авторитет. Ему с трудом удавалось удерживать в повиновении только города, расположенные в долине Луары. Несколькими годами ранее во Франции свирепствовала чума, новые бедствия окончательно истощили ее. Она была обескровлена Англией, вскрывшей ей вены, взрезавшей ее до самой сердцевины. Напрасно Карл добивался ссуд, изощрялся в вымогательстве, увеличивал налоги. Разграбленные города, опустошенные поля, по которым рыскали волки, отвечали молчанием на призывы короля, чье право на престол становилось все более сомнительным. Его небольшой двор в Шиноне, опутанный сетью интриг, искал утешения в буйных оргиях, позволяющих забыть о близящейся катастрофе. Они жили сегодняшним днем, разбойничьи набеги и заемы обеспечивали им роскошную жизнь. Они предпочитали не вспоминать о зыбкости своего положения, с презрением смотрели в будущее, предаваясь пьянству в окружении женщин.
Жиль де Рэ, взявший на себя военные расходы, конечно же, был с радостью встречен при дворе. Он оплачивал турниры и балы, снабжал короля крупными суммами и постоянно одалживал деньги придворным.
Кроме того, Жиль приобрел опыт боевых действий с англичанами, хотя и не мог сдержать их продвижения. Части английского войска воссоединились, расползлись по стране, забираясь все дальше и дальше, в их руках уже был Париж. Король подумывал о том, чтобы, бросив Францию на произвол судьбы, укрыться на Юге, и в этот момент появилась Жанна д'Арк.
Карл поручил Жилю де Ре охранять и защищать Орлеанскую Деву. Он был свидетелем чуда. Какая-то простушка укротила сборище подонков и лодырей, привела в чувство трусливого короля, готового к бегству. Он следовал за ней повсюду, участвовал в сражениях, побывал вместе с ней у стен Парижа, присутствовал при коронации дофина в Реймсе. И за свои заслуги в двадцать пять лет был назначен маршалом Франции!
Не прошло и года после того как, вдохновленные Жанной д'Арк, французы одержали победу под Орлеаном, как в одной из стычек под Парижем союзники англичан, бургундцы, захватили ее в плен. Разумеется, при желании, согласно существовавшим тогда обычаям, Карл VII мог выкупить свою избавительницу у неприятеля, но он не проявил ни малейшего интереса к судьбе Жанны. Зато англичане не пожалели отвалить бургундцам требуемую сумму за их пленницу. Жанна должна была заплатить жизнью за нанесенные англичанам поражения. Но англичане эту грязную работу сделают руками французов, а точнее - продажного французского духовенства. Жанна д'Арк была обвинена в колдовстве и сожжена живой в Руане. В день казни в 1431г. ей едва исполнилось 19 лет. Есть некоторые сведения, что Жиль пытался освободить Жанну, подступил к Руану, но опоздал.
В возрасте двадцати шести лет Жиль де Рэ затворяется в своем замке Тиффож. Здесь он жил как император, с пышной свитой, многочисленной охраной, личной церковью.
Барон де Рэ выпадает из своего времени. Окружавшие его пэры были неотесанными невеждами. Он получил блестящее по тому времени образование, которое широко раздвинул еще сам, благодаря своей ненасытной любознательности, страсти к чтению, к знанию. Он же упивался искусством, грезил пронзительными фантазиями, даже написал трактат о таинстве заклинания демонов, обожал церковную музыку, окружал себя разного рода раритетами. Он собрал прекрасную для своего времени библиотеку, выходившую за привычный круг чтения, и тратил безумные деньги на приобретение книг и на роскошные переплеты их.
Двери его замка были открыты для всех. Со всех уголков Франции в замок стекались художники, поэты, ученые, их ждал гостеприимный дом, они проводили время в различных удовольствиях и уезжали, увозя с собой щедрые подарки.
Его прихоти дорого стоили. Он стал испытывать финансовые трудности и ступил на опасный путь заемов, заложил свои замки, продавал земли. Его огромное состояние растаяло меньше чем за восемь лет. У барона произошла ссора с женой, которая уехала к родителям; его младший брат Рене потребовал раздела имущества и добился разрешения короля на это.
В 1436г. Карл VII запретил Жилю дальнейшие продажи. Но этот указ проигнорировали в Британи, где герцог Жан V и канцлер жаждали заполучить его собственность, став единственными покупателями барона, они диктовали ему цены.
В попытке предотвратить разорение Жиль не придумал ничего лучшего, как обратиться к методам алхимии. Жиль Рэ разделял алхимические мечтания своего времени. Он решил во чтобы то ни стало и не останавливаясь буквально ни перед чем овладеть этим волшебным средством, которое должно было повергнуть к его ногам чуть не весь мир, по меньше мере, дать ему безграничное богатство и вечную юность.
Нужно добавить, что во времена де Рэ существовал эдикт Карла V, запрещавший под страхом тюремного заключения и даже виселицы занятия черной магией, и что оставалась в силе специальная булла Папы Иоанна XXII, предававшая анафеме всех алхимиков. Чернокнижие находилось под запретом и поэтому было особенно притягательно. Жиль прилежно изучал руководства, но разобраться в них было не так-то просто. Эти книги были набиты галиматьей, невразумительной тарабарщиной. Сложные аллегории перемешивались с метафорами, двусмысленными и неясными, с бесконечными символами, туманными притчами, загадками и цифрами.
Само собою разумеется, что, как только это желание в нем обозначилось, его осадила целая свора бессовестнейших шарлатанов. В замке его, Тиффоже, запылали печи, и в них начали варить, кипятить, возгонять, перегонять и калить всевозможную бурду.
Все опыты ни к чему не приводили. В конце концов Жиль поверил в то, что чернокнижники были правы, утверждая, что нельзя обойтись без помощи Сатаны. И он перешел от белой магии к черной. Обступившие его заклинатели духов инсценировали борьбу с чертом, слышался грохот, и можно было почувствовать запах серы при возвращении дьявола в преисподнюю. Из всех этих опытов суеверный барон сделал вывод о возможности вызывать нечистую силу, не поняв того, как его дурачат шарлатаны.
Особого расположения у Жиля де Ре добился итальянский колдун Франческо Прелати. У этого кудесника, по его словам, был домашний демон по имени Баррон. Прелати вызывал его к себе, когда был наедине, и тот немедленно являлся, но только одному Прелати, Жиля он почему-то стеснялся и не показывался ему. У демонов есть свои капризы, и почему ж им не быть у них?
Не знаешь, чему больше удивляться - наглости ли итальянского шарлатана или умилительному легковерию французского маршала. И чего только ни выделывал с ним итальянец. Однажды, например, он объявил Жилю, что на его настойчивые мольбы его домашний демон Баррон, наконец, смилостивился и приволок ему целую груду золота, огромные слитки которого покрыли весь пол в его комнате. Но демон почему-то распорядился, чтоб Прелати не смел прикасаться к этому золоту, пока ему сам Баррон не скажет, что можно. Само собою разумеется, что восхищенный Жиль пожелал видеть это золото, хоть издали на него полюбоваться. Прелати и повел его в свою комнату, но, отворив ведущую в нее дверь мгновенно отшатнулся, захлопнул дверь и с трепетом сообщил Жилю, что в комнате сидит громадный зеленый змей (доволховались до зеленого змия!..). Разумеется, оба в испуге, один в совершенно натуральном, другой в поддельном, обратились вспять. Жилю, однако, не хотелось отказать себе в удовольствии либо полюбоваться на груды золота, либо посмотреть хоть, за неимением лучшего, на зеленого змия. Он вооружился Распятием, в котором, по преданию, была вделана частица настоящего Креста Господня, и настаивал на том, чтобы опять идти в ту комнату. Но Прелати ему доказал, что если они будут сражаться с демоном силою Креста, то тогда им нечего и рассчитывать на его помощь. Это было вполне последовательно и разумно, и Жиль покорился. Между тем демон, очевидно осведомился, что против него хотели строить козни, и в наказание за это превратил золото в мишуру, которую Прелати превратил в красный порошок.
Жиль изо всех сил хлопотал о том, чтобы войти в дружбу с этим дьяволом. Но Баррон был демон удивительно несговорчивый и неподатливый. Прелати объяснил, что демон сердит на Жиля, сердит за то, что тот все еще не принес ему никакой жертвы.
Как известно, больше всего дьявол любит принимать в подарок "невинных детей". Народная молва потом приписывала Жилю от 7 до 8 сот таких жертв, но в обвинительном акте его процесса поставлена другая цифра - 140!
Посланники Жиля охотились за детьми по деревням и городам под предводительством главного ловчего, де Брикевиля. Старуха Перрина Мартен заманивала детей, слуги барона заталкивали их в мешки и несли в замок. Подробности убийств, фигурировавшие на процессе, ужасны. Говорилось, что Жиль перерезал своим жертвам горло, вырывал внутренности, насиловал агонизирующих детей, расчленял трупы, коллекционировал понравившиеся головы...
Но история Жиля уже клонилась к развязке. Мы уже рассказывали о том, что де Ре продавал свои имения одно за другим. Продавал он их своим соседям: герцогу бретонскому Жану V и его канцлеру, епископу нантскому Малеструа; продажа совершалась с оставлением за Жилем права на обратный выкуп, так что это была, пожалуй не продажа, а скорее заклад. Но покупатели сообразили, что если бы, например, Жиль умер, то его владения, как невыкупленные, за ними бы и остались. Эта мысль показалась им достаточно соблазнительною, чтобы погубить Жиля. Они умненько за ним проследили и осведомились о том, что он занимается магией и тщится войти в тесные сношения с демоном, и, по слухам, приносит ему в жертву детей. Этого было вполне достаточно, чтобы осудить его на смерть обоими судилищами: и духовным, и светским. Но напасть прямо и открыто на могучего барона было небезопасно, надо было выжидать благоприятного случая, и он как раз не замедлил представиться.
Жиль продал одно из своих владений казначею бретонского герцога, Жофруа Феррону. Его брат, Жан Феррон, был принят в духовное звание и хотя еще не имел никакого места, но уже пользовался всеми правами духовного лица, между прочим, личною неприкосновенностью. И вот вдруг у него вышла какая-то ссора с Жилем. Крутой на расправу барон захватил с собою с полсотни вооруженных людей и ворвался в замок (свой же, проданный Феррону; в нем после продажи и поселился Жан Феррон). А Феррон как раз в это время служил в замковой церкви обедню. Жиль с толпою своих людей, потрясая оружием, ворвался в церковь, оскорбил Жана, потом увел к себе в замок, заковал по рукам и ногам и заточил в подвал.
Вышло прескверное дело. Суть состояла в оскорблении духовного лица, а духовенство необычайно ревниво оберегало свои привилегии. Но за дело взялся прежде всего сам герцог бретонский. Он послал к Жилю с требованием немедленно освободить пленных и очистить проданный замок, грозя за непослушание крупным денежным штрафом. Оскорбленный угрозами, Жиль избил посланного герцога и его свиту, а герцог в ответ на это немедленно осадил замок Жиля Тиффож. Жилю пришлось покориться.
Прошло несколько времени, и Жиль, терзаемый беспокойством, порешил сделать визит своему герцогу, имея в виду помириться с ним. Жиль побывал у герцога, принят был хорошо. Все, казалось ему, было забыто, и у него в замке вновь запылали печи и заклокотали разные алхимические зелья; окрестный народ знал об этом и кстати распустил слух, что Жиль снова зарезал несколько детей для своих дьявольских работ. Все это, конечно, было немедленно доведено до сведения властей светских и духовных.
Светские колебались, не решаясь наложить руку на могучего барона, но зато духовные самым деятельным образом подготовляли его гибель.
Первую атаку на него открыл епископ Малеструа. Он сделал заявление о всех известных ему злодействах Жиля, об умерщвлении им детей при его эротических неистовствах, о служении дьяволу, занятиях колдовством. На первый случай епископ указал поименно нескольких свидетелей, упомянув, впрочем, о том, что свидетелей много. Свидетелями были женщины, у которых пропали дети и которые это исчезновение приписывали Жилю, очевидно, лишь опираясь на его репутацию душегуба, установленную народной молвою.
Надо было решиться на что-нибудь отважное, то есть лучше всего схватить Жиля и его людей, а раз они будут в руках правосудия, тогдашние юридические приемы и средства, т.е. пытки, развяжут у арестованных языки.
Епископ вызвал Жиля в духовное судилище. Жиль, получив эту повестку, явился на суд, нимало не колеблясь и без всякого сопротивления. Его двое главных приспешников, Силье и Брикевиль, заблагорассудили, однако, удариться в бегство; об этом сейчас же узнали, и это произвело неблагоприятное для Жиля впечатление. Все же остальные близкие слуги Жиля и Прелати были арестованы и отправлены в Нант.
К епископу присоединилась инквизиция, преследовавшая ересь, и одновременно гражданский суд, поддержанный при дворе герцога. Епископ, инквизитор и герцог использовали этот великолепный повод, чтобы объявить Ре еретиком, поскольку таким образом они конфисковывали его собственность. Герцог уже до начала суда начал распоряжался предполагаемой долей земли барона де Ре.
Первое открытое заседание суда долго и тщательно готовили. Собрали, где могли, родителей, у которых пропали дети, и убедили их в том, что виноват в этом Жиль де Ре; подобрали лжесвидетелей. И вот, когда 8-го октября 1440 года оно состоялось, громадный зал суда был переполнен народом, среди которого громко раздавались неистовые вопли родителей, потерявших детей, люди выкрикивали проклятья и благословляли суд, который взялся за разоблачение злодея. Эта же сцена повторилась еще и в следующее заседание, а затем обличители в зале суда уже больше не допускались; надобность в них миновала, потому что ожидаемый эффект ими ужe был произведен, даже с избытком.
Слуги Жиля были очень тщательно "обработаны" в застенках судилища, потому что обвинения были подавляющие. Не забыли, конечно, и поругания святыни, то есть бесчинства в церкви, о котором выше упомянуто, и самоуправства с духовным лицом. О детоубийствах упомянуто совсем мимоходом, наравне с его пьянством, кутежами, которые годились, как основание для заключений общего характера о его преступности и злодействе.
Итак, обвинение, состоявшее почти из полусотни пунктов, охватывало три главных вопроса: 1) оскорбление служителя церкви (за совершение насилия над Ферроном); 2) вызывание демонов; 3) убийства детей, отягощенные издевательствами и сексуальными извращениями. Вызывание духов дополнялось обвинениями в человеческих жертвоприношениях.
Прокурор, разобрав пункты обвинения, дал свое заключение о распределении подсудности. Противоестественные страсти и дебош в церкви, оскорбление святыни суду инквизиционному не подлежали, но подлежали суду епископскому. Все же остальное, как-то: служение дьяволу, его вызывание, следовательно, богоотступничество, явная и злая ересь, отходило в ведение инквизиции.
Была очевидна беззащитность Жиля перед судом, задавшимся целью просто-напросто сбыть с рук личного врага. Ему не дали адвоката и не допустили в суд его нотариуса. Все его надменные крики о том, что он считает позором являться перед таким судом, что его судьи злодеи и симониаки (то есть торговцы местами и должностями), что он лучше согласится идти на виселицу, чем на такой суд и т.д., конечно, никто не слушал, и суд продолжал свое дело. Когда же после чтения обвинительного акта Жиль коротко ответил на обычный вопрос, что весь этот документ - сплошная ложь и клевета, епископ торжественно произнес его отлучение от церкви. Жиль вновь с настойчивостью требовал над собою другого суда, но его еще раз не стали слушать, объявили его протест произвольным и неосновательным. После того ему дали время, чтобы приготовиться к защите.
Что после того происходило, трудно с точностью судить. С Жилем что-то "сделалось" или вернее, "сделали". Когда он вновь появился перед судом, это был совсем не тот надменный барон, который так заносчиво форсил в заседании, происходившем всего лишь неделю перед тем.
Он кротко покорился суду, против которого так пылко протестовал, преклонил колено перед епископом и инквизитором, даже стонал и рыдал, принося искреннее раскаяние в своей прежней заносчивости и умоляя, чтобы с него сняли отлучение. В своих злодействах он тут же принес повинную. Он вообще день за днем, видимо, падал духом и прямо готовился к смерти.
Начался допрос свидетелей, из которых двое служителей Жиля, Андре и Пуату, взвели на него целую груду ужасов. Но особенно ценны были показания Прелати, который дал удивительно обстоятельную и пространную картину магии и некромантии, которым при его участии предавался Жиль Рэ. Но тут опять всплывает удивительное обстоятельство. Этот Прелати, явный некромант, человек, обладавший прирученным чертом, вышел сух из воды. Его выпустили на свободу живым и здоровым, равно как и зловещую Меффре, поставщицу живого товара. Очевидно, судьи праведные были им слишком признательны за их показания и считали неблагородным карать столь полезных свидетелей.
В своем постепенном принижении гордый барон дошел до того, что потребовал, чтобы его исповедь была прочитана всенародно. Он рыдал и стонал перед народом, просил прощения у родителей загубленных им детей, молил примирить его с церковью, просил своих судей молиться за него. И надо полагать, что эта картина раскаяния великого грешника произвела глубокое впечатление, потому что после его казни немедленно была устроена торжественнейшая процессия. Духовенство и целая толпа народа, только что перед тем его проклинавшая, с молитвенным пением шла по улицам, моля за упокой его души.
Жиль был приговорен к повешению и сожжению трупа. С ним осудили только двух его сообщников, быть может, тех, которые туже всех других давали показания против своего господина. Прелати и другие слуги, как мы уже сказали, были отпущены.
Однако был ли Жиль де Ре действительно виновен в приписываемых ему преступлениях? Многое вызывает сомнение. Ре был подвергнут пытке, пока не пообещал сознаться "добровольно и свободно" (как отмечено в судебных отчетах). Чтобы Ре не отрекся от признания, ему была обещана милость в виде удушения перед сожжением. То что инквизиции удалось сломить барона не вызывает удивления, ведь до него такая судьба постигла целый рыцарский орден Тамплиеров. Такова была эффективность следственных методов. Некоторые историки недаром сравнивают процесс Жиля де Ре с судом над тамплиерами: и там и тут вымышленные обвинения, сфабрикованные, чтобы создать предлог для захвата имущества осужденных. Монстреле, хронист XVв., высказывал свои подозрения по поводу обоснованности суда: "Большинство дворян Бретани, особенно те, что находились с ним в родстве, пребывало в величайшей печали и смущении от его позорной смерти. До этих событий он был гораздо более знаменит как доблестнейший из рыцарей". Из сотен слуг барона были допрошены лишь некоторые. В замках маршала, вопреки молве, которой мерещились забитые костями подвалы, не нашли ни одного трупа. В число судей были назначены злейшие недруги барона.
Жанна д'Арк была реабилитирована в 1456г., чтобы умиротворить победившую Францию, а в начале XX века она была канонизирована, как святая. Репутация ордена тамплиеров, оставившего заметный след в истории, тоже была очищена от нелепых обвинений. История же Жиля де Ре окружена таким густым туманом легенды, созданной в ходе процесса, что уже трудно или невозможно разглядеть подлинные черты человека, бывшего некогда сподвижником Жанны д'Арк. Что касается "Синей Бороды", Чарльз Лие, оговариваясь, что он не знаток по части народных преданий, все же крепко удивляется, какими путем Жиль Рэ превратился в "Синюю Бороду" народных сказаний. Между тем, в одной бретонской балладе имя Синей Бороды и Жиля Рэ так чередуется в куплетах, что оба лица, очевидно, считались за одно. Народная фантазия превратила замученных детей в убитых жен. А синий цвет бороды, вероятно, идет вообще из другой легенды.
Обвинениям против Жиля де Рэ почему-то верят чаще, чем другим. Может быть потому, что романтическая литература с удовольствием эксплуатировала его имя, превратив в самого жуткого злодея того, кто мог бы почитаться, как национальный герой Франции. Между тем, эти обвинения до тошноты стандартны. Старая поговорка гласит: "Когда хотят убить собаку, говорят, что она бешеная". Стремясь возбудить всеобщее любопытство и враждебность, теологи изобрели все эти мерзости и приписывали их то катарам, то тамплиерам, то ведьмам, то масонам. Когда-то, во время гонений на христианство, распространялись подобные же легенды о гнусностях христианского культа - свальном грехе во время богослужений, неистовых пиршествах, причащении кровью младенцев и т.д. Если просуммировать количество детей, якобы погубленных "ведьмами", станет удивительно, как это европейцы не вымерли совсем. Процесс над Рэ отличает только большая обстоятельность по сравнению с обычными судами над "ведьмами": свидетели, подробности... Это объясняется положением, которое занимал обвиняемый; а также то, что массовая "охота на ведьм" еще не началась и это была как бы репетиция. "Проба пера" показала, что инквизиции по зубам даже маршал Франции. Позднее, когда такие процессы стали обычными, у инквизиции не было ни желания ни возможности подходить к ним столь обстоятельно...

Источник:
Классическая демонология, сочиненная некогда перепуганными клириками