"Миновал век рыцарства, сменившись веком софистов, экономистов и счетоводов, и слава Европы погасла навсегда!" Сей возмущенный вопль Эдмунд Берк исторг в связи с трагической судьбой Марии Антуанетты и, пожалуй, в определенном смысле был прав, увязывая гибель рыцарства с концом французского Старого режима (ancien regime). Но, по-моему, большая часть людей скорее сочла бы, что век рыцарства закончился задолго до 1791 года и искать истинное рыцарство следует в средневековье, а не в начале Нового времени. Этот "век" можно было бы поместить, скажем, где-то между 1100 годом и началом XVI века - то есть между началом первого крестового похода и Реформацией; между созданием "Песни о Роланде" и смертью Баярда (1); между победой норманнских рыцарей при Гастингсе (2), запечатленной на гобеленах Байо, и триумфом артиллерии. Но действительно ли существовал - даже в те времена - век рыцарства? Воспринималось ли понятие рыцарства вообще когда-либо как нечто большее, чем учтивые, вежливые манеры и внешний лоск, то есть было ли оно понятием чисто формальным, не имевшим сколько-нибудь существенного общественного значения, не говоря уж о том, чтобы составлять "славу Европы"? И если рыцарство все-таки было некогда не просто формальным понятием, то в чем конкретно проявлялась его сущность? Таковы проблемы, исследование которых и составляет содержание данной книги, хотя ответы на все эти вопросы найти нелегко.
"Рыцарство" - уже одно это слово, хотя само понятие и весьма расплывчато, способно вызвать восхищение, пробудить в памяти различные образы прошлого: рыцаря в полном боевом облачении, а может, и с красным крестом на плаще, отправляющегося в Святую Землю; средневековые боевые операции в чужих странах; замки с высокими башнями и обитающими в этих башнях прекрасными дамами... Именно по этой причине практически невозможно точно расшифровать слово "рыцарство". То есть, можно, конечно, трактовать данное понятие в разумно узких пределах, ограниченных значением слова "рыцарь" или, по-французски, chevalier (шевалье): это слово обозначает мужчину, аристократа и чаще всего отпрыска знатного рода, способного в случае призыва на службу полностью экипировать себя, то есть обзавестись боевым конем и такими оружием и доспехами, какие следует иметь в тяжелой кавалерии, а также - прошедшего определенный обряд "посвящения", который и делает его собственно рыцарем. Однако же абстрактное понятие, выраженное английским словом "chivalry" (рыцарство), производным от французского chevalier ("рыцарь", а буквально "всадник"), так просто классифицировать невозможно. Этим понятием и его разнообразными оттенками средневековые писатели пользовались для обозначения самых различных вещей и явлений и в самых различных контекстах. Порой, особенно в ранних текстах, это слово означает всего лишь отряд тяжело вооруженных всадников, группу шевалье (chevaliers). Иногда под рыцарством подразумевается некий орден - по аналогии с орденами религиозными - или же определенное сословие, общественный класс, то есть класс воинов, чьи боевые функции, по мнению средневековых писателей, заключались в защите Отечества (patria) и Церкви. Порой в это понятие включают заодно и всю систему ценностей, свойственных данному ордену или сословию. Рыцарство неразрывно связано как с миром войн и конных воинов, так и с понятием "аристократия", ибо рыцари обычно были людьми благородного происхождения. А с середины XII века понятие это часто приобретает еще и этический или религиозный оттенок. Однако по-прежнему не поддается точному определению. Слово же "рыцарcтво" имеет значение, скорее, общее, нежели точное. Но если мы все хотим как-то приблизиться к намеченной цели и выяснить, действительно ли рыцарство - в период с 1100 по 1500 годы - имело определенный и значительный вес в обществе, то для начала необходимо найти такие источники, которые дали бы достаточно разумное и пространное определение того, что может и должно означать это слово, поскольку сами мы явно не сумеем так просто ни классифицировать его ни отыскать его значение в словаре.
Существуют различные виды источников, к которым мы можем обратиться в поисках подсказки. Среди наиболее очевидных - средневековые куртуазные (или рыцарские) романы, авторы которых с огромным воодушевлением разъясняют читателю, почему герои рассказанных ими историй являют собой образец истинного рыцарства. "Эта книга поведает вам о вещах прекрасных, которые следует запомнить во имя прославления благородства знати (noblesse) и рыцарства, а также в назидание всем представителям сильного пола и более всего тем, чье главное желание - достичь высшей славы с оружием в руках". Это слова из вступления к рукописному изданию романа "Ланселот" (3) 1488 года. Тексты подобных романов действительно очень помогают, по крайней мере в одном смысле: в определении туманного этического значения понятия "рыцарство". Даже на самом раннем этапе мы обнаруживаем, что авторам рыцарских романов свойственно объединять определенные качества, которые они явно считают классическими добродетелями истинного рыцаря, в некий "стандартный набор": храбрость (prouesse), верность (loyaule), великодушие (largesse), учтивость (courtoisie) и franchise (под этим словом подразумевается свободная, смелая и искренняя манера поведения, являющаяся безусловным свидетельством как благородного происхождения, так и добродетельности). Соединение всех этих качеств в истинном рыцаре можно обнаружить уже в романах Кретьена де Труа (написанных приблизительно в 1165-1185 гг.); со "времени Кретьена" (4) и до конца средневековья высокие качества эти, определяющие стереотип рыцаря, остаются неизменными.
Однако же для историка существует немалая трудность в использовании данного стереотипа для своих целей. Как применить некий идеал, почерпнутый в мире вымысла и фантазии, к реальной действительности, которой историк, собственно, и занимается? Страницы романа заставляют читателя погрузиться в царство, совершенно неведомое истории: здесь победы одерживаются одной рукой, здесь легко преодолеваются непреодолимые препятствия, здесь текут реки, которые можно перейти лишь по хрустальному мосту, а то и по лезвию меча; здесь в бескрайних лесах всадник запросто может наткнуться на отшельничий скит, в изображении которого явственно просматривается влияние "Мистерии Страстей Господних", часто представляемой во время торжественных богослужений, а то и встретить самого Зверя Рыщущего (то есть дьявола) (5). Авторы рыцарских романов открыто признают, что их повествовательная манера "неистова". Тот ветер страстей, что веет над зачарованной страной их произведений, уносит прочь скуку сценических ограничений, свойственных спектаклям, которые ставит реальная жизнь. Идеальный рыцарь, соответствующий взглядам тех, кто, по сути своей, представляет литературу эскейпизма, - вряд ли многообещающий образец для ученого, занимающегося историей общества.
На самом же деле нам не раз придется обращаться к рыцарским романам, хотя их свидетельства и чересчур уязвимы для критики, ибо вне этой литературы рыцарство действительно представляется не более чем благородной оболочкой, чем-то внешним, состоящим лишь из красивой формы, пылких слов и пышных церемоний, благодаря чему человек знатного происхождения может немного смягчить свои кровожадные действия, прикрывая их всякой мишурой и позолотой, позаимствованной в романах. Многие историки - и среди них великий Хейзинга, чья "Осень средневековья" представляет собой классическое описание рыцарства в конце Средних веков, - стремились доказать, что это именно так и есть. Склонность куртуазной средневековой культуры к подражанию, приведшая в XV веке к театрализованным постановкам рыцарских турниров в костюмах артуровой эпохи и воспроизведению во время пиров сцен и церемоний, описанных в рыцарских романах, подкрепляет аргументы этих историков. Будь я согласен с подобной точкой зрения, никогда не стал бы даже браться за эту книгу; к тому же, подобную точку зрения не так-то легко опровергнуть- то есть , мы изначально не можем принять того идеального рыцаря - этакий образец высшей доблести - которого предлагает нам средневековая литература, как основу для определения главного понятия в исследовании, посвященном роли и общественной значимости рыцарства.

Примечания

1 Древнейшая дошедшая до нас рукопись "Песни о Роланде" (Chanson de Roland) относится примерно к 1170 г., однако поэма сложена значительно раньше и сюжетно связана с неудачным походом франкского короля Карла Великого в Испанию в 778 г.
Баярд (Баяр), Пьер Террель, сеньор де Баярд, по прозвищу Рыцарь без страха и упрека (1475-1524) - французский военачальник, участник итальянских войн 1494-1559 гг.
2 Битва, во время которой норманны в 1066 г. под предводительством Вильгельма, герцога Нормандского, ставшего впоследствии воролем Вильгельмом I Завоевателем, одержали победу над англосаксонскими войсками.
3 По всей вероятности, это одна из частей прозаического цикла "Ланселот-Грааль" (XIII век), точнее "Книга о Ланселоте Озерном", а не роман Кретьена де Труа "Рыцарь телеги, или Ланселот", который был написан между 1165 и 1175 гг. О цикле "Ланселот-Грааль" см. подробнее далее.
4 Первая франко-провансальская поэтическая версия "Романа об Александре датируется 30-ми годами XII века. Ее автором был некий Альберик из Бриасона (или Безансона) , т.е. уроженец долины Роны. Описывая систему воспитания молодого Александра Македонского, (разумеется, личности не исторической), Альберик изложил систему своих взглядов на воспитание настоящего рыцаря.
5 Эти примеры взяты из "Рыцаря телеги" Кретьена де Труа (мост меча), из "Перлесвауса" (хрустальный мост и хижина отшельника), а также из Мэлори (Книга IX, гл.12:"зверь ревущий"). - прим. авт.

1  2  3  4  5