В
административной, политической и интеллектуальной истории кипрского XVI
века Флорио Бустрон сыграл очень важную роль. Это вызвано как его заботой
об увековечивании наследия франкского общества, так и желанием определить
новую идентичность острова при помощи идей, созданных историками итальянского
Возрождения.
Документы
не дают точного представления о происхождении этого рода; были попытки
развить линию сирийских предков, несмотря на то, что эта гипотеза базируется
на спорной лингвистической интерпретации, согласно которой этот патроним
произошел от Батрон (Batroun) – названия порта на побережье Ливана. Это
предположение не случайно, учитывая, в какой мере Бустроны разделяют участь
других сирийских семей XV века; как и семьи Аудет (Audeth), Биби (Bibi)
или Ури (Uri), Бустроны добиваются значительного числа должностей в центральном
административном аппарате Лузиньянов, и постепенно взбираются вверх по
лестнице феодального общества. В XVI веке Бустроны возводятся в ранг аристократии
и заключают союзы с лучшими кипрскими родами.
Жизнь
и карьера Флорио по сей день частично покрыты мраком; так, дата его рождения
не документирована, хотя и может быть отнесена к периоду между 1500 и
1510 гг. Нет ничего определенного и относительно интеллектуального и морального
развития юноши, и ничто не подтверждает того, что он продолжил обучение
вне острова, в частности – в Италии; тем не менее, заметим, что его юридические
и лингвистические познания (итальянский, французский, греческий и латинский
языки) очень скоро приводят к тому, что его признают авторитетом; между
1531 и 1534 годами Флорио, на тот момент – нотариусу – поручают перевод
на итальянский книги «Устои Королевства Иерусалимского и Кипрского» (Assises
du Royaume de Jerusalem et de Chypre). По завершении этого перевода –
который будет опубликован в Венеции в 1535 году – он становится центральным
персонажем в правительстве Кипрского Королевства.
Между
1544 и 1566 гг. Флорио преданно служит интересам венецианского правительства;
занимает младшие должности секретана (secretano) или нотариуса на официальной
службе, в так называемой Secreta; его обязанности заставляют его подготавливать
дела для процессов, проводившихся Прокурорами Цитры (Citra) или различными
главными районными инспекторами. Он создает практики (pratichi) (например,
в 1549 году), сочиняет трактат о правилах рыцарства (1552 год), составляет
фискальный трактат о сельскохозяйственных доходах (1554 год), описывает
границы владений королевства (1566 год). Доверие, оказываемое ему колониальными
должностными лицами (Леонардo Дона (Leonardo Dona) в 1557 году, Антонио
Дзане (Antonio Zane) – в 1559-м, Бернардо Сагредо (Bernardo Sagredo) –
в 1562-м), доказывает, что в последние двадцать лет венецианского владычества
Флорио был тесно связан с административными делами. И каждый раз его восхваляют
за лингвистические и юридические способности; в глазах всех свидетелей
он являет собой воплощение памяти устоев кипрского государства.
Парадоксально,
но, кажется, эта позиция у власти не разбудила в нем жажды материального
богатства. В архивных документах его имя не фигурирует среди землевладельцев
или распорядителей публичных доходов, в отличие от других членов его семейства.
Два нотариальных акта, датируемые сентябрем 1562 и февралем 1563 года,
упоминают о Reverendus dominus presbiter Florius Bustronus Nicosiensis
(Преподобном пресвитере Господнем Флориусе Бустроносе из Никосии – лат.,
прим. переводчика) и, если они действительно относятся к нашему персонажу,
приводят к мысли, что Флорио был более склонен к духовной жизни; все в
тех же актах говорится и о том, что Иоаннес Бустронус (Johannes Bustronus)
– брат Флориуса – облачился в рясу Августинцев. Этот факт доказывает,
что в семействе Бустронов времен Чинквеченто существовала сильная традиция
писательства, продолжившаяся и в следующем веке, в период римского или
венецианского изгнания. Последнее документальное свидетельство о Флорио
было оставлено нам Этьенном де Лузиньяном (Etienne de Lusignan), который
встретился с ним в 1568 году. В дальнейшем следы его теряются, хотя Джованни
Содзомено (Giovanni Sozomeno) и упоминает имя Флорио среди жертв штурма
Никосии, предпринятого оттоманскими войсками 9 сентября 1570 года. Впрочем,
эта информация может относиться и к его тезке.
Главным
произведением Флорио Бустрона бесспорно остается объемный рассказ, который
Рене де Ма-Латри (Rene de Mas-Latrie) в 1886 году опубликовал под названием
Хроника острова Кипр (Chronique de l’ile de Chypre). Это название – творение
современного издателя – сводит к чисто прозаическому жанру произведение
гораздо более широких горизонтов; на самом-то деле речь идет об Истории
Кипра, что и подтверждается заглавиями манускриптов из Парижской Национальной
Библиотеки (История, или же комментарии Флорио Бустрона - Historia overo
commentarii di Florio Bustron), лондонской Британской Библиотеки (История
Кипра – Istoria di Cipro) или генуэзской Университетской Библиотеки (История
Кипра – Historie de Cipri). В богатом историографическом наследии острова
франкского и венецианского периодов произведение Флорио является первой
попыткой исторического синтеза. Вместо того, чтобы удовольствоваться летописным
повествованием – как поступил его родственник Джорджо (Giorgio) в 1500
– 1510 гг. – Флорио штудирует источники различного происхождения, дабы
написать оригинальный трактат; не датированный, но создание которого,
кажется, относится к началу 1560-х годов, то есть – к периоду зрелости
историка; он и сам уверяет, что задумал это сочинение много лет назад
(«Любовью к моей светлейшей и благороднейшей родине движимый многие годы...»,
стр. 7). Это произведение завершает – вполне логично – целую серию трактатов,
созданных Флорио в 1550-е годы.
Ничто
не свидетельствует о том, что Флорио ознакомился с коллекциями итальянских
библиотек, чтобы выстроить свои рассуждения, хотя в какой-то момент он
и ссылается на хроники, прочитанные им в неаполитанской библиотеке Сан
Лоренцо (стр. 408). Более вероятным кажется, что Флорио собирал информацию
из итальянских книг и манускриптов, бывших в ходу в Никосии. Кроме того,
он пользуется хрониками времен правления Лузиньянов и, особенно, - теми
публичными и частными архивами, которые он знает в совершенстве. По всей
вероятности, Флорио испытывал отвращение к свидетельствам своих современников,
единственным исключением были его беседы с отцом, о которых он упоминает
в начале произведения. Флорио стремится подать себя в качестве эрудита,
тем самым, приближая по духу свой трактат к ученым работам европейского
Возрождения.
Манера
повествования Флорио действительно отличается от хроник правления Лузиньянов,
и выстраивается по критериям, принятым у итальянских историков. В прологе
Флорио определяет свой метод исследования – обращение к классическим авторам
и авторитетам – и представляет методический план, которому собирается
следовать. В частности, он заявляет о своем желании не ограничиваться
заявлениями чисто исторического характера; он желает составить систематический
свод энциклопедического толка, посвященный цивилизации острова, путем
описания основных форм рельефа и гидрографии, а также – создания нескольких
глав о выдающихся людях, родившихся на этом острове в эпохи древние или
христианские, и признанных за их научные или политические, моральные или
религиозные качества.
С
этим своим подходом к островной истории Флорио оказывается первым кипрским
писателем, рассматривающим историю острова вне христианской перспективы.
Археологические находки, появившиеся, благодаря кипрским аристократам
или венецианским чиновникам (саркофаг Амазонок из Солои (Soloi), обнаруженный
в 1557-1558 гг., различные предметы и украшения, найденные в Саламине
(Salamina), доказали, что островная цивилизация приобретала свой аристократический
статус во время этой Античности, столь дорогой людям Возрождения. Флорио
«подкрепляет» свой трактат заимствованиями из греческих (Геродота, Гомера,
Страбона, Павсания, Клавдия Птолемея и т.д.) и латинских (Тита Ливия,
Плиния, Овидия) классиков, что позволяет ему создать относительно детальную
картину классической, эллинистической и римской эпох. Стоит подчеркнуть,
что Флорио – первый эрудит, пытающийся взяться за историческую географию
острова: он попытался определить местоположение античных городов и набросал
карту административного разделения периода Чинквеченто, которая помещена
в начале парижского манускрипта.
Обращение
к славным страницам античной истории Кипра ничуть не принижает христианскую
средневековую историю, потому как Флорио посвящает бoльшую часть своего
повествования политической истории правления Лузиньянов, уделив ей 413
страниц. В этой части Флорио обращается к легко определяемым источникам,
черпая сведения из текстов, к которыми обращались кипрские писатели в
середине Чинквеченто; Флорио заимствует сведения из Продолжений (Continuations)
Гийома Тирского (Guglielmo di Tiro), Толкования (Exegesis) Леонтия Махера
(Leontios Machairas), из воспоминаний Филиппа Новарского (Filippo di Novara)
и Жерара де Монреаль (Gerard de Monreal), из хроники, носящей название
Амади (Amadi), из повествования Джорджо Бустрона, и наконец – в особой
степени – Флорио дополняет свои источники архивными документами, с которыми
ему удалось познакомиться во время своих расследований в учреждениях различных
административных служб.
Однако,
из этого списка «заимствований» не стоит делать вывод, что произведение
Флорио ограничивается лишь рамками терпеливо созданной компиляции. Его
повествование характеризуется прежде всего стремлением сделать однородным
самый разнообразный материал, написанный на греческом, латинском или французском
языках, чтобы представить его синтез на итальянском; несомненно, его талант
переводчика способствовал объединению самых разнородных источников. Повествование
следует строго хронологическому сюжету, из которого исчезают отступления,
столь милые средневековым хронистам. Таким же образом Флорио отвергает
и все, что относится к области чудес или скандалов. Кроме того, он отказывается
от деталей, особенно – связанных с частной жизнью Лузиньянов. Флорио занимает
отстраненную, нейтральную, почти что холодную позицию, противоположную
страстному стилю изложения Леонтия Махера. Он желает оставить ясное произведение,
чтобы заставить своего читателя задуматься над судьбой острова; предоставляет
повествование, совершенным образом центрированное на Кипре, в котором
принцип территориальности преобладает над другими критериями, присущими
религии или нации.
В
начинании Флорио самым удивительным остается его молчание по поводу периода
венецианского владычества, потому как повествование его заканчивается
в 1489 году; ведь Флорио куда больше подходил для описания различных его
фаз, чем Этьенн де Лузиньян, который напишет об этом периоде в 1572 году,
во время своего итальянского изгнания. Почему вдруг это упорное молчание,
никогда не объясняемое? Лишь однажды Флорио позволяет себе обличить венецианскую
политику, критикуя чрезмерные расходы, вызванные сносом замка в Лимассоле.
Действительно, кажется, что Флорио никогда не был враждебен Венеции, но,
как историк, он признает, что славные времена острова прошли; с легкой
грустью и горечью он замечает в 1489 году, что «превратилось Кипрское
Королевство в провинцию» (стр. 458).
В
ретроспективе это лаконичное замечание характеризует весь стиль Бустрона.
Его истинное намерение выходит за рамки простой констатации ряда эпизодов
и исторических событий, и стремится реабилитировать образ острова в глазах
Итальянцев, а – возможно – и всех европейских писателей; в то время, как
Кипр превращен в далекую провинцию «владычицы морей» (то есть – Венеции,
прим. переводчика), Флорио прибегает к идеологическому оружию итальянцев,
чтобы продемонстрировать, что остров обладает достойной уважения античной
цивилизацией, что доказывает, что «Кипр античности никакому другому острову
не уступает» (стр. 10); так, он, не колеблясь, приписывает кипрское происхождение
Гомеру, родившемуся в Саламине... Вспоминая об установлении на острове
власти Византии в IV веке, Флорио настаивает на свободном выборе киприотов
впасть в зависимость от императора Константина. Независимый во времена
Античности, протекторат Византии, снова независимый в эпоху Лузиньянов,
Кипр не может удовольствоваться унизительным статусом провинции итальянского
государства. Из этого не следует, что Бустрон был ярым противником венецианских
властей; его долгая карьера нотариуса и секретана на службе у колониальных
чиновников ясно свидетельствует об обратном. Просто Бустрон не может решиться
на то, чтобы окончательно принять подчиненность штандарту Святого Марка,
ставшую неизбежной из-за политического и военного краха франкского королевства
в XV веке.
Произведение
Флорио обращено не к одним только итальянцам, но – и к киприотам, и нельзя
посчитать случайным посвящение «славным сеньорам, графам кипрским» (стр.
7). Бустрон намерен возродить гордость киприотов, чтобы пробудить в них
«национальное» сознание. Анализ терминологии, используемой Флорио для
обозначения обитателей острова, показывает, что термин Cipriota (Киприот)
– образованный при помощи уменьшительного, чтобы не сказать – уничижительного
суффикса, отвратителен историку; он предпочитает создать неологизм Ciprio
(Кипрей), дабы передать на итальянском греческий термин Kypraios; несколько
раз он пользуется словом Cipriano (Киприан) – еще одним неологизмом, на
сей раз образованным с увеличительным – то есть – «улучшающим» слово –
суффиксом, чтобы воспеть величие островного характера. Через все эти лингвистические
игры Флорио раскрывает глубинные мотивы своего начинания: через историю
Кипра, созданную согласно критериям, определенным эрудитами Возрождения,
Флорио выражает свое стремление возродить образ своего острова и его цивилизации.
Захват
острова Оттоманами летом 1570 года не позволяет нам выяснить – была ли
распространена История Бустрона в Никосии и как ее восприняли кипрские
и венецианские писатели; не дошло до нас и никаких откликов его современников
из Италии. Случится так, что Хронография/Описание всего острова Кипр (Chrorograffia/Description
de toute l’isle de Chypre) Этьенна де Лузиньяна – произведение запутанное
и тяжелое – парадоксально приобретет тот успех, который причитался повествованию
Бустрона, из которого Лузиньян черпал вдохновение. Напечатанный на итальянском,
затем – на французском, переведенный на греческий, [текст] Лузиньяна получит
широкое распространение, в то время как текст Истории Бустрона, разойдется
всего лишь в пяти манускриптах, долгое время забытых на полках библиотек.
Конечно, историки XVIII века, такие как Доминик Йуна (Dominique Jauna),
Йохан-Пауль Райнхард (Johann-Paul Reinhard) и архимандрит Киприанос (Kyprianos),
сумеют добраться до Флорио Бустрона, но придется дождаться работ Луи де
Ма-Латри (Louis de Mas-Latrie) – в середине XIX века – чтобы заново «открыть»
это произведение. В 1886 году опубликованное попечением Рене Ма-Латри
(Rene Mas-Latrie) издание, несмотря на свои недостатки, сделало возможным
широкое его распространение; оно появилось, чтобы напомнить о том, насколько
тематика Флорио Бустрона, посвященная кипрской идентичности, сохраняет
свою актуальность и по сей день.
Афины, 10 октября 1998
ЖИЛЬ ГРИВО
(GILLES GRIVAUD)
©
Перевод с итальянского Светланы
Блейзизен
май 2007 г.
На русском языке публикуется впервые
Выражаю признательность Светлане Блейзизен
за любезное предоставление перевода порталу "Монсальват".
|
