Средневековье:
культ прекрасной дамы
Из глухих времен Средневековья, окутанных плотным
туманом легенд, позднейших вымыслов и экзальтированного христианского
мистицизма, дошли до нас с десяток понятий, каждое из которых прочно укоренилось
в сознании вереницы поколений. Оставим в стороне футбол, значки и прочие
детали современного быта, введенные в обиход именно тогда. Сквозь тьму
времен перед нами отчетливо высвечивается таинственный женский лик - Прекрасная
Дама! Средневековье - время чудес. Именно к области чудесного можно отнести
волшебное преображение женского образа из малозаметной детали семейного
обихода в загадочную и многоликую, пережившую столетия Незнакомку.
СКОЛЬКО СТОИТ ПЕРВОРОДНЫЙ ГРЕХ
Средневековье отвело женщине очень скромное, если не сказать ничтожное,
место в стройном здании социальной иерархии. Патриархальный инстинкт,
традиции, сохранившиеся еще со времен варварства, наконец, религиозная
ортодоксия - все это подсказывало средневековому человеку весьма настороженное
отношение к женщине. Да и как еще можно было к ней относиться, если на
священных страницах Библии рассказывалась история о том, как злокозненное
любопытство Евы и ее наивность довели Адама до греха, имевшего столь ужасные
последствия для рода человеческого? Поэтому вполне естественным казалось
возложить всю тяжесть ответственности за первородный грех на хрупкие женские
плечи.
Кокетство,
изменчивость, легковерие и легкомыслие, глупость, жадность, завистливость,
богопротивная хитрость, коварство - далеко не полный список нелицеприятных
женских черт, ставших излюбленной темой литературы и народного творчества.
Женскую тему эксплуатировали с самозабвением. Библиография ХII, ХIII,
ХIV веков полна антифеминистических произведений самых разных жанров.
Но вот что удивительно: все они существовали рядом с совершенно иной литературой,
которая настойчиво воспевала и славила Прекрасную Даму.
Но
сначала поговорим о социальном статусе женщины. Средневековье заимствовало
его из знаменитого Римского права, которое наделяло ее, по сути, единственным
правом, вернее, обязанностью - рожать и воспитывать детей. Правда, Средневековье
наложило на этот безликий и бесправный статус свои особенности. Поскольку
главной ценностью при тогдашнем натуральном хозяйстве была земельная собственность,
то женщины зачастую выступали в качестве пассивного орудия для захвата
земельных владений и прочей недвижимости. И не нужно обольщаться героизмом
рыцарей, завоевывающих руку и сердце возлюбленных: они не всегда делали
это бескорыстно.
Совершеннолетним
возрастом, позволяющим вступать в брак, считалось 14-летие для мальчиков
и 12-летие для девочек. При таком положении вещей выбор супруга целиком
зависел от родительской воли. Неудивительно, что освященный церковью брак
для большинства становился пожизненным кошмаром. Об этом свидетельствуют
и тогдашние законы, очень подробно регламентирующие наказания для женщин,
убивших своих мужей, - видимо, такие случаи были не редкостью. Доведенных
до отчаяния преступниц сжигали на костре или закапывали живьем в землю.
А если еще вспомнить, что средневековая мораль настоятельно рекомендовала
жену бить и желательно почаще, то легко представить, как "счастлива"
была Прекрасная Дама в своей семье.
Типичны
для той эпохи слова доминиканского монаха Николая Байарда, писавшего уже
в конце XIII века: "Муж имеет право наказывать свою жену и бить ее
для ее исправления, ибо она принадлежит к его домашнему имуществу".
В этом церковные воззрения несколько расходились с гражданским правом.
Последнее утверждало, что муж может бить жену, но только умеренно. Вообще,
средневековая традиция советовала мужу относиться к жене, как учитель
к ученику, то есть почаще учить ее уму-разуму.
БРАЧНЫЙ
КОНТРАКТ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
К браку в это время относились противоречиво и, на современный взгляд,
странно. Далеко не сразу церковь вообще сумела найти достаточно оснований,
чтобы оправдать брак как таковой. Очень долго считалось, что настоящим
христианином может быть только девственник. Эта концепция, впервые сформулированная
Святым Иеронимом и папой Григорием Великим, безоговорочно принималась
церковью. Однако уже Блаженный Августин на рубеже IV и V веков утверждал,
что брак все-таки не так уж плох. Святой отец тоже признавал превосходство
девственников над женатыми, но считал, что в законном супружестве плотский
грех превращается из смертного в простительный, "ибо лучше вступить
в брак, чем разжигаться". При том строго оговаривалось, что в браке
соитие должно совершаться не ради наслаждения, а только с целью рождения
детей, у которых, коли они будут вести праведную жизнь, появляется шанс
заменить в раю падших ангелов.
Такой
взгляд возобладал в церковных кругах лишь в начале IX века, и с той поры
брачные союзы стали освящать таинством венчания. А прежде отсутствовало
даже само понятие - "брак". Семьей называлось более или менее
постоянное совместное проживание многочисленных родственников со стороны
"мужа". Количество "жен" никак не нормировалось; более
того, их можно было менять, отдавать во временное пользование друзьям
или кому-то из родни, наконец, просто выгнать. В Скандинавских странах
жена, даже уже венчанная, длительное время вообще не считалась родственницей
мужа.
Но
и после того, как церковь стала освящать брак, общественная мораль строго
делила брачные отношения (более похожие на политический, юридический и
финансовый договор) и подлинную любовь. Так, например, одна из высокородных
дам XII века Эрменгарда Нарбоннская на вопрос, где привязанность сильнее:
между любовниками или между супругами, - ответила так: "Супружеская
привязанность и солюбовническая истинная нежность должны почитаться различными,
и начало свое они берут от порывов весьма несхожих".
Главное,
что требовалось от женщины в браке, - рождение детей. Но сия благословенная
способность часто оказывалась для средневековой семьи не благом, а горем,
так как сильно осложняла процедуру наследования имущества. Делили добро
по-всякому, но самым распространенным способом распределения наследства
был майорат, при котором львиную долю имущества, прежде всего земельные
наделы, получал старший сын. Остальные сыновья либо оставались в доме
брата в качестве приживалов, либо пополняли ряды странствующих рыцарей
- благородных, но нищих.
Дочери
и жены долгое время вообще не имели никаких прав на наследование супружеского
и родительского имущества. Если дочь не удавалось выдать замуж, ее отправляли
в монастырь, туда же шла и вдова. Только к XII веку жены и единственные
дочери приобрели право наследования, но и тогда (и много позже) они были
ограничены в возможности составлять завещания. Английский парламент, например,
приравнивал их в этом отношении к крестьянам, бывшим собственностью феодала.
Особенно
тяжело приходилось девушкам-сиротам, они целиком попадали в зависимость
от опекунов, редко испытывавших родственные чувства к своим подопечным.
Если же за сиротой стояло большое наследство, то ее брак обычно превращался
в весьма циничную сделку между опекуном и предполагаемым женихом. Например,
английский король Иоанн Безземельный (1199-1216), ставший опекуном малютки
Грейс, наследницы Томаса Сейлби, решил отдать ее в жены брату главного
королевского лесничего Адаму Невилю. Когда девочке исполнилось четыре
года, тот заявил о своем желании немедленно вступить с ней в брак. Епископ
воспротивился, сочтя такой брак преждевре менным, однако во время его
отсутствия священник обвенчал новобрачных. Грейс очень скоро овдовела.
Тогда король за 200 марок передал ее в жены своему придворному. Однако
и тот вскоре скончался. Последним мужем несчастной стал некий Бриан де
Лиль. Теперь предприимчивый король получил уже 300 марок (Грейс, видимо,
росла и хорошела). На сей раз муж прожил долго, имел зверский характер
и постарался, чтобы жизнь его жены не была сладка.
Несмотря
на явный родительский и опекунский произвол, церковный обряд венчания
предполагал сакраментальный вопрос: согласна ли невеста вступить в брак?
Мало у кого доставало смелости ответить "нет". Впрочем, не бывает
правил без исключений. Один из испанских королей на дворцовом приеме объявил,
что выдает дочь, шестнадцатилетнюю красавицу Урсулу, замуж за своего маршала,
которому к тому времени было далеко за 60. Мужественная девушка во всеуслышание
отказалась от брака с престарелым маршалом. Король тут же заявил, что
проклинает ее. В ответ принцесса, прежде известная своею кротостью и набожностью,
сказала, что немедленно покидает дворец и пойдет в публичный дом, где
станет зарабатывать на жизнь своим телом. "Я заработаю много денег,
- добавила Урсула, - и обещаю воздвигнуть на главной площади Мадрида памятник
своему отцу, по великолепию превышающий все памятники, когда-либо стоявшие
на земле". Обещание она сдержала. Правда, до публичного дома все-таки
не дошла, став наложницей какого-то знатного вельможи. Но когда отец умер,
Урсула действительно воздвигла на свои средства пышный памятник в его
честь, на несколько веков ставший чуть ли не главным украшением Мадрида.
История
отчаянной принцессы на этом не закончилась. После смерти короля на престол
взошел брат Урсулы, тоже вскоре скончавшийся. Проклятая дочь по правилам
испанского престолонаследия стала королевой и, как в сказке, правила долго
и счастливо.
РОЖДЕНИЕ
ЛЕГЕНДЫ
Сколь ни многотрудной и причудливой была реальность тех лет, воображению
средневекового человека чего-то явно недоставало. Сквозь вековые пелены
традиций и религиозных ограничений экзальтированного Средневековья рисовался
некий туманный, мерцающий неразгаданной загадкой женский образ. Так возникла
легенда о Прекрасной Даме. С относительной точностью можно сказать, что
на свет она появилась в конце XI - начале XII века, местом ее рождения
считается южная область Франции, Прованс.
Провансом,
с которого началось победное шествие Прекрасной Дамы по миру, ныне именуется
вся южная окраина Франции, объединяющая несколько провинций: Перигор,
Овернь, Лимузин, Прованс и т. д. Вся эта обширная область во времена Средневековья
носила название Окситании, так как народ, ее населяющий, говорил на языке
"ок", который теперь известен как провансальский. Традиционное
разграничение между романскими языками связано с употребляемой в них утвердительной
частицей. В провансальском использовалась частица "ок". Она
же, кстати, вошла в название одной из южных провинций - Лангедок.
Трубадурами
назывались поэты, слагавшие свои песни именно на языке "ок".
Стихи на этом языке, посвященные Прекрасной Даме, были первыми произведениями
высокой литературы, написанными не на "вечной" латыни, а на
разговорном языке, что делало их понятными всем. Великий Данте в трактате
"О народном красноречии" писал: "...А другой язык, то есть
"ок", доказывает в свою пользу, что мастера народного красноречия
впервые стали сочинять стихи на нем, как на языке более совершенном и
сладостном".
Образ
нашей героини, естественно, собирательный. Но одна особая примета у него
все же есть: она безусловно красива. Детские годы Прекрасной Дамы прошли
в суровом мужском окружении. Ее породили введенные рыцарским кодексом
чести традиции светского обхождения, хороших манер, умения вести приятную
беседу, а главное, слагать песни в честь Дамы. Из этих-то песен, к счастью,
сохранившихся до наших дней, можно узнать кое-что о ней самой, а также
о ее современниках мужчинах, знаменитых трубадурах.
ПРЕКРАСНАЯ
ЛЮБОВЬ ПРЕКРАСНОЙ ДАМЫ
Поэты Окситании, воспевавшие Прекрасную Даму, обычно рисовали ее замужней.
Замужество было той непреодолимой преградой, благодаря которой  любовь
приобретала необходимую степень трагической безнадежности. Эта безнадежность
и составляла главный предмет лирики трубадуров. Любовь вдохновенного поэта
далеко не всегда оказывалась взаимной и только в редких случаях завершалась
близостью. Таков был закон рыцарской верности, предполагавший максимальную
идеализацию чувства и желательно более полный отказ от плотского наслаждения.
Капризная
Дама хотела, чтобы ей служили ради самого служения, а не ради удовольствия,
которым она в силах осчастливить возлюбленного. В источниках того времени
только однажды встречается история о том, как некая дама пустила воздыхателя
в свои покои и, подняв юбку, накинула ее на голову рыцаря. Но и в этом
случае счастливчиком оказался не бедный трубадур, а человек с положением,
не затруднявший себя сочинением песен. Поведение дамы было сочтено изрядной
дерзостью, и обиженный поэт, подсмотревший всю сцену в щелочку, нескромную
возлюбленную осуждает.
Впрочем,
властвовавшее тогда в умах любовное право имело довольно слабое отношение
к современной морали и видело мало преград для настоящей любви. Даже брак,
несмотря на некоторые естественные сложности, вроде ревности, не представлял
особой помехи в отношениях возлюбленных. Ведь законное супружество не
имело ничего общего с любовью. Известен, например, случай, когда так называемый
"суд любви" (суды, которые разбирали спорные случаи в отношении
дам и их благородных воздыхателей) признал недостойным поведение дамы,
отказавшей в "обычных утехах" любовнику после своего замужества.
Приговор по этому делу гласил: "Несправедливо, будто последующее
супружество исключает прежде бывшую любовь, разве что если женщина вовсе
от любви отрекается и впредь не намерена любить".
Вряд
ли можно обвинять тех женщин и в меркантильности. Общественное мнение
Средневековья весьма и весьма одобряло браки родовитых женщин с менее
знатными мужчинами. А потом в трубадуре ценилось прежде всего не происхождение,
а его поэтический дар и иные таланты. Ведь жизнь средневекового замка
была предельно замкнута. Трубадуры, ведущие кочевой образ жизни, становились
желанными гостями при любом дворе. Они часто брали на себя обязанности
дворцовых распорядителей и отвечали за все, связанное с приемом гостей
и развлечением хозяев.
Иногда
трубадурами становились сами господа. Например, один из первых известных
нам трубадуров, Гильем Аквитанский, граф Пуатевинский, богатством далеко
превосходил самого французского короля, хотя и считался его подданным.
А его молодой современник, поэт Маркабрюн, не имел ни рода, ни богатства,
как гласят источники, его в младенчестве нашел у своих ворот некий господин.
Однако Маркабрюн обладал таким талантом, что "пошла о нем по свету
великая молва, и все его слушали, боясь его языка, ибо настолько он был
злоречив...".
СУРОВА,
НО СПРАВЕДЛИВА...
В мире рыцарской доблести и чести женщины неожиданно приобретают огромные
права, возносятся в сознании мужского окружения на недосягаемую высоту
- вплоть до небывалой доселе возможности вершить суд над мужчиной. Правда,
все эти права и возможности осуществлялись в очень узкой сфере рыцарской
эротики, но и это уже было победой женщины. Дворы знаменитых куртуазных
королев того времени - Алиеноры Аквитанской (внучки "первого трубадура"
герцога Гильема Аквитанского, бывшей замужем за Людовиком VII Французским,
а позже - за Генрихом II Английским) или ее дочери Марии Шампанской и
племянницы Изабеллы Фландрской - предстают самыми блестящими центрами
рыцарской культуры конца XII века. Именно при их дворах торжественно вершились
знаменитые "суды любви".
"Суд
любви" в данном употреблении нисколько не метафора. Разбирательства
в области любовного права происходили с полным соблюдением всех норм морали
и существовавшей тогда судебной практики. Разве только смертных приговоров
"суды любви" не выносили.
Вот
классический пример решения такого суда. Некий рыцарь страстно и преданно
возлюбил даму, "и лишь о ней было все возбуждение духа его".
Дама же в ответной любви ему отказала. Видя, что рыцарь упорствует в своей
страсти, дама спросила его, согласен ли он достичь ее любви при том условии,
что будет исполнять все ее пожелания, каковыми бы они ни были. "Госпожа
моя, - ответил рыцарь, - да минует меня толикое помрачение, чтобы в чем-либо
я твоим перечил повелениям!" Услышав это, дама тотчас приказала ему
прекратить все домогательства и перед прочими восхвалять ее не сметь.
Рыцарь вынужден был смириться. Но в одном обществе сей благородный господин
услышал, как даму его хулили поносными словами, не смог удержаться и защитил
честное имя своей возлюбленной. Возлюбленная, услышав об этом, объявила,
что навсегда отказывает ему в любви, так как он нарушил ее повеление.
По
этому делу графиня Шампанская "проблистала" таким решением:
"Слишком сурова была дама в повелении своем... За любовником же нет
провинности в том, что он праведным отпором восстал на хулителей госпожи
своей; ибо клятву он дал с тем, чтобы вернее достигнуть любви своей дамы,
и потому неправа была она в своем ему повелении более о той любви не ратовать".
И
еще одно подобное судебное разбирательство. Некто, влюбленный в достойнейшую
женщину, стал настоятельно домогаться любви другой госпожи. Когда цель
его была достигнута, "возревновал он об объятиях прежней госпожи,
а ко второй своей любовнице спиною обратился". По этому делу графиня
Фландрская высказалась следующим приговором: "Муж, столь искушенный
в измышлениях обмана, достоин быть лишен и прежней и новой любви, да и
впредь бы ему не наслаждаться любовью ни с какой достойной дамой, поелику
явственно царит в нем буйное сладострастие, а оно всецело враждебно истинной
любви".
Как
видим, в сферу влияния женщины вдруг отошла огромная область тогдашней
жизни, практически все, что имело значение в отношениях полов. Впрочем,
не надо обольщаться. Все свои новые права она приобрела не на пути эмансипации
и не в борьбе, а благодаря все той же мужской воле, которая вдруг захотела
смирения.
ТЕРРИТОРИЯ
ЛЮБВИ
Женщины не преминули воспользоваться новым своим положением. Документы
сохранили огромное количество легенд, многие из них позже стали материалом
 для
бесконечного числа обработок и переложений. Сюжетами этих легенд пользовались
и Боккаччо, и Данте, и Петрарка. Ими интересовались западные романтики
и русские символисты. Одна из них, кстати, положена в основу известной
драмы Блока "Роза и Крест". Во всех легендах самую активную
роль играют именно женщины.
Трубадур
Ричард де Барбезиль долгое время был влюблен в некую даму, жену Джуафре
де Тонне. И она ему "благоволила сверх всякой меры, а он ее Всех-Лучшая
величал". Но тщетно услаждал он слух любимой песнями. Она оставалась
неприступна. Узнав об этом, другая дама предложила Ричарду оставить безнадежные
попытки и пообещала одарить его всем, в чем ему отказывала госпожа де
Тонне. Поддавшийся искушению Ричард действительно отказался от прежней
возлюбленной. Но когда он явился к новой даме, она отказала ему, объяснив,
что если он был неверен первой, то и с ней может поступить так же. Обескураженный
Ричард решил вернуться туда, откуда ушел. Однако госпожа де Тонне в свою
очередь отказалась принять его. Правда, вскоре она смягчилась и согласилась
его простить при условии, что сто пар влюбленных явятся к ней и на коленях
будут умолять ее об этом. Так и было сделано.
История
с противоположным сюжетом связывается с именем трубадура Гильема де Балауна.
Теперь уже сам трубадур испытывает любовь дамы и, демонстрируя полное
охлаждение, доводит бедную женщину до последних унижений и с побоями (!)
изгоняет ее прочь. Однако же настал день, когда Гильем понял, что натворил.
Дама же видеть его не захотела и "повелела гнать из замка с позором".
Трубадур удалился к себе, скорбя по содеянному. Даме, видимо, было не
лучше. И вскоре через благородного сеньора, взявшегося примирить возлюбленных,
дама передала Гильему свое решение. Она согласна простить трубадура только
при условии, что он вырвет ноготь на большом пальце и принесет его ей
вместе с песней, в коей корил бы себя за содеянное безумие. Все это Гильем
проделал с великой готовностью.
Как
видим из приведенных примеров, дамы были суровы, но справедливы. Дошли
до нас и истории куда более трагические, отчасти напоминающие современные
некрофильские ужасы. Некий Гильем де ла Тор похитил будущую свою жену
у миланского цирюльника и любил ее больше всего на свете. Прошло время,
и жена умерла. Гильем, от горя впавший в безумие, не поверил этому и стал
каждый день приходить на кладбище. Он извлекал покойницу из склепа, обнимал,
целовал и просил, чтобы она простила его, перестала притворяться и поговорила
с ним. Люди из округи стали гнать Гильема прочь от места захоронения.
Тогда тот пошел к колдунам и гадалкам, пытаясь выведать, не может ли мертвая
воскреснуть. Какой-то недобрый человек научил его, что если каждый день
читать определенные молитвы, раздавать милостыню семи нищим (обязательно
до обеда) и поступать так целый год, то жена его оживет, только не сможет
ни есть, ни пить, ни разговаривать. Гильем обрадовался, но когда по прошествии
года увидел, что все без толку, впал в отчаяние и вскоре умер.
Разумеется,
далеко не все подобные сюжеты основываются на реальных фактах. Для создания
легенды достаточно было изъять из кансоны (песни о любви) одно-два опорных
слова, остальное додумывало изощренное воображение первых комментаторов
и жонглеров - исполнителей песен трубадуров. История несчастного де ла
Тора - яркий тому пример. В одной из своих песен он действительно обращается
к теме смерти. Но как раз вопреки легенде утверждает, что подруге не будет
проку, если возлюбленный из-за нее умрет.
А
вот история трубадура Гаусберта де Пойсибота звучит, на наш взгляд, весьма
правдоподобно. Вполне вероятно, что нечто похожее и впрямь произошло.
Гаусберт де Пойсибот по большой любви женился на девице, знатной и прекрасной.
Когда муж надолго уехал из дома, за красавицей-женой стал ухаживать некий
рыцарь. В конце концов он увел ее из дома и долгое время держал у себя
в любовницах, а потом бросил. На пути домой Гаусберт случайно оказался
в том же городе, где обреталась его жена, брошенная любовником. Вечером
Гаусберт отправился в публичный дом и обнаружил там супругу в самом плачевном
состоянии. Дальше анонимный автор продолжает, как в романе эпохи романтизма:
"И как увидели они друг друга, то испытали оба стыд великий и великую
скорбь. Ночь он с нею провел, а наутро вместе вышли они, и он отвел ее
в монастырь, где и оставил. От такого горя бросил он пение и трубадурское
художество".
ЧТО
ВПЕРЕДИ? - БЕССМЕРТИЕ
Условность, которой обставлялся рыцарский быт, предполагала, несмотря
ни на что, предельную искренность своих адептов. То, что теперь кажется
нам наивным и неправдоподобным, тогда воспринималось со всей чистотой
и глубиной чувства. Именно поэтому многим сюжетам средневековой лирики
взыскательная культура христианского мира даровала вечную жизнь. Такова
история "дальней любви" трубадура Джуафре Рюделя, который имел
несчастье влюбиться в принцессу Триполитанскую, никогда ее не видев. Он
отправился на ее поиски, но во время морского путешествия заболел смертельной
болезнью. В Триполи его поместили в странноприимный дом и дали знать об
этом графине. Она пришла и заключила трубадура в объятия. Он же сразу
пришел в себя, узнав Даму своего сердца, и возблагодарил Господа за жизнь,
сохраненную до тех пор, пока он не увидел своей любви. Он умер у нее на
руках. Она же велела его похоронить с великими почестями в храме тамплиеров,
а сама в тот же день постриглась в монахини.
Одна
из кансон, сочиненная Джуафре Рюделем в честь дальней возлюбленной, звучит
так:
Длиннее
дни, алей рассвет,
Нежнее пенье птицы дальней,
Май наступил - спешу я вслед
За сладостной любовью дальней.
Желаньем я раздавлен, смят,
И мне милее зимний хлад,
Чем пенье птиц и маки в поле.
Мой только тот правдив портрет,
Где я стремлюсь к любови дальней.
Сравню ль восторги всех побед
С усладою любови дальней?..
К
числу бессмертных историй, порожденных этой блистательной эпохой, относится
и знаменитый сюжет о "съеденном сердце". Прекрасный и доблестный
рыцарь Гильем де Кабестань полюбил жену своего сеньора, господина Раймона
де Кастель-Россильон. Узнав о такой любви, Раймон преисполнился ревностью
и запер неверную жену в замке. Затем, пригласив к себе Гильема, увел его
далеко в лес и там убил. Раймон вырезал сердце несчастного влюбленного,
отдал его повару, а приготовленное кушанье приказал подать за обедом жене,
ни о чем не подозревавшей. Когда Раймон спросил ее, понравилось ли ей
угощение, дама ответила утвердительно. Тогда муж объявил ей правду и в
доказательство показал голову убитого трубадура. Дама ответила, коль скоро
муж угостил ее таким прекрасным блюдом, то иного она не отведает вовек,
и бросилась с высокого балкона вниз.
Услышав
о чудовищном злодеянии, король Арагонский, чьим вассалом был Раймон, пошел
на него войной и отнял у него все имущество, а самого Раймона заключил
в тюрьму. Тела обоих возлюбленных он приказал с подобающими почестями
похоронить у церковного входа в одной могиле, а всем дамам и рыцарям Россильона
повелел ежегодно собираться в этом месте и отмечать годовщину их смерти.
Эта
история переработана Боккаччо в "Декамероне" и с тех пор пользуется
огромной известностью в мировой литературе. Из современных ее обработок
достаточно вспомнить фильм Питера Гринуэя "Повар, вор, его жена и
любовник".
*
Прекрасная
Дама просуществовала недолго. Уже в первой половине XIII века, в период
с 1209 по 1240 год, Прованс подвергся четырем крестовым походам из Северной
Франции, возглавляе мым знаменитым Симоном де Монфором. В истории Франции
они остались под именем альбигойских войн.
Формальным поводом к началу военных действий стали ереси самого разного
толка, распространившиеся по всему Провансу, отличавшемуся крайней веротерпимостью.
Одним из наиболее мощных еретических движений было движение так называемых
катаров с центром в городе Альби. Отсюда и название войн. Впрочем, как
обычно бывает, главным поводом к войне стал не столько религиозный фанатизм,
сколько тот факт, что Прованс, исторически самая развитая, прогрессивная
и богатая часть Франции, фактически жил жизнью, от нее не зависящей.
С падением Прованса трубадурское искусство быстро пришло в упадок и скоро
забылось. Но дело было сделано. Нравы стали изысканнее и гуманнее, а Прекрасная
Дама, сменившая с тех пор тысячи имен, жива по сей день.
© Кандидат философских наук О. АНДРЕЕВА
Источник: журнал"Наука
и жизнь"
|
