Фрагмент из "Финикийской истории" Филона Библского

Природу дракона и змей обоготворил сам Таавт (91) а после него уже финикийцы и египтяне. По его учению, это животное более всех прочих
пресмыкающихся обладает духом; оно отличается своею огненною природою, а также, благодаря своему духу, непревосходимою быстротою: у него нет ни ног, ни рук, ни чего-нибудь другого из конечностей, чем при движениях пользуются все прочие животные. Оно принимает разнообразные виды и формы, а во время пути движется спиралеобразно, с какою угодно скоростью. Оно весьма долговечно, и по природе своей, сбросив старость, не только молодеет, но и получает приращение по величине, и, дойдя до определенного размера, оно, наконец, уничтожается в самом себе (92). Так это внёс в священные книги сам Таавт. Вот почему этот род животных привлекается к священнодействиям и мистериям. О нем мы достаточно говорили в своих записях, озаглавленных "Етотии" (93). Там же было доказано, что оно вечно и снова разрешается в себе, как это было сказано и раньше. Это животное не умирает обыкновенною смертью, если только не будет поражено какою-нибудь силою. Финикийцы называют его Добрым Божеством (94). Подобным образом и египтяне дали ему имя Книф. Они придали ему голову ястреба, вследствие энергии этой птицы (95). И Эней, названный ими величайшим толкователем таинств и исрограмматом (его перевел на греческий язык Арей Гераклеополит), иносказательно говорит дословно так об этом: "Первое, самое божественное – змей, имеющий вид ястреба, весьма красивый. Всякий раз, как он открывал глаза, он наполнял все в своей первозданной стране светом, и [наоборот] наступал мрак, лишь только он их закрывал". Эней намекнул также, что это существо огненное, в силу того, что о нем говорят, будто оно "озарило". А "озарять" – свойство света.
У финикийцев "и Ферекид позаимствовал эту тему (96) и изложил свое учение о боге, называемом им Офионом, и об Офионидах, о которых мы скажем в другой раз (97). Впрочем, и египтяне изображают мир на основании того же представления. Они чертят замкнутый воздухообразный и огневидный круг с растянутым посредине в образе ястреба змеем – Добрым Божеством, имеющим силу соединять (98).
Весь рисунок напоминает нашу : кругом они обозначают вселенную, а соединяющим его посредине змеем – Благое Божество (99). В священном сборнике персидского культа маг Зороастр дословно говорит следующее: "Бог имеет голосу ястреба. Он самый первый, нетленный, вечный, нерожденный, нераздельный, совсем не имеющий подобия, управитель всякого блага, самый неподкупный, добрейший из добрых, премудрейший из премудрых, отец законности и справедливости, сам себя выучивший, естественный, совершенный, мудрый, и он один изобретатель святой естественной силы". То же передает о нем и Остан (100) в сочинении под заглавием "Восьмикнижие" ().
Первоначальную тему все заимствовали у Таавта и учили о природе вещей, как было упомянуто выше. Первые стихии в форме змей они освятили в выстроенных ими храмах, и в честь их они справляли праздники, совершали жертвоприношения и оргии, так как считали их величайшими богами и управителями вселенной. Относительно змей теперь сказано достаточно (101).

Примечания:

91. Итак, Тот, считавшийся в большом эксцерпте у Филона дееписателем подлинной, не искаженной мифами истории, здесь выставлен
виновником культа!

92. ..., ниже – . Вероятно, имеется в виду то же, что у Гораполлона (Hierogl. I, 2): "Египтяне, желая изобразить вселенную, рисуют змею, пожирающую свой хвост; она испещрена пестрой чешуей – этим они намекают на звезды во вселенной. Животное это также весьма тяжело, как и земля, и так же весьма легко, как вода. Каждый год, отлагая старость, оно снимает кожу подобно тому, как в мире обновляется годовое время, совершив перемену. То, что она питается собственным телом, как пищею, знаменует, что все, происшедшее в мире по Промыслу Божию, снова в себе самом получает уменьшение. Темой для этих мечтаний послужили, как думает Leemans (Adnotatio, p. 125), изображения на египетских памятниках особенно саркофагах змеи, свернутой так, что хвост касается головы и даже входит в пасть.

93. - название сочинения, на которое ссылается автор (Порфирий?), значит не то, из которого взят целый отрывок. Слово считается финикийским, и в этимологиях недостатка не было. Моверс (у Ersch-Grub., p. 409 пр. 76) дает , за ним Ренан (Sanch. 282) - таргумическое слово для понятия "буквы". Но ведь здесь ссылка на другое сочинение автора, "О буквах" – то, из которого взят целый эксцерпт. Этимология - "хроника" (sic! от - "время") еще хуже: не соответствует содержанию. Группе отказывается от семитических этимологии и предполагает какое-либо искажение греческого слова, как еще Скалигер и Орелли, исправлявшие в ("Из божественных обычаев"*) или ("Живущий по божественным обычаям"*). Может быть, слово находится в связи с семит.tot ("змей").

94. О культе змей у финикийцев, конечно, можно сказать немного. Чему соответствовал у них упоминаемый здесь , мы не знаем. Пичман (Geschichte der Phon., s. 227) находит доказательства почитания финикийцами змей и веру в их одушевленность, в изображениях змеи, обвивающей бетиль на тирских монетах времен Элагабала (Babelon; Achem. XXXVII, 5; См. на табл. № 19), или в изображениях ашер, обвитых змеями; в змеях, изображенных вдоль ободка священных чаш (Perrot-Chipiez. III. 759). Следует еще иметь в виду, что изображения египетских священных змей – уреев были необыкновенно часты в финикийских храмах и, может быть, имели не только орнаментальное значение. Макробий (Sat. I, 9) говорит об изображении финикийцами мира в виде змеи, свернутой в круг. Что касается до подобного египетского изображения в виде , то нечто подобное есть у Гораполлона (I, 2) и, конечно, идет не от Древнего Египта, а от гностицизма.

95. Изображения Кнефа – Хнума, египетского демиурга с головою кобчика, иногда встречаются в египетском искусстве (Lanzone. Diz. di mitolog. egiz. Tav. 336, 4); обыкновенно у него голова овна. Существуют овальные и гностические геммы с идущим поперек изображением иерокефального змея с надписью: XNOVBIC. Перечень см. в статье Дрекслера "Knouphis" в "Lexicon der Mythologie" В. Рошера, II. P. 1258. Исследование о культе змей у финикийцев и о данном отрывке вообще принадлежит Баудиссину (Die Schlange bei d. Phoniciern // Studien zur Semitischen Religionsgeschichte. I. 266-279). Конечно, оно во многих отношениях устарело.

96. Мнение о финикийском происхождении Ферекидовой космогонии или вообще о ее связи с "финикийскими книгами" было, по-видимому, довольно распространено в древнем мире. Этот, один "из семи мудрецов", учитель Пифагора, сам не имел руководителя, приобретя сокровенные книги финикийцев (Euslath., Comment. 1786. 49; Hesych. / Mill. Fragm. Hisl. Grace. IV. 176, 69). Если так, то является возможность предполагать заимствование финикийцами вавилонских учений и передачу их в Грецию – орфикам и пифагорейцам.

97. О космогонии Ферекида Сирского см.: Conrad. De Pherecydis Syrii aelale atque cosmologia. Confluentibus, 1856; Kern. De Orphei Epimenidis Pherecydis theogonis. Berlin, 1888. . 1890; Gruppe O. Op. cit., p. 654 39; Diels. Zur Pentamuchos d. Pherekydes // Sitzungsb. Berl. Akad., 1897. Последняя работа посвящена изданному Гренфелем куску папируса с отрывком сочинения Ферекида. Определять восточные элементы у него, конечно, трудно и рискованно. Центром является Крон, создавший из своего семени стихии и предводительствовавший богами в борьбе против врага мироздания – Офионея, который со своими полчищами был свергнут в преисподнюю. Еще Баудиссин (op. cit. 270) видел здесь Мардука и Тиамат. В какой мере "Старец Офион" Нонна (Dionys., 41, 351-362), "начертавший красными письменами судьбы мира" и помещенный в Финикии, соответствует якобы "заимствованному" Ферекидом, неизвестно, равно как и изображение божества в борьбе со змеем на монетах Тира (табл., № 20).

98. Слова, внесенные в текст Евсевия из цитаты Иоанна Лида (De mens. III, 50).

99. Слова, принадлежащие Евсевию: в них он пользуется случаем еще раз осмеять язычество с его культом наивреднейших ядовитых животных.

100. - персидский маг, пользовавшийся славою алхимика. Имя его нередко встречается в папирусах демотических и греческих наряду с другими авторитетами, между прочим, Зороастром. Сохранились рукописи приписываемых ему произведений; одно из них в арабском переводе, хранящееся в Парижской Национальной библиотеке, сообщил в извлечении Berthelot в своей "Introduction a l'etude de la Chimie des anciens", p. 216-219. Здесь же см. об Остане в других местах книги. Мнение, будто Остан – египетский бог, отождествляемый с Тотом, опирается на недоразумение палеографического характера. (См. наше исследование "Бог Тот", с. 83 сл.)

101. Гайсфорд, отмечая в своем издании это заключительное место крупным шрифтом, считает его принадлежащим Евсевию, а эксцерпт – законченным на словах "". Так ли это, сказать трудно. Во всяком случае, как я полагаю, здесь не буквы, а элементы, стихии. Едва ли Евсевий или даже его оригинал могли сказать, что буквам в форме змей посвящались храмы, как величайшим богам. Соображения Баудиссина (Studien. I. 269) по этому поводу совершенно неубедительны. Комментаторов сбивало с толка неудачное заглавие эксцерпта в издании Мюллера: , обусловленное, как доказал Группе, интерполяцией. На самом деле весь отрывок посвящен змеям; о буквах в нем нет речи, и заключительные слова Евсевия: только доказывают это, равно как и предшествующее . Я думаю, представление о стихиях в виде змей имеет корень в египетской гермопольской огдоаде (см. наше исследование: Бог Тот. С. 165. Прим. 4).