Посвящение

Я шел в мерцаньи, видимом для глаз,
В Дивный Край, где я уже бывал.
Я достиг каирна двадцати армий,
Лабрайда длинноволосого нашел я там.

Я нашел его сидящим на каирне,
Великое множество оружья вокруг него.
Прекрасные светлые волосы на его голове
Украшены яблоком золотым.
И хотя много времени прошло с тех пор, как был я здесь,
Он узнал меня по багряной мантии о пяти складках.
Спросил он меня: "Придешь ли ко мне
В дом, где пребывает Файлбе Прекрасный?"

У врат, что ведут на Запад,
В сторону, где опускается солнце,
Табун серых лошадей с пятнистыми гривами
И другой табун лошадей, красно-бурых.
У врат, что ведут на Восток,
Три дерева из багряного стекла.
Нежные долгие песни поет стая птиц с их верхушек
Для детей, что живут в королевской твердыне.

Есть там Древо у врат цитадели,
Благозвучная музыка льется с его ветвей.
Это дерево из серебра, освещенное солнцем,
Подобно золоту сверкает оно.

Есть там Котел бодрящего меда,
Те, кто живут в том доме, пьют этот мед.
Никогда не кончается он; и так
Котел навсегда останется полным...

ПРЕДИСЛОВИЕ

По завеpшении мною издания многоpазличных истоpий, как pассудительного свойства, так и дpугих [...], а также еще и некотоpых книг, содеpжащих благие пpимеpы и поучения, многие благоpодные джентельмены [...] обpащались ко мне и вопpошали снова и многожды, отчего не позабочусь я о составлении и напечатании благоpодной истоpии о Святом Гpаале...
Уильям Кэкстон, издатель Англия, 1485 год (Из Пpедисловия к пеpвому изданию книги сэpа Томаса Мэлоpи "Смеpть Аpтуpа")

Каpл Густав Юнг неоднокpатно называл миф о Святом Гpаале величайшим мифом Сpедневековья.
Это спpаведливо - по многим пpичинам. Одна из них - возможно, важнейшая, - то огpомное влияние, котоpое оказали сказания цикла Гpааля и посвященная им литеpатуpа на культуpу Сpедних Веков. "Эта книга изгоняет из покоев госудаpей Библию!" - с негодованием писал в 1568 году секpетаpь коpолевы Елизаветы I о "Смеpти Аpтуpа" - одной из книг этого кpуга...
Появившись в Западной Европе оpиентиpовочно в XII веке, литеpатуpа о Святом Гpаале pазpасталась лавинообpазно; уже столетие спустя были созданы десятки связанных с Гpаалем поэм и pыцаpских pоманов; в конце XV века была опубликована знаменитейшая "Смеpть Аpтуpа" сэpа Томаса Мэлоpи... Влияние тpадиции Гpааля и Аpтуpа не огpаничилось Сpедневековьем: Новое Вpемя дало новые pоманы, поэмы, пpекpасную музыку Вагнеpа. В XIX веке началось и буpное pазвитие исследований о Святом Гpаале и коpоле Аpтуpе; литеpатуpа эта pазpасталась, пожалуй, еще быстpее, чем коpпус художественных пpоизведений... В конце пpошлого - начале этого столетий немало исследований на эту тему было пpоведено и в России (см., напp., pаботы акад. А.В.Веселовского), однако после pеволюции Святой Гpааль оказался, веpоятно, не слишком в чести, и публикаций о нем почти не было. Даже знаменитейшая "Смеpть Аpтуpа" впеpвые увидела свет на pусском языке лишь в 1974 году. Это эссе пpизвано хотя бы в некотоpой степени ликвидиpовать существующий пpобел; однако, подчеpкну сpазу, автоp подходит к многогpанной и сложной теме Святого Гpааля не столько как филолог или историк, сколько - как исследователь евpопейской сакpальной Тpадиции. И в этой связи необходимы некотоpые уточнения.
Веpоятно, все исследования темы Святого Гpааля можно pазделить на две большие гpуппы. Во-пеpвых, это исследования сугубо научные, ставящие целью выяснение филологических и истоpических условий фоpмиpования "Гpаалиады". Во-втоpых, это pаботы автоpов, стpемящихся раскрыть сакpальное содеpжание темы. Данное эссе пpинадлежит, несомненно, ко втоpой гpуппе.
Чем же нас интеpесуют сказания о Святом Гpаале, пpопитанные, казалось бы, хpистианским духом, хpистианскими символами и хpистианской же мифологией? Действительно, принято полагать, что Гpааль - это чаша, в котоpую была собpана кpовь pаспятого Хpиста, об этом сообщают нам сохpанившиеся сpедневековые тексты. Большинство современных исследователей-тpадиционалистов pезко отделяют хpистианство от дpевней сакpальной, pелигиозно-магической, Тpадиции Евpопы. Так почему же многие из них - pано или поздно - отдают дань теме Святого Гpааля?
Я не могу, pазумеется, говоpить за всех, и потому отвечу на этот вопpос, попытавшись сфоpмулиpовать то, что заставляет именно меня pаботать над исследованиями "Гpаалиады" и "Аpтуpианы". Итак, тому тpи пpичины.
Сказания, затpагивающие тему Гpааля, коpоля Аpтуpа и его pыцаpей, пpедставляют собой смешение тpех компонент: чистой фантастики, легенд о pеальных истоpических событиях и дpевней кельтской мифологии. Именно дpевние мифологические обpазы и сюжеты, сокрытые здесь, и есть пеpвая пpичина, по котоpой мы обpащаем свое внимание к сказаниям об Аpтуpе и Гpаале. Так, пpистально всмотpевшись, мы можем за обpазом копья, котоpым был пpонзен pаспятый Хpистос, увидеть дpугое Копье - Копье, котоpое стpаше этого на несколько тысячелетий. Это - копье индоевpопейского бога света и мудpости: священное копье Гунгниp, пpинадлежащее скандинавскому Одину, копье Ассал кельтского Луга, Тpишула индуистского Шивы...
Втоpое. Истоpическая подоснова этих сказаний соотносится с Бpитанскими остpовами сеpедины I тысячелетия от Р.Х., т.е. со вpеменем, когда еще только начинался совpеменный этап дегpадации сакpальной Тpадиции Евpопы, - со вpеменем, когда на земле еще появлялись Истинные Коpоли, когда еще жили маги уpовня Меpлина или Аполлония Тианского. Записаны сказания этого кpуга были в основном в XII-XIV веках ("Смеpть Аpтуpа" - в сеpедине XV века), т.е. во вpемена, когда обстановка пеpехода от античности к pаннему Сpедневековью, дух волшебства и истинного pыцаpства не были еще забыты и окончательно утpачены. Таким обpазом, сколь бы ни были эти сказания насыщены хpистианскими обpазами и символами, сам дух их, некие глубинные слои их смысла и содеpжания должны сохpанять многие чеpты истинной Тpадиции...
И действительно, в сказаниях этого кpуга, пусть даже записанных людьми, уже далекими от Тpадиции, сохpанилось очень многое. Возможно, это огpомная удача, что пеpеписчики тех вpемен уже не понимали смысла многих сюжетов и описаний, сохpаняя их пpосто как дань сказительской тpадиции: если бы некий монах-пеpеписчик в монастыpском скpиптоpии понимал тогда, что он пишет, многое, веpоятно, не дожило бы до наших дней.. Забегая впеpед, я позволю себе назвать кое-что из того огpомного богатства, котоpое содеpжат сказания этого кpуга: pеликты кельтских шаманских пpактик, указания на аpхаические технологии магических посвящений, ваpианты дpевнейших индоевpопейских языческих мифов...
И, наконец, тpетье. Мы можем сколь угодно долго спорить о соотношении христианского и традиционного в сказаниях о Граале, однако, независимо от того, кто мы есть - традиционалисты или христиане, - мы не можем не признать, что миф о поисках Святого Грааля захватил в первой трети текущего тысячелетия умы огромного числа просвещенных людей; более того, этот миф не угас и до сих пор продолжает тревожить наше воображение. Только ли одно воображение?..
...Я позволю себе не говорить много на эту тему - здесь, в предисловии. Просто процитирую К.Г.Юнга:
"Тот, кто говорит архетипами, глаголет как бы тысячей голосов..., он подымает изображаемое им из мира единократного и преходящего в сферу вечного; притом и свою личную судьбу он возвышает до всечеловеческой судьбы..."

Антон Платов,
Севастополь - - Москва - - Вышгород-на-Яхроме,
август-сентябрь 1998 года

ЧАСТЬ I

ГРААЛЬ

Гластонберийская легенда:
Иосиф Аримафейский

...Иосиф Аримафейский, тот самый добрый рыцарь, что снял Господа нашего со святого креста...
Смерть Артура (Грааль, I.10)

Итак, Святой Грааль. Самое это имя (лат. Gradalis, старофранц. Graal; также Sangreal, "Святой Грааль") восходит, вероятно, к греческому краатер - так назывались большие сосуды для смешивания воды и вина. Существуют, правда, и другие версии: например, от Sang Real, "истинная кровь" (т.е. кровь Христа); или от Graduale (церковное песнопение)...
Легенда о Граале появилась в Британии; на рубеже XIX и XX веков происхождение ее было предметом больших споров в научной среде. Академик А.Н.Веселовский в опубликованной в 1900 году работе "Где сложилась легенда о Святом Грале?" коротко и четко сформулировал две основные гипотезы: "Для одних она [легенда о Граале - А.П.] - уэльсская сказочная тема, к которой применились мотивы и имена христианских сказаний; для других она - развитие христианского апокрифа, обставившегося фантастическими подробностями народной уэльсской саги" .
Давайте посмотрим, что же представляет собой легенда о Святом Граале.
Прежде всего нужно отметить, что говоря "легенда о Святом Граале", мы подразумеваем отнюдь не рыцарские романы о поисках Грааля - это уже совсем другая тема. Здесь же имеется в виду легенда о том, как был обретен Грааль и как он попал в Британию.
В нашем распоряжении, фактически, находится всего три источника. Прежде всего, это упоминание Иосифа Аримафейского у британского хрониста Уильяма Мальмсберийского, работавшего во второй четверти XII века. Уильям, следуя некоей рукописи, повествует о том, как в 63 году н.э. в Британию приходят ученики апостола Филиппа, предводительствуемые Иосифом из Аримафеи, чтобы проповедовать христианство. Там, где во времена Уильяма находилось Гластонберийское аббатство, Иосиф строит первый на британской земле христианский храм, посвященный Богородице.
Разумеется, легенда, приводимая Уильямом - это такая же фикция, как и большинство подобных легенд, творившихся в средневековых монастырях для "удревления" собственной истории. Нам известно, что христианство проникает в Британию не раньше V века, и уж в любом нет никаких оснований предполагать, что на территории бенедиктинского монастыря в Гластонбери находился когда-либо христианский храм I века.
Второй источник - рукопись Grand Saint Graal, датируемая приблизительно концом XII века. Grand Saint Graal излагает интересующую нас легенду гораздо подробнее, и мы приведем здесь краткое ее содержание.
Главным героем легенды является все тот же Иосиф Аримафейский, который выступает здесь как хранитель чаши Тайной Вечери, совершенной в доме Симона Прокаженного, т.е. сосуда, который послужил чашей причастия на первой литургии. В эту чашу Иосиф собирает кровь распятого Христа, после чего принимает крещение от апостола Филиппа. Следуя гласу свыше, Иосиф устраивает для священной чаши (которая и есть чаша Грааля) ковчег. Вместе со своим сыном, которого также зовут Иосиф, он проповедует христианство сначала на востоке, потом попадает в Британию, где строит, как уже было сказано у Уильяма Мальмсберийского, церковь богородицы на месте будущего Гластонбери. Сын его становится первым епископом, будучи поставлен самим Христом. Грааль хранится на британской земле в роду Иосифа Аримафейского.
Историю, приведенную в Grand Saint Graal, повторяет в общих чертах третий источник - роман Робера де Боррона Joseph d'Arimathie, написанный в последней трети XII века .
Вернемся теперь к вопросу, который был поставлен нами в начале этого раздела: каково происхождение этой легенды: восточное, христианское, или западное, языческое, но с элементами христианской символики. Этот вопрос важен, как мы увидим далее, и его решению А.Н.Веселовский посвятил упомянутую выше свою работу. Анализируя множество подробностей, приводимых в источниках, Веселовский приходит к однозначному выводу (с которым соглашается большинство современных ученых): легенда об Иосифе Аримафейском и прибытии Грааля в Британию имеет сугубо христианское происхождение.
Во-первых, легенда об Иосифе известна не только в Британии - существуют, например, ее грузинские (и другие восточные) эквиваленты . Во всех вариантах четко указывается местность, где проповедует Иосиф - это Галилея и сирийский Диосполь - и никаких намеков на Британию.
Во-вторых, Веселовскому удается элегантно обнажить совокупность случайных или намеренных искажений географических названий в теле легенды, которые и привели к замене Ближнего Востока на острова бриттов. Сравните, например: Bethanea (город Вифания) - в восточных вариантах легенды, но Britannia в гластонберийском.
Ну и в-третьих, нельзя не обратить внимание на своеобразный характер появления в Западной Европе текстов, посвященных Граалю: ни одного упоминания до тридцатых годов XII века и бурный расцвет Граалиады в течение следующего столетия...
Вывод Веселовского: "в основе первой части Grand Saint Graal лежит какая-нибудь местная легенда о иудейско-христианской диаспоре в северной Месопотамии, легенда сирийская..." Дата внезапного расцвета Граалиады в Европе практически однозначно указывает и на тот путь, которым легенда попала на Запад, - как раз до середины XII века крестоносцы сохраняли господство в области Эдессы, где они могли познакомиться с легендой, чтобы принести ее домой, в Европу...
...С этим выводом сложно спорить. Да и не нужно. Нужно лишь обратить внимание на то, что не было важным для исследования Веселовского: в восточных вариантах легенды об Иосифе Аримафейском... нет Святого Грааля.
Священная чаша, обладающая могущественной магией, появляется в этой легенде уже в Британии.

Кельтские мифы:
Котел Перерождения
В Каэр Педрыван, четырежды вращающийся, Мы пришли за Котлом Аннуна... Талесин, Preiddeu Annwfn, VI век

Так; Святой Грааль, чудодейственная чаша, действительно появляется в этой легенде только в Британии. Разумеется, сами по себе отдельные представления о чаше Тайной Вечери, или о чаше, в которую собирается кровь распятого Христа, - эти представления мы видим повсюду в христианском мире (например, в иконописных изображениях, где кровь Христа принимает в чашу олицетворенная Церковь или ангелы и т.д.). Но в собственно христианских легендах эта тема дальше не развивается, и уж тем более чаша эта нигде в канонических христианских источниках не получает имя Грааля и не становится могущественным предметом Силы...
И здесь мы первый раз сталкиваемся с культурным пластом, на тысячелетия более древним христианской культуры. Магическая Чаша, внедрившаяся в Британии в занесенную крестоносцами легенду об Иосифе Аримафейском, - это Магическая Чаша, или Магический Котел кельтских мифов. "Им владели боги и богини; он был выкраден и выкраден вновь. Сокрытый и найденный, он был центром бриттских мистерий..." - так писал о нем Джон Мэттьюз в своей работе "Традиция Грааля" ...
...Тот, кто знаком с морскими путешествиями, знаком и с совершенно особым ощущением, появляющимся, когда судно выходит из стесненной берегами бухты на кажущийся бесконечным простор открытого моря. Примерно такое же чувство охватывает исследователя, выбравшегося из узкого фьорда гластонберийской легенды на простор кельтской мифологии...
Котел - и как магический символ, и как реальный физический предмет - действительно играл огромную роль в кельтской сакральной Традиции. Магический котел упоминается в огромном числе древних кельтских текстов (в том числе - в текстах сакральных); с другой стороны, уже в Новое Время на европейских территориях, некогда занятых кельтами, в ходе археологических изысканий найдены десятки древних ритуальных котлов. Следуя известному закону традиционного мышления ("то, что вверху, как то, что внизу"), кельты переносили мифологический образ Котла в свои мистерии: Так делали боги, так теперь поступают люди... . Словами М.Элиаде, "так как миф рассказывает о деяниях сверхъестественных существ и о проявлении их могущества, он становится моделью для подражания при любом... проявлении человеческой активности" ...
Самым известным из кельтских магических котлов является, несомненно, знаменитый котел из Гундеструпа, найденный в болотах Северной Ютландии в 1891 году и датируемый самое позднее концом II - началом I тысячелетия до Н.Э. Изготовленный из серебра, этот ритуальный сосуд представляет собой великолепный шедевр древнего искусства: его поверхность изукрашена искуснейшей работы рельефами, изображающими мифологические и ритуальные сцены.
Посмотрим, какие мифы связывались у кельтов с Магическим Котлом.
Прежде всего нужно отметить, что кельтская (валлийская - особенно) мифология в собственном смысле этого слова дошла до нас в виде многочисленных, но разрозненных обрывков. Это связано, с одной стороны, с существованием у древних кельтов запрета на запись сакральных текстов (на то есть указания античных авторов), а с другой стороны - с влиянием рано появившегося на Британских островах христианства. Тем не менее, сохранилось многое: и отдельные мифологические тексты, и произведения раннесредневековых кельтских бардов (которые, по сути дела, являлись вместе с тем и магами, и отчасти священнослужителями), и, что не менее ценно, сохранился обширный и многообразный корпус кельтского эпоса и родственных ему древних кельтских волшебных сказок. В отличие от эпоса, например, скандинавского, ирландский и валлийский эпосы во многом мифологичны, т.е. представляют собой художественно обработанный сплав исторических преданий и собственно мифологии. Эти-то элементы мифологии в эпосе и в древних сказках нас сейчас и интересуют.
Мы обратимся к сказаниям, связанным со знаменитым валлийским бардом - Талесином , к которому еще не раз будем обращаться в этом эссе. Талесин, несомненно, историческое лицо; согласно Historia Brittonum ("История Бриттов") - британской хронике, составленной около 830 года , - Талесин жил и писал в Британии во второй половине VI века, т.е. во времена, непосредственно следующие за королем Артуром; некоторые источники называют Талесина сыном св.Хенуга. Талесину приписывается знаменитая Llyfr Taliesin ("Книга Талесина" - с валл.), составленная в XIV веке , но содержащая ряд стихотворных текстов, которые действительно могут принадлежать "перу" Талесина - и среди них две великолепные поэмы: Cad Goddeu (валл. "Битва Деревьев") и Preiddeu Annwfn (валл. "Сокровища Аннуна").
О Талесине рассказывает нам сказочно-эпическое повествование, древнейшие варианты которого существовали уже не позднее в XIV веке . Обычно эта повесть разбивается на две части: "Гвион Бах, или История о Керидвене и волшебных каплях" и собственно "История Талесина". Вторая часть ближе к собственно эпосу и представляет собой рассказ о юношеских деяниях барда. Зато первая часть гораздо ближе к мифу, к тексту мистериальному.
"История Талесина" начинается с того, что воины Эльфина, сына Гвиддно, короля Кередигиона , вылавливают на морском берегу маленький коракль - кельтскую лодочку, плетеную из ветвей и обтянутую кожей. В коракле находят они мальчика-младенца; когда же доставали его из лодочки, увидел Эльфин сын Гвиддно ярое сияние, облекавшее лоб ребенка, и потому назвал его Taliesin, что означает по-валлийски "Сияющий Лоб"...
"История Гвиона" хронологически предшествует этим событиям и повествует о том, как будущий великий бард оказался в море в маленьком коракле. Манускрипт, которому мы следуем, рассказывает об этом так:
В далекие дни, когда начал править в Британии король Артур, жил в землях, что зовутся сейчас Пенллин, знатный человек по имени Тэдиг Фоэль. Наследственным владением его были воды, что зовутся Ллин Тэдиг.
И был он женат на женщине по имени Керидвена; она же была волшебница и владела тремя искусствами: магией, чарованием и прорицанием...
Далее мы узнаем, что у чародейки был сын, именем Морвран (валл. Morwran, "Черный Ворон"), и был он "угрюм и ужасен видом, как сама тьма". Понимая, что с его внешностью и характером не сможет сын ее войти в общество благородных людей, владык и магов, решила Керидвена сделать его великим бардом: ведь для барда главное - его искусство, а не прочие качества. И можно было превратить любого человека в великого барда с помощью волшебного котла, ...используя силу особых трав и человеческое умение. Вот что нужно было для этого сделать: найти и собрать определенные травы в определенный день и час, опустить их в котел с водой, и поставить этот котел на огонь. И должен этот котел кипеть день и ночь в течении года и одного дня. В последний день выпрыгнут из котла три капли, хранящие все силы многих трав, и тот, на кого эти капли попадут, станет тотчас искушен во многих искусствах и наполнен духом пророчества. А варево, оставшееся после того в котле, будет самым сильным ядом, какой только может быть на земле. И от силы этого яда закричит и расколется котел, и прольется яд на землю...
Два древних мифа слиты воедино в этом сказании. Первый - это индоевропейский миф о Мёде Поэзии, который мы можем встретить, например, и в скандинавской Традиции (Одрёрир, досл. "Приводящий-Дух-в-Движение", священный мёд бога Одина) или в славянской . А второй - это миф о кельтский Магическом Котле, дарующем Силу и Перерождение...
Что же было далее в "Истории Гвиона"?
...И вот Керидвена собрала нужные травы и сложила их в огромный котел. Когда собиралась она ставить его на огонь, оказался неподалеку старый слепой человек, которого за руку вел мальчишка. Недолго думая, Керидвена наняла их обоих: слепца - ворочать котел, а мальчика - чтобы в течении года и одного дня поддерживать под ним огонь. Сама же она мешала варево в котле и следила за тем, чтобы не выкипела из него вся вода.
Никто не знает, как звали того слепого человека, и кем он был, - да это и не важно. Мальчика же звали Гвион Бах, что значит "Маленький Гвион".
Прошел год, и ни разу за это время не погас под котлом огонь, и ни разу не выкипела из него вся вода. Наконец, наступил последний день, когда три волшебные капли должны были выплеснуться из котла. Привела Керидвена Морврана, своего сына, к котлу и поставила его у огня, дабы попали на него те капли. Сама же волшебница прилегла в сторонке немножко отдохнуть.
И случилось так, что проспала она долгожданный момент. Выплеснулись из котла три волшебные капли, но упали не на Морврана, а на Гвиона, который нечаянно столкнул с места сына волшебницы, когда подкладывал в огонь свежие дрова. Котел громко вскрикнул и раскололся от силы оставшегося в нем страшного яда. Все варево пролилось на землю, и пропали долгие труды Керидвены.
Проснулась тогда Керидвена и, увидев, что котел разбился, обрадовалась, думая, что все случилось, как она хотела. И принялась она спрашивать о разном своего сына, чтобы проверить, насколько велика стала его мудрость.
Гвион же, как только коснулись его чудесные капли, ощутил в себе что-то необычное. И обнаружил он, что знает обо всем, что здесь произошло: и о том, что за травы варила Керидвена, и о волшебных свойствах попавших на него капель. И о том, что скоро поймет Керидвена, что к чему, и ужасна будет месть волшебницы за то, что отнял мальчик дар, предназначенный ее сыну...
Тогда убежал Гвион прочь от котла; чародейка же, когда поняла, что сын ее ничуть не изменился, бросилась за ним в погоню. И догнав, она проглотила мальчика, и, как говорит сказание "девять месяцев носила его в себе". По истечении этого срока Керидвена родила мальчика "обратно", но, чувствуя, что не может убить его, положила его в коракль и бросила в море...
Что было дальше, мы уже знаем из "Истории Талесина".
Главное сакральное содержание "Гвиона, или Истории о волшебных каплях" - это трансформация, Перерождение, которое претерпевает мальчик, превратившийся в великого барда в результате "столкновения" с волшебным котлом и его содержимым. Позже мы еще не раз вернемся к этой теме, поскольку Перерождение (Второе Рождение, как в мифах арийского Востока, если угодно) - это основное содержание мифа о Священном Котле. Пока же нам требуется другое - показать связь со Святым Граалем - священная чаша Grand Saint Graal также обладает свойством не только исцелять душевные и физические раны, но преображать человека, ее узревшего...
...Упоминания о Котле Перерождения можно обнаружить во многих средневековых кельтских текстах, хотя иногда образ его утрачивает отчасти свою изначальную магию и часть сакрального смысла. Таков, например, Котел Перерождения в относительно позднем валлийском сказании Branwen ferch Llyr (т.е. "Бранвен дочь Ллира"), входящем в состав "Четырех Ветвей Мабиноги" , о которых еще будет речь впереди. Здесь уже не оговаривается, что Котел преображает человека; указывается лишь, что если опустить в него мертвого воина, он оживет, хотя и будет лишен дара речи. Впрочем, следует отметить, что и здесь все не так просто: Перерождение, посвящение всегда связывается в сакральной Традиции через прохождение состояния смерти. Но это - опять "забегание вперед"...
Любопытно, что образ Котла Перерождения можно встретить не только у кельтов. Мы видим, например, этот Котел (точнее - Котлы, в данном случае) у... П.П.Ершова в "Коньке-Горбунке", написанном по мотивам народных русских сказок: Вот конек хвостом махнул, В те котлы мордой макнул, На Ивана дважды прыснул, Громким посвистом присвистнул. На конька Иван взглянул И в котел тот час нырнул, Тут в другой, там в третий тоже, И такой он стал пригожий, Что ни в сказке не сказать, Ни пером не написать...
А завершить этот раздел мне хотелось бы примером, взятым, что называется, "из жизни".
В Оррисдале (остров Мэн), неподалеку от Кёрк Малев, есть большой округлый холм-курган, из тех, что скрывают обычно захоронения князей и знатных воинов. Согласно местному преданию, этот курган в давние времена был излюбленным местом эльфов: здесь они собирали свои пиры, во время которых пускали по кругу серебряную чашу с колдовским напитком.
Эта волшебная чаша долгое время хранилась в церкви Кёрк Малев, где оказалась она следующим образом.
Однажды ночью - это было во времена не столь уж отдаленные - некий путник проходил этими местами, и дорога его пролегла мимо кургана. И вот со страхом увидел путник эльфов, собравшихся на вершине. Эльфы тоже заметили его и окликнули; Тот человек не смог привиться эльфийским чарам и подошел к ним, и тогда эльфы предложили ему испить из их чаши. Но путник считал, что достаточно знает об эльфах нехорошего, и взяв чашу, предпочел потихоньку вылить питье на землю.
Ночь прошла, и эльфы исчезли, а вместе с ними - и всё, что было на их пиру. Осталась лишь серебряная чаша, которую тот человек держал в руках. Так он и встретил рассвет - один, у холма, с волшебной чашей эльфов.
И когда поднялось солнце, отправился он к священнику Кёрк Малев, рассказал ему обо всем, что случилось ночью, и спросил, как поступить с чашей. Ответил ему священник, что лучше всего было бы пожертвовать чашу храму. Так и сделал тот путник, а священник освятил чашу по христианским обрядам. С тех пор чаша хранилась в храме и использовалась иногда местными священниками...
...Однако, волшебство чаши, как говорят местные старожилы, чувствовалось на ней каждым, кто осмеливался ее коснуться, и после освящения. А в 1774 году Георг Вальдрон написал в своей "Истории Острова Мэн" : "Свидетельствуют разные люди об одной чаше в Кёрк Малев, будто перестали ее использовать, когда заметили, что все выпившие из нее становятся позднее помешанными..."
Неправда ли, снова немножко похоже на Ершова, у которого вослед за Иваном решается испытать силу Котла престарелый и несколько туповатый царь. Помните: "бух в котел - и там сварился"?
Что ж, кесарю - кесарево... Взыскующие Грааля: Борс, Персиваль и Галахад И остались там три рыцаря. Только эти трое, и больше - никто. Смерть Артура (Грааль, V.19)
Вернемся, однако, в эпоху рыцарства. От легенды об обретении Святого Грааля в Гластонбери перейдем к более широкой и развитой теме - к теме о поисках Грааля. В отличие от гластонберийской легенды, здесь мы имеем целый корпус средневековых авторских произведений, объединенных идеей Queste, т.е. странствия-поиска. Несмотря на разнообразие авторов, сюжетов и действующих лиц, большинство этих произведений строится по одной и той же схеме - схеме, подчеркну, архетипической: Святой Грааль сокрыт в некоем замке, недоступном для большинства людей, только самые благородные и чистые духом рыцари могут найти туда путь; не зная дороги, отдавая себя в руки божьи, взыскующие Грааля отправляются в путь в произвольном направлении, надеясь, что провидение приведет их к Граалю; дорогой проходят они через многие приключения и испытания; наконец, достойные достигают Замка Грааля...
Конечно, основное отличие сказаний о поисках Святого Грааля от гластонберийской легенды - это то, что все они созданы конкретными авторами, пусть и не всегда известными нам. Иначе говоря, романы на тему Queste del Saint Graal - художественные произведения. Должны ли мы на этом основании полагать их вымыслом?
По этому поводу я позволю себе процитировать слова В.Герца, довольно известного литературоведа начала нашего столетия: "Средневековый эпический поэт походил к материалу для своих произведений совсем не так, как современные писатели. Не красивая игра фантазии, но истина требовалась прежде всего в те времена, когда не умели еще отличать историю от сказания. С древнейших времен для народных масс эпическая поэзия была единственным носителем исторической памяти... Как наши дети интересуются красивыми сказками лишь постольку, поскольку они правдивы, так же и для средневекового поэта не могло быть более тяжкого упрека, чем обвинение во лжи" .
Сравнение, приводимое Герцем, кажется мне весьма точным, хотя и требует некоторого пояснения. Действительно, попробуйте убедить маленького ребенка в том, что сказка о царевне Лягушке - ложь, и, если вам это удастся, ребенку станет неинтересно ее слушать. Значит ли это, что в других случаях ребенок реально верит, будто принц может жениться на лягушке из болота, а та, в свою очередь, может превратиться в красавицу? Тоже нет. Просто для ребенка, пока вы своими объяснениями не привязали сказку к реальности, в которой живете, действие сказки происходит в некой иной реальности, во "вторичном мире", как называл ее Дж.Р.Р.Толкиен . Точно так же и действие традиционных мифов разворачивается в собственной мифологической реальности, где даже время и пространство имеют другие свойства, - в реальности архетипического, одним из проявлений которой является юнговское коллективное бессознательное. Странствие-поиск взыскующих Грааля происходит в той же реальности, хотя не следует исключать и объективно существующей возможности того, что в основе ряда этих произведений лежат и реальные события...
Мне хочется в этом отношении вспомнить прекрасный рассказ датчанина Хильмара Вульфа "Пока книги не пришли в Норланн" , посвященный последним бродячим сказителям Севера. Старый сказитель, умирая, напутствует начинающего такими словами: "Можешь даже кое-что и выдумать, но всегда помни, Йонсон, что в твоих рассказах должна быть сама жизнь. И выдумка сойдет, если только такое может случиться на самом деле. Мне уже восемьдесят, я больше тридцати лет живу только тем, что хожу по людям и рассказываю. Часто я рассказываю истории, которые сочинил сам, но никто еще не назвал старого Халвора лжецом..."
"Рассказчики историй, труверы, бродячие певцы и поэты, которые были способны пересекать все границы, как физические, так и религиозные, сплавляли языческую и христианскую этику с достижениями эпохи рыцарства, с народной культурой, формируя архетипический мир, который жил в воображении людей..." - так пишет об этом Дж.Мэттьюз .
Одно из первых произведений цикла Артура и Грааля было создано французским трубадуром Васом, жившим при дворе английских королей. Написанный им в 1155 стихотворный роман-хроника "Брут", представлявший собою изложение "Истории Бриттских Королей" Гальфрида, хотя и не содержал еще упоминания о Граале, но фактически положил начало развитию рыцарского романа в Европе . Далее количество произведений такого рода стало нарастать лавинообразно, и уже к середине XIII века был создан почти весь корпус посвященных Граалю текстов.
Три автора играли основную роль в формировании канона Грааля: это Робер де Боррон, Кретьен де Труа и Вольфрам фон Эшенбах.
Роберу де Боррон, как мы уже говорили, приписывается самое раннее романическое переложение легенды об Иосифе Аримафейском - имеется в виду его роман Joseph d'Arimathie, написанный в последней трети XII века. Ему же приписывается и роман Didot Perceval, повествующий уже о поисках Грааля . Главным героем Queste, поиска-странствия, у де Боррона, как и у большинства других авторов того времени, является Персиваль - один из рыцарей короля Артура.
Другой автор - немецкий меннезигер Вольфрам фон Эшенбах (ок. 1170 - 1220), чьему перу принадлежит поэма "Парцифаль" , посвященная тому же герою. Отметим, что в отличие от всех остальных версий, где Грааль представляет собой Чашу или Поднос, у фон Эшенбаха Грааль - это Камень. Фон Эшенбаху принадлежит первая литературная разработка сюжета о Лоэнгрине, рыцаре Лебедя, сыне Парцифаля-Персиваля, развивающая тему Грааля, но уже не содержащая мотива Queste.
Самый поздний по времени, как бы обобщающий, рыцарский роман, в котором разворачивается действие легенды о Персивале, - это Le Conte du Graal ("История Грааля") Кретьена де Труа . Роман был начат, когда де Труа был уже знаменит по всей Европе своими произведениями, посвященными Артуру и его рыцарям; увы, работа над романом была прервана смертью великолепного трувера (ок. 1280), и "История Грааля" осталась неоконченной. Тем не менее мы приведем здесь ее содержание, характерное для лучших произведений этого цикла.
Вдали от людей проходит детство Персиваля, мать которого стремится уберечь сына от зла и опасностей окружающего мира. Юноша вырастает и сильным, и добрым, но не знающим ни оружия, ни убийства. Однако однажды встречает он рыцарей Артура и, подивившись их вооружению и благородству, воспламеняется идеалами рыцарского служения. Не решаясь противиться благородному стремлению сына, мать отпускает юного Персиваля ко двору Артура.
Персиваль переживает множество приключений, и оказывается в конце концов в замке Короля-Рыболова, своего дяди. В замке он встречает таинственную процессию, проносящую через комнату священный сосуд, называемый Граалем. Из вежливости или по неведению Персеваль не решается спросить о значении этих вещей и в результате оказывается изгнанным и скитается по пустыням Дикой Земли. Некто встречный бранит его за нерешительность и рассказывает, что если бы он имел смелость задать вопрос, земля и ее король, несущие на себе тяжкие последствия Плачевного Удара были бы исцелены. Тогда Персиваль начинает искать путь в замок...
Многочисленные легенды, сказания и романы, посвященные Артуру и Граалю, были, в конечном итоге, сведены воедино в монастыре св.Бернарда в Клерво (Франция) - так появилась знаменитая Vulgata , к которой апеллировали многие поздние авторы. Та часть этого большого свода, которая посвящена поискам Грааля так и называлась - Queste del Saint Graal.
Пользовался "Вульгатой" и автор "Смерти Артура", самого знаменитого произведения, посвященного Артуру и поискам Грааля - сэр Томас Мэлори (ок. 1420 - 1471) . Книга, написанная им в течение двух лет заключения в Ньюгейтской тюрьме (1468-1470), была напечатана английским издателем Уильямом Кэкстоном лишь спустя четырнадцать лет после его смерти, в 1485 году. И, несмотря на то что "Смерть Артура" - лишь очень поздняя компиляция, многие авторы использовали и используют ее для создания своих произведений.
История поисков Грааля передана у Мэлори в наиболее, пожалуй, полном виде - ведь он собрал и объединил под одним переплетом самые разнородные источники. Не вдаваясь сейчас в анализ этих источников, мы очень кратко обрисуем здесь сюжетную линию повествования Мэлори.
Рассказ начинается с того, как в день Пятидесятницы, когда собирались вместе Рыцари Круглого Стола в Камелоте у Артура, объявилась там некая девица и пророчила о Святом Граале. Вслед затем объявился и образ самого священного сосуда, и напитал всех бывших там рыцарей духом святым и лучшими яствами. Но был Грааль убран покровами, и никто не удостоился лицезреть саму чашу. И когда исчезла она, поднялись рыцари Артура, и все как один дали клятву отправиться на поиски Замка Грааля.
Однако лишь трое из них - лучшие рыцари артуровского королевства - удостоились в конце странствия-поиска узреть Грааль. Первым из них был Персиваль, Племянник Короля-Рыболова, царствующего в Замке Грааля, и внук Увечного Короля, лежащего в страданиях там же. Начало странствий Персиваля мы уже описывали - у Мэлори оно схоже с повествованием де Труа. Вторым достойным рыцарем был Борс, молодой сын короля Борса Ганского. И третьим, самым юным, был Галахад, сын Ланселота Озерного - Белый Рыцарь, непобедимый в бою силой своей веры.
Итак, Персиваль, побывавший однажды в Замке Грааля, но по неведению своему не спросивший о значении своего видения, ищет дорогу к Замку со своей стороны. Борс, прошедший многие тяжкие испытания, выходит из них с честью, следуя своей дороге. Галахад, непорочный рыцарь, не столько странствует-в-поиске, проходя испытания, сколько напрямую движется к Замку собственной дорогой. Прочие рыцари либо застревают на пол-пути, оказавшись недостаточно достойными, либо просто не находят дороги к Замку.
В конечном итоге все трое встречаются на некоем волшебном корабле, который приносит их к побережью страны Увечного Короля и Короля-Рыболова. Там с новыми приключениями добираются они до Замка Грааля; Чаша Грааля и Священное Копье являются им, и Галахад исцеляет Увечного Короля, исправляя последствия Плачевного Удара. Явление трем рыцарям Грааля и Копья - это кульминация Queste, странствия-поиска, его цель и результат.
Персеваль и Галахад остаются с Господом и Граалем; тела их Борс предает погребению и, переживший Перерождение, возвращается в Камелот, к Артуру...
...Книга Мэлори хороша тем, что в ней собраны разные сюжеты и мотивы разных авторов и разных легенд. Но этим же и плоха: стремясь свести воедино многое, Мэлори часто теряет нечто, которое было свойственно отдельным произведениям . Один из мотивов, ослабленных у Мэлори, но ясно звучащих у фон Эшенбаха и де Труа, - это мотив Дороги. Дороги, которую, странствуя, ищут рыцари Артура...
...Не правда ли, нельзя не задуматься над вопросом: а, собственно говоря, Дороги куда? Где он находится, таинственный Замок Чудес, скрывающий Святой Грааль?.. Дорога к Магическому Котлу: Остров Яблок И вот чудесная тропа В холмах зеленой стороны - То путь в Волшебную Страну, Мы по нему идти должны... Шотландская баллада о Томасе Лермонте.
Мотив Queste, странствия-поиска, не является, конечно, изобретением труверов и менестрелей XII века. Напротив, он представляет собой очень важную часть европейской сакральной Традиции, определяя содержание многих архаических мифов, преданий и волшебных сказок. Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что - основной принцип такого поиска, звучащий и во многих древних текстах, и в древних мистериях.
Для логического мышления современного человека пойди туда, не знаю куда - это нонсенс, задача, заведомо не имеющая решения. Но для традиционализма это - указание к действию, парадокс, скрывающий в себе свое решение, или нечто вроде дзен-буддийских коанов ("что такое хлопок одной ладонью?")... Странствие-поиск требует не досконального знания пути, не карт и лоций, но... особого рода магии, позволяющей находить Дорогу, или - сильно (очень сильно!) огрубляя - определенного магического чутья... С этой точки зрения не только путь к Граалю, но и любое исследование в традиционализме представляет собой Queste, странствие-поиск...
Но мы ушли от темы - разговор о той Силе, что позволяет не сбиваться с Дороги, странствуя туда, не знаю куда, в поисках того, не знаю чего, будет еще впереди. Пока же вернемся к Дороге в Замок Грааля.
Итак, мотив странствия-поиска изобретен отнюдь не в XII веке. И так же, как в Средние Века мотив этот связывался со Святым Граалем, тысячелетием раньше кельты связывали его с Магическим Котлом.
Но есть огромная разница между средневековыми и древнекельтскими представлениями и, соответственно, текстами о Граале/Котле. То, что в "развитом" Средневековье было полузабытым, хотя и не очень давним, прошлым, в V-VII веках было еще живым настоящим.
Ни Кретьен де Труа, ни Вольфрам фон Эшенбах уже не знали, где находится Замок Грааля. А авторы древних кельтских текстов, сохранившихся до наших дней, знали, и даже оставили нам указания, где и как искать начало Дороги...
Сказания о поисках Святого Грааля в символической своей сути восходят к кельтским сказаниям о поисках Магического Котла. И здесь мы снова вернемся к Талесину, а именно - к его поэме Preiddeu Annwfn, т.е. "Сокровища Аннуна" или, точнее, - "[Драгоценная] Добыча [принесенная из] Аннуна".
Тема - не сюжет, а именно тема - поэмы повторяет тему сказаний о поисках Святого Грааля. Ведомый королем Артуром отряд героев путешествует в Аннун в поисках Магического Котла, принадлежащего Аравну, королю Аннуна. Проходя последовательно семь уровней, которые охраняются замками (имена которых: Caer Siddi, Caer Rigor, Caer Veddwyd, Caer Pedryfan, Caer Goludd, Caer Ochren), Артур и его люди похищают Котел и возвращаются с ним во внешний мир.
Сам Талесин так описывает это путешествие: Прекрасной была тюрьма Гвэйра в Каэр Сидди Как завещали Пуйлл и Придери ; Никто не был сослан туда до него. Тяжелая синяя цепь хранила юность, И перед грабежом Аннуна печально он пел; До тех пор, пока, освобожденный, не продолжит он свою песнь. Три раза всю полноту Придвен мы прошли - Исключая семерых, никто не вернулся из Каэр Сидди. В Каэр Педрыван, четырежды вращающийся, Мы пришли за Котлом Аннуна С жемчужным гребнем по краю. Девяти девиц дыханьем был он согрет, И не будет в нем сварена пища для труса. Перед вратами Ада были зажжены огни, Когда мы шли с Артуром, ради прекрасной попытки; Исключая семерых, никто не вернулся из Каэр Вэддвид...
Итак, Магический Котел, он же - Святой Грааль, находится в Аннуне. Что это за место? В 1862 году в Великобритании Д.Дж.Родериком было опубликовано принадлежащее перу Йоло Морганнуга собрание валлийских бардовских текстов, озаглавленное "Barddas" . Помимо всего прочего, Барддас содержит и знаменитые "Триады Бардов", где есть строки, касающиеся интересующей нас темы:
Три вещи, необходимые для всего, что живо: рождение в Аннуне, рост в Абреде и полнота на небесах, то есть в круге Гвинвид; ничто не существует вне этих трех вещей, кроме Бога.
Мы могли бы сказать, что перед нами - кельтский вариант традиционного деления Мироздания на три мира: Нижний (мир мертвых), Средний (мир людей) и Верхний (мир Богов) . Действительно, такая триада миров проявляется во всех европейских языческих Традициях: у славян это Навь, Явь и Правь; у скандинавов - Хель, Мидгард и Асгард. Однако, в кельтской триаде Аннун, Абред и Гвинвид заложено, пожалуй, нечто, несколько иное, и даже несколько большее, не зря же Barddas называет элементы этой триады не просто мирами, а кругами... По определению Barddas, Абред - круг, "где смерть сильнее жизни, и где все существующее порождено смертью". Явь, или Мидгард, т.е. мир, в котором мы живем, мир людей, этому определению вполне отвечает: каждый из нас смертен. Гвинвид, согласно Barddas, - круг, "где жизнь сильнее смерти, и где все существующее порождено жизнью". Но из этого определения вовсе не следует, что Гвинвид - это мир богов, а Аннун - мир мертвых. Напротив, мы знаем, что большая часть кельтских богов обретается именно в Аннуне...
Три вещи, необходимые для всего, что живо: рождение в Аннуне... Рождение... Не там ли, где происходит рождение, становится возможным и Перерождение?..
Образ Аннуна в кельтской (конкретно - валлийской) Традиции - это очень сложная тема. Аннун - это одновременно и изначальная мировая Бездна, место, где где смерть сильнее жизни, и где все существующее порождено смертью, но где рождается все живое, и Иной Мир, где обретаются боги и где проходит Дорога на чудесный остров западных морей - Аваллон...
Иной Мир - центральный символ кельтской сакральной Традиции, ее сердце. Вот куда ведут нас странствие-в-поисках Святого Грааля. Дорогу сюда, в Иной Мир, ищет Персеваль, сюда стремятся Борс и Галахад, сюда, наконец, ведут своих людей Артур и Талесин. Потому что именно здесь, в Ином Мире, находится Замок, где сокрыт священный Котел Грааля: Есть там Древо у врат цитадели, Благозвучная музыка льется с его ветвей. Это дерево из серебра, освещенное солнцем, Подобно золоту сверкает оно. Есть там Котел бодрящего меда, Те, кто живут в том доме, пьют этот мед. Никогда не кончается он; и так Котел навсегда останется полным...
Путешествие в Иной Мир в поисках Магического Котла - распространенная тема в кельтской мифологии и фольклоре. Именно такой сюжет имела первоначально сага о Бранвен дочери Ллира, уже упоминавшаяся нами выше. В позднем варианте этого сказания, дошедшем до нас в составе "Мабиногиона", Иной Мир уже заменен на более понятную Ирландию, куда из Британии путешествует за сестрой своей Бранвен и Котлом король Бран Благословенный, сын Ллира. Мы говорим, что Ирландия появилась в этом сказании поздно и, в общем-то, случайно потому, что эта история сохранилась и в двух других версиях.
Первая из них - латинская средневековая рукопись Navigato Sancti Brendani - "Плавание святого Брендана", которая представляет собой, фактически, приукрашенный фантазией (а может быть - и не только ей) пересказ более ранних текстов, и прежде всего - знаменитой древнеирландской саги "Плавание Брана" . Содержание этой саги я позволю себе кратко изложить на этих страницах.
Двадцать два четверостишия спела женщина неведомых стран, став среди дома Брана сына Фебала, когда его королевский дом был полон королей, и никто не знал, откуда пришла женщина, ибо ворота замка были заперты...
Так начиная древняя ирландская повесть. Женщина, таинственно попавшая в дом Брана, пела ему о прекрасном острове, лежащем в море на закате солнца: Есть далекий-далекий остров, Вкруг которого сверкают кони морей. Прекрасен бег их по светлым склонам волн. На четырех ногах стоит остров... Есть там древнее дерево в цвету, На котором птицы поют часы. Славным созвучием голосов Возвещают они каждый час... Там неведома горесть и неведом обман На земле родной, плодоносной. Нет ни капли горечи, ни капли зла. Все - сладкая музыка, нежащая слух... Без скорби, без печали, без смерти, Без болезней, без дряхлости, - Вот истинный знак Эмайн. Не найти ей равного чуда.
Женщина покинула замок Брана, а на следующий день он, собрав верных людей, пустился в путь по морю, правя на запад, как было сказано в песне, и после ряда приключений добрался до блаженного острова. И там, на острове, пробыл Бран со своими людьми один год, как им казалось.
После того охватила многих из них тоска по родине, и тогда собрались они в обратный путь. И женщина, владычица острова, говорила им, что пожалеют они о своем решении, однако люди Брана не послушали ее, и все вместе отправились в путь, в Ирландию, и спустя некое время достигли ее берегов, и встретили там людей.
Люди спросили их, кто они, приехавшие с моря. Отвечал Бран:
- Я Бран, сын Фебала.
Тогда те ему сказали:
- Мы не знаем такого человека. Но в наших старинных повестях рассказывается о Плавании Брана.
Нехтан спрыгнул из ладьи на берег. Едва коснулся он земли Ирландии, как тотчас обратился в груду праха, как если бы тело его пролежало в земле уже много сотен лет.
После этого Бран поведал всем собравшимся о своих странствиях с самого начала вплоть до этого времени. Затем он простился с ними, и о странствиях его с той поры ничего не известно...
Мы несколько отвлеклись от непосредственно темы поиска Святого Грааля, но это - необходимо. Подробно тема священного острова, лежащего в Ином Мире, рассмотрена мной в вышедшей недавно "Дороге на Аваллон" ; здесь же я ограничусь тем, что приведу небольшой отрывок из латинской британской рукописи Gesta Regum Britanniae, созданной приблизительно в середине XII века и также посвященной этому острову:
Этот чудесный остров окружен океаном; там нет нужды ни в чем; нет ни воровства, ни врагов, таящихся в засаде. Там не бывает снега; там не бывает засухи летом и морозов зимой, но царит нерушимый мир и гармония, и прекрасное тепло вечной весны. Там много цветов: лилий, роз и фиалок; яблоня там вместе рождает цвет и плод на одной и той же ветви. Юноша и девушка живут там вместе без грязи и стыда. Старость неведома там; ни нужды, ни болезни - все там суть радость. Никто там не держит чего-либо только для себя одного...
Мы уже говорили, что святой Грааль внедрился в легенду об Иосифе Аримафейском уже в Британии, а конкретнее - в Гластонбери. Это название - Glastonbury - имеет довольно позднее, англо-саксонское происхождение и представляет собой частичную "кальку" с более древнего валлийского имени - Ynys Vytrin. Гластонбери означает "Стеклянная крепость" или "Стеклянный Город", а Инис Витрин - "Остров Стекла". Холм, на котором находятся ныне руины Гластонберийского аббатства, действительно представляет собой почти остров, частично изолированный от остальной суши болотами, но для нас сейчас важно другое: Инис Витрин, как и Аваллон (др.-кельт. Abhal-Lon, "Остров (Холм) Яблок) - это имена волшебного острова в Ином Мире...
...И закончу я этот раздел обращением к еще одному позднесредневековому тексту, посвященному поискам Грааля - к Perlesvaus . Начинается он так:
Латинский текст, из которого эта история была записана на местном языке, был обретен на Острове Авалон, в святом доме религии...
Здесь имеется в виду, конечно, не тот Аваллон, о котором была речь выше, а собственно Гластонбери. И все же "официальное" употребление этого языческого имени в отношении христианского монастыря любопытно. Но еще более любопытно другое.
Сюжет Perlesvaus довольно прост и сам по себе нас не очень интересует: герои, путешествуя, посещают Замок Грааля. Однако интересно то, как назван остров, на котором находится Грааль: Остров Нестареющих Старцев.
И увидели они внизу высокое дерево с ветвями, растущими широко, и увидели чистейший источник, более прекрасный, нежели доступно человеческому описанию [...] У источника сидели двое людей, чьи волосы и бороды были белее, чем только что выпавший снег, но лица их были юными... Место святыни: Замок о Четырех Башнях В четырех городах постигали они премудрость и тайные знания [...] Четыре друида были в четырех городах... "Битва при Маг Туиред", древнеирландская сага.
Что же находится на том священном Острове, куда приводит Дорога взыскующих Грааля?
Давайте задумаемся, почему в поздних посвященных Граалю текстах, где Грааль рассматривается уже сугубо как христианская святыня, отсутствует единогласие в отношение количества святынь Грааля и даже в отношении того, что именно они из себя представляют? Иногда это одна Чаша, иногда - Чаша и Копье, иногда - Камень, иногда - только Копье... Иногда - у Мэлори, например, - к святыням круга Грааля причисляется еще и меч, называемый Мечом Давида, - этот меч обретают Галахад, Борс и Персиваль на волшебной барке по пути к Замку. Более того, в ряде текстов мы можем встретить отголоски о равнозначности этих святынь - Копье не менее священно, чем Чаша, Камень же вообще заменяет ее у фон Эшенбаха...
Итак, Чаша, Копье, Меч и Камень. Четыре святыни Грааля.
На общечеловеческий религиозно-духовный символизм числа четыре указывает, например, К.Г.Юнг в ряде своих работ . М.М.Маковский в своем "Сравнительном словаре" пишет: "Четыре представлялось древним символом силы, мужества, духовного совершенства, целостности универсальности Мироздания (четыре точки света [...], четыре времени года [...])".
Интересно обратить внимание на то, что Талесин, описывая в Preiddeu Annwfn путешествие во главе Артуром в Аннун за Магическим Котлом, характеризует место, где он хранится, как "замок о четырех башнях". Удивительным образом это напоминает описание острова, где хранится Грааль, в саге о Мериадоке: остров тот имел четырехугольную форму, и в каждом из его углов находилось по замку, а в центре - некий прекрасный чертог.
Это не единственное и не случайное совпадение. Средневековая повесть "История Соны" (Sone de Nausay) из круга Queste del Graal рассказывает о путешествии героя по имени Сона в сопровождении некоего Алана, называемого "королем Норвегии", на чудесный сокрытый остров Галосха . На этом острове они находят прекрасный замок с четырьмя башнями по углам и с большим залом в центре. Остров населен монахами, которые владеют двумя чудесными реликвиями: нетленным телом Иосифа Аримафейского и Святым Граалем.
Сам по себе сюжет довольно стандартен для романов о поисках Святого Грааля. Алан, "король Норвегии", явно символизирует здесь Владыку Иного Мира (сравн.: древн. nor - "север" - связывалось с движением вниз, к Нижнему миру). Но нас интересует не это, а сам замок - Замок о Четырех Башнях...
Здесь сказания позднего граалевского цикла пересекаются с кельтской мифологией. Так, например, четырехчастный священный остров можем мы видеть в средневековой ирландской саге "Плавание Майль-Дуйна", где поминается чудесный остров, разделенный на четыре части стенами из разного вещества: золото, серебро, медь и хрусталь, причем каждую четверть занимают соответственно короли, королевы, юноши и девушки.
Но самое для нас важное - это то, что не только четырехчастный остров, но и четыре сокровища Грааля известны в мифах древних кельтов. Камень, Копье, Меч, Чаша...
Мы обращаемся здесь древнеирландской саге Битва при Маг Туиред, повествующей о мифологической истории Ирландии, о приходе на ирландскую землю богов из Племен Богини Дану .
На северных островах были Племена Богини Дану и постигали там премудрость, магию, знание друидов, чары и прочие тайны, покуда не превзошли искусных людей со всего света.
В четырех городах постигали они премудрость [...] - Фалиасе и Гориасе, Муриасе и Финдиасе...
Уже здесь встречаем четверичное деление - четыре города, четыре замка, четыре башни... Но - продолжим чтение саги.
...Из Фалиаса принесли они Лиа Фаль, что был потом в Таре. Вскрикивал он под каждым королем, кому суждено было править Ирландией...
Первая святыня Грааля. Священный Камень. Согласно преданиям, он был установлен в столице Ирландии - Таре, и криком признавал истинного короля. Грааль как Камень описан в "Парцифале" Вольфрама фон Эшенбаха: "Камень чистейшего сорта... называемый lapsit exillas...". Интересно посмотреть что это означает - lapsit exillas. Мэттьюз, например, указывает что латынь неточна, и словосочетание, соответственно, не допускает точного перевода. Он предполагает, что фон Эшенбах мог иметь в виду lapis lapsus ex caelis, т.е. "камень, упавший с небес" - подразумевая параллель с легендой о камне, выпавшем из короны Несущего Свет, т.е. Люцифера. Другие интерпретаторы идентифицируют вольфрамовский Грааль с lapis philosophorum, т.е. философским камнем средневековых алхимиков.
Следуем далее.
...Из Гориаса принесли они копье, которым владел Луг. Ничто не могло устоять перед ним или перед тем, в чьей руке оно было...
Вторая святыня. Копье бога магии, чье имя - Ассал (копье Луга) или Гунгнир (копье Одина). В поздних текстах это Копье становится копьем, которым был пронзен распятый Христос.
...Из Финдиаса принесли они меч Нуаду. Стоило вынуть его из боевых ножен, как никто уж не мог от него уклониться, и был он воистину неотразим...
Третья святыня - Меч. У Мэлори об этом мече говорит золотая надпись на его ножнах из змеиной кожи: "Кто подымет меня, да будет всех отважнее, если хочет носить меня по праву. Ибо тот, у кого на поясе предначертано мне висеть, не узнает позора поражения..."
...Из Муриаса принесли они котел Дагда. Не случалось людям уйти от него голодными...
Четвертая святыня - Магический Котел, собственно Чаша Грааля. У Мэлори: "Но вот очутилась в зале священная чаша Грааль под белым парчовым покровом, однако никому не дано было видеть ее и ту, что ее внесла. Только наполнилась зала сладостными ароматами, и перед каждым рыцарем оказались яства и напитки, какие были ему более всего по вкусу..."
...Многими авторами четыре башни Замка Грааля, четыре святыни Ирландии трактуются как прямое указание на четверичность Мироздания, на четыре стороны света, четыре времени года, четыре изначальные стихии . Нельзя не согласиться с этим, вернее - нельзя не принять такой подход. Следует только помнить, что нордическая сакральная Традиция, из коей берет свое начало вся Граалида, использует несколько более сложную систему изначальных творческих стихий.
Дело в том, Традиция знает не четыре, а пять времен года, пять сторон света, пять стихий.
Пятая нордическая стихия - Лед, пятая сторона света - Центр, пятый сезон года - особое пограничное время, время Перехода ...
...Действительно, если мы обратимся к тем раннесредневековым текстам, что более прочих сохранили в себе архаический сакральный элемент, мы увидим, что число пять - как и число четыре - прямо связывалось с мифологемой Святого Грааля. Из текста "Перлесвауса":
...В пяти формах являлся Грааль во время священнодействия, но они не были проявлены, чтобы секреты этого таинства не стали бы известны никому, кроме того, кого Бог оделил своей милостью...
Важнейшее свидетельство хранит для нас роман XIII века Historia Meriadoci ("История Мериадока") , повествующий о "сакральной географии" Острова Грааля. Четыре замка - говорится в романе - находится по углам Острова, имеющего квадратную форму, и пятый чертог с предивным престолом - в его центре...
...Пять святынь Грааля, пять изначальных стихий, пять чертогов Острова... Здесь не место рассматривать этот вопрос дальше - довольно и того, что уже было сказано. Резюмируя и закрывая эту тему, скажем лишь, что перед нами - изначальная нордическая схема устроения Мира, своего рода "нордическая мандала". Не след здесь вдаваться в подробности - пусть ищущий сам исследует закономерности и внутренние взаимосвязи этой схемы.
И пусть сущность Пятой Святыни - Святыни Центра - останется сокрытой, чтобы секреты этого таинства не стали бы известны никому, кроме того, кого Бог оделил своей милостью...
(Perlesvaus)
Дорога к Магическому Котлу: Тропа Мертвых Перед вратами Ада были зажжены огни, Когда мы шли с Артуром, ради прекрасной попытки; Исключая семерых, никто не вернулся из Каэр Вэддвид... Талесин, Preiddeu Annwfn, VI век
Итак, мы установили, что Замок Грааля находится где-то в Ином Мире, возможно - на острове. Теперь же снова обратимся к средневековым текстам о поисках Святого Грааля. Выше мы упомянули лишь нескольких авторов, создавших наиболее знаменитые романы Граалиады, однако общее количество таких текстов очень велико: это и авторские произведения тех же XII-XIV веков, и анонимные тексты, и вставки в жизнеописаниях и хрониках. Если проанализировать весь корпус этих текстов, можно получить следующую картину. Как правило Замок, где хранится Грааль, стоит на вершине горы или на острове, окруженный или непроходимым лесом, или потоком бурных вод. Иногда Замок Грааля быстро вращается; тогда войти в него становится еще труднее, поскольку требуется точно угадывать момент, когда покажется вход. Нередко через воды или болота, окружающие Замок, ведет узкий мост, на котором странника ожидают различные опасности и испытания. В целом, средневековые описания Замка Грааля характеризуют, во-первых, его труднодоступность, а во-вторых, подчеркивают островной характер того места, где он находится (даже если в тексте нет упоминания об окружающих Замок водах, то обычно говорится хотя бы о "темных лесах" вокруг - а это, как мы покажем чуть ниже, почти одно и то же). Какие выводы можем отсюда сделать? Прежде всего, конечно, бросается в глаза прямая параллель с древней кельтской Традицией: Аваллон, одно из "проявлений" Иного Мира, так же представляет собой остров. Во многих средневековых текстах говорится, что Замок Грааля находится на горе, однако, вспомним: в далекой древности понятия "остров" и "гора" нередко не различались. Во многих архаических языках долгое время и то, и другое вообще обозначалось одним и тем же словом: таковы, например, др.-кельт. основа lon (London - "Город на холме", но Abhallon - "Остров Яблок") или др.-сканд. holm.
Ко времени Средневековья миф о Граале/Котле во многом утратил сакральную конкретику, столь необходимую нам для анализа, и все же не перестал быть мифом, т.е. повествованием архетипическим, представляющим собой рассказ об архетипах и их взаимодействии. Попробуем рассмотреть общую схему расположения Замка Грааля в поздних источниках с взаимодополняющих точек зрения психоанализа и семантики. Вода, окружающая Замок - а равно и "темный лес" - известные символы человеческого бессознательного , того "океана" архетипов и символов, что лежит ниже нашего осознания, первобытной "бездны хаоса". С другой стороны, и в индоевропейских языках, и в индоевропейских сакральных Традициях и вода, и лес связаны со смертью. М.М.Маковский, говоря об этом, приводит примеры соответствующих смысловых рядов : сравн. др.-англ. woel - "вода", но др.-англ. wael - "мертвец", хет. uellu - "загробный мир", литов. weles - "тени мертвых". То же самое - в отношении "темного леса": др.-англ. widu - "лес", но witan - "уходить, умирать".
Смерть и бездна бессознательного - вот значение символов темного, непроходимого леса и воды, которые должен пересечь ищущий Грааль. В кельтской (валлийской) Традиции это Аннун, предначальная бездна, место, где "смерть сильнее жизни". Куда же попадает ищущий, сумевший пересечь эту бездну?
К подножию горы или на берег острова. С древнейших времен горы почитались обиталищами богов. Всмотримся в смысловой ряд понятия гора в индоевропейских языках: рус. гора, но гореть; литов. kalnas - "гора", но древнейшее и.-е. *kel- - "горящий", лат. caleo - "пылать", calor - "жар". Огонь - стихия, противоположная стихии воды, связываемая с божественным началом и в человеке, и в Мире в целом.
Снова мы видим, что путешествие в поисках Грааля проходит в Аннуне, в Ином Мире, где бездна смерти соседствует с обителью богов. И Дорога на Остров Блаженства, где стоит Замок Грааля, пересекает реку Мертвых, разделяющую миры.
Взыскующий Грааля следует дорогой, которую проходят покинувшие наш мир.
Тропой Мертвых...

Хранитель Пути:
Поединок на Мосту Лезвия

- Какая дорога ведет туда? - спросил Кухулин.
- Через Мост Лезвия, - ответили они, - и одолеет его лишь тот, кто способен на славные подвиги...
"Сватовство к Эмер", древнеирландская сага

Теперь настало время обратиться к очень важной теме, которую я сознательно избегал ранее. Речь идет о Хранителе Магического Котла - о Страже Дороги.
Средневековых романов круга Святого Грааля сохранилось много. В этом наша удача - каждый из них хранит хотя бы частицу древнего знания; нам нужно лишь отличить "зерна от плевел", выбрать эти частицы, слить их воедино... Здесь, в этом разделе, я хочу вспомнить еще один текст о странствии-поиске - роман Historia Meriadoci ("История Мериадока"), написанный на латыни в XIII веке .
Герой романа - Мериадок - достигает некоего острова, который в тексте называется Insula Gundebaldi - "Островом Гюндебальда". Остров этот лежит посреди непроходимых болот и связан с землей лишь узкой мостовой. На острове четыре замка - по одному в каждом углу острова, имеющего квадратную форму, - и прекрасный чертог с садами в центре.
На ведущей к острову мостовой Мериадок встречает хозяина острова - древнего мудреца и чародея Гюндебальда. Мериадоку приходится вступить с ним в бой, в результате которого он побеждает чародея, сбрасывая того в болото с мостовой, и открывает себе путь на остров...
Кто этот чародей, которого нужно победить, следуя в Замок Грааля? Талесин в Preiddeu Annwfn говорит об этом прямо - это Владыка Аннуна, Иного Мира, и хозяин Магического Котла-Грааля, одно из имен которого - Аравн.
Имя Гюндебальд в Historia Meriadoci нередко рассматривается как латинизированное искажение валлийского имени Гвинн . Гвинн, сын Нидда - один из древних могущественных магов Уэльса; во многих сказаниях и сказках он, как и Аравн, выступает как король Иного Мира. Отец Гвинна, Нидд - один из общекельтских богов, так же связанный с Иным Миром; ирландское его имя - Нуаду, а более раннее, галльское - Ноденс. Согласно древнему общекельтскому мифу, в одном из сражений этот бог потерял руку, и с тех пор часто именуется Одноруким или Серебряноруким .
Какая любопытная параллель! Замок Грааля в поздних рыцарских романах охраняется загадочным Королем-Рыболовом, отец которого - Увечный Король, некогда пострадавший от Плачевного Удара...
Итак, Замок Грааля охраняет Владыка Иного Мира. Обратим теперь внимание на то место, где он встречает странствующего.
Ведущий в Замок узкий мост над водами (или узкая тропа в "темном лесу", или мостовая в болоте) - довольно частый символ, сохраненный многими рыцарскими романами. В одном из них мы даже можем найти его имя - Мост Лезвия.
Образ Моста Лезвия действительно очень архаичен; так, мы встречаем его - причем под тем же именем - в древних ирландских сагах о Кухулине : там герой переходит этот мост, чтобы попасть на остров, где обретается некая древняя колдунья, владеющая тайнами боевых искусств и обучающая им тех, кто сумеет перейти на остров. В данном случае мы совершенно явно имеем дело с Владычицей Иного Мира, родственной нашим Яге и Макоши одновременно.
В поздней, профанической, трактовке имя Мост Лезвия означает, что мост этот представляет собой узкий и острый гребень, пройти по которому почти невозможно. Глубинный смысл - иной; он становится виден, если принять во внимание семантическую параллель лезвие-грань, или лезвие-край - в английском языке, например, эти два понятия до сих пор обозначаются одним и тем же словом - edge.
Мост Края, Мост Грани... Мы уже знаем, что от чего он отделяет: наш мир от Иного. Или, быть может, наоборот - соединяет?.. Кто знает, что имели в виду древние маги, давая этому мосту над рекой Мертвых такое название... В любом случае очевидно, что эту Дорогу - Дорогу, ведущую через Мост Лезвия, - они знали.
Вернемся к Хранителю Пути. Мне доводилось рассматривать этот образ и указывать, что он имеет характер общеиндоевропейский и присутствует в каждой языческой Традиции. У славян это Велес, у скандинавов - Один, у греков - Гермес, у кельтов - то Луг, то Аравн, то Гвинн, то Нидд или Огма . К близкому выводу приходят французский исследователь Ж.Дюмезиль и его ученик, великолепный Мирча Элиаде, давшие этому общеиндоевропейскому богу условное имя Страшного Владыки . Но здесь для нас важнее не сам образ Хранителя, но тот поединок с ним, который приходится выдерживать взыскующим Святого Грааля. Мифологема этого Поединка-на-Грани многослойна, как и большинство архаических мифологем. Поверхностный слой очевиден: Страж призван не пропустить на Остров случайных людей, или, быть может, задача его - хранить привычный порядок вещей (а прогулка тропою мертвых до естественной смерти - это явное нарушение привычного порядка). Но чтобы рассмотреть более глубокий смысловой пласт, нам придется привлечь широкие мифологические параллели.
Прежде всего нужно указать, что мифологема Поединка-на-Грани (как и сам образ Стража) присутствует в любой индоевропейской Традиции. Нередко мифологические сюжеты, раскрывающие данную мифологему, называют даже "центральным мифом индоевропейцев", подразумевая под этим поединок светлого бога-громовержца (славянский Перун, скандинавский Тор и т.д.) с темным хтоническим (подземным) Змеем. Должен, однако, отметить, что такой вариант мифа (добрый громовержец против злого Змея) "центральным" и, более того, даже просто распространенным отнюдь не является .
Итак, что из огромного массива индоевропейской мифологии сможем мы привлечь для выявления глубинного смысла Поединка-на-Грани? Прежде всего следует обратить внимание на великолепное древневаллийское сказание "Килух и Олвэн", входящее в состав знаменитого Мабиногиона .
"Килух и Олвэн", несомненно, самое красивое из сказаний Мабиногиона, и мы полностью согласны с валлийским исследователем, профессором Кардиффского университета Гвином Джонсом, называвшим ее "непревзойденной и неклассифицируемой" . Записанная в конце XIV века, уже в конце X - начале XI веков она сложилась в том виде, в каком мы ее имеем. При этом центральный сюжет сказки оказывается не только значительно древнее ее текста, но и древнее самих героев, в ней действующих.
По меньшей мере три четко дифференцированных пласта можем мы выделить в этой сказке. Самый поздний, относящийся к XI - XIV векам, представляет собой англо-саксонские и англо-норманские наслоения. Следующим пластом, если "копать" сказку вглубь, окажется собственно кельтское сказание о событиях времен правления Артура (V - VI века). И, наконец, глубоко в недрах сказки обнаружим мы то, что нас интересует - миф о Поединке-на-Грани.
Сюжет сказания несколько напоминает нам античный миф об Орфее и Эвридике, т.е. сюжет путешествия героя за своей возлюбленной в мир Мертвых. С другой стороны, сюжет сказания - типичный Queste, странствие-поиск. Главный герой, юный королевич Килух, в силу определенных обстоятельств оказывается проклят своей мачехой-колдуньей, причем суть проклятия заключается в том, что изо всех девушек королевич сможет жениться только на прекрасной Олвэн, дочери Ысбаддадена, Великана-из-Великанов. Воодушевленный внезапно разгоревшейся любовью к неизвестной девушке, Килух отправляется сначала ко двору Артура, а затем, заручившись поддержкой верховного короля и его рыцарей - на поиски Олвэн.
Фактически, перед нами фабула позднего рыцарского романа о поисках Святого Грааля - с той лишь разницей, что место Грааля занимает здесь некая прекрасная девушка . Мы также совершенно четко видим что речь идет о странствии в Иной Мир - на это указывает и определение, даваемое землям Ысбаддадена (лежат они где-то так далеко, что никто во всей Британии не слыхал о них), и характерное описание Дороги:
После долгих странствий выехали они на широкую равнину без конца и края. И не было в той равнине ни куста, ни деревца; серым было над нею небо, и туман местами покрывал землю. И стоял на равнине огромный замок.
Отправились рыцари к этому замку, но не так-то просто оказалось добраться до него. Скакали они целый день; вот уже скрылся из виду лес, из которого они вышли, и было теперь кругом лишь серое поле, а замок так и оставался где-то далеко впереди.
И второй день изо всех сил скакали они по этой равнине, пришпоривая лошадей, но оставался замок все таким же далеким.
И лишь на третий день приблизились они к замку...
Мы видим, что путь Килуха лежит через широкую пустошь, а пустошь (как и река) - известный мифологический символ границы миров ; мы видим туман, часто сопутствующий переходу между мирами (как, например, в ирландской саге о короле Кормаке); и, кроме того, еще и "деформацию" пространства, также характерную для описаний перехода . Кроме того, и сам Ысбаддаден, хозяин той страны, обладает в этом сказании характерной отличительной чертой Стража Иного Мира - это глаз, взгляд которого наделен огромной силой, а веки - такой тяжестью, что ему приходится восклицать: "Поднимите мне веки!", когда он хочет на что-нибудь посмотреть...
И здесь мы вспоминаем славянского Вия и ирландского Балора.
Ирландский Балор, внук Нета, происходит из племени фоморов, обитателей Иного Мира. Согласно преданию, некогда друиды его отца, одного из владык фоморов, варили во дворе замка некое колдовское зелье, и любопытный Балор, высунувшись из окна, подставил свои глаза под ядовитый пар, что шел от котла с зельем. После того один его глаз погиб, а второй приобрел смертоносную силу: девять врагов падали замертво, заглянув в тот глаз. Но веко того глаза стало таким тяжким, что только несколько воинов могли открыть глаз, орудуя продетым сквозь веко копьем. С тех пор в битвах всегда шел Балора впереди войска фоморов.
Для славянского Вия, как и для Балора, и для Ысбаддадена, тяжкие веки, прикрывающие глаза, являются непременным атрибутом. Взгляд же его, согласно, восточнославянским легендам, испепеляет все вокруг.
...Нет ребенка в Подолии, который бы не рассказал вам об этом страшном истребителе, взглядом своим убивавшем человека и превращавшим в пепел целые города. Счастье только, что этот убийственный взгляд закрывали прильнувшие веки и густые брови...
Все три эти образа - Вий, Балор, Ысбаддаден - на порядок более архаичны и описаны гораздо конкретнее смутных указаний поздних рыцарских романов . Вот он, портрет Стража Иного Мира: древний старик, иногда огромного роста, с тяжкими, прикрывающими глаза, веками и смертоносным огненным взглядом... И в каждой Традиции связан с ним мифологический сюжет о Поединке-на-Грани. У валлийцев это бой между Килухом и Ысбаддаденом за прекрасную Олвэн. У ирландских кельтов - поединок между Лугом и Балором в битве при Маг Туиред. У славян этот сюжет звучит в сказке "Бой на Калиновом Мосту":
Вот пришел Иван Быкович да под Калиновый Мост через реку Смородину. Вдруг воды на реке взволновались, орлы на дубах раскричались, - выезжает чудо-юдо Змей шестиглавый; под ним конь споткнулся, черный ворон на плече встрепенулся, пес борзой позади ощетинился...
Образ, который встает перед нашими глазами, достаточно однозначен - это Мост Лезвия, ведущий в Замок Грааля через реку Мертвых. Смородина - река, разделяющая миры, - в имени своем объединяет обе потенции, свойственные Аннуну, Иному Миру, - смерть (древняя основа mor) и рождение (древняя основа rod)...
Стал Иван Быкович биться со Змеем и победил его. На другу ночь побил он Змея девятиглавого, а на третью - Змея о двенадцати головах... Только старуху старую, матушку змееву, не одолел Иван. Привела она его в подземелье - к старцу, отцу Змеев. Позвал старик двенадцать воев и говорит им: "Возьмите вилы железные, поднимите мне веки черные, ужо погляжу я, кто сыновей моих погубил". И подняли ему веки черные, веки тяжкие...
Итак, странствие-поиск приводит ищущего Грааль на ведущий в Замок Чудес Мост Лезвия через реку Мертвых, и там, на Мосту, встречает он Стража Иного Мира, обладающего огненным смертоносным взглядом. Что происходит дальше? Ищущий побеждает. Мериадок сбрасывает Гюндебальда в болото, Килух выбивает Ысбаддадену глаз священным копьем, Луг сносит Балору голову. Не следует, вероятно, думать, что исход Поединка-на-Грани заранее предрешен. Нет. Просто по законам жанра о тех, кто проиграл этот бой, незачем складывать песни...
И все же в тех сказаниях, что рассматриваем мы здесь, взыскующий Грааля побеждает. Мы уже говорили - на внешнем смысловом уровне его победа означает преодоление Силы, закрывающей путь в Замок.
А на внутреннем?..

Продолжение Поединка:
Бой с отражением

В ночь перед Идами бык, весь осыпанный звездами, всходит...
Овидий

Сакральный поединок за право свободы в священном месте - эта мифологема ведет нас к древнейшему прообразу Замка Грааля - к магическому Лабиринту...
Самое слово "лабиринт", традиционно возводимое к греческому языку, имеет корни, еще более древние. Слово происходит от минойского "лабрис" - так называли на древнем Крите двулезвийную секиру, символ магической власти и перехода из мира живых в мир мертвых . Этот символ, вероятно, был широко распространен по всему древнейшему Средиземноморью; так, например, у этрусков встречается иногда изображение Харона, перевозчика душ умерших, с лабрисом в руке. Минойское же лабиринт может быть переведено как "святилище лабриса".
Лабиринт, мрачное подземелье дворца Миноса, владыки Крита, - это место основного действия античного мифа о поединке юноши Тесея с Минотавром. Царь Минос был полновластным правителем острова Крит, сыном самого Зевса и финикийской царевны Европы. От супруги Миноса Пасифаи и подаренного владыке Посейдоном прекрасного быка родилось ужасное чудовище - Минотавр, существо с телом человека и головой быка. Повелением Миноса Минотавр был навсегда поселен в огромный Лабиринт, выстроенный великим мастером Дедалом. Позднее жители Афин навлекли на себя гнев грозного Миноса, казнив его сына Андрогея, и тогда Минос наложил на Афины "налог крови" - семь юношей и семь девушек должны были ежегодно жертвовать афиняне в пищу страшному Минотавру.
"Налог крови" платился Афинами до тех пор, пока юный герой Тесей не решил положить конец кровавому жертвоприношению. Добровольно он отправился на Крит в Лабиринт Минотавра вместе с очередными юношами и девушками. Нить Ариадны, дочери Миноса, полюбившей прекрасного и сильного юношу, вела его в путанице ходов Лабиринта, а крепость мышц и сила духа, полученная от божественных предков, позволили Тесею выиграть битву со Стражем Лабиринта...
Миф о Тесее отличается от мифов о битве за Замок Грааля лишь одним - мотивом, который движет героем. В остальном мифы полностью совпадают. Действительно, Замок Грааля, лежащий в Ином Мире, за гранью Смерти, - полный аналог Лабиринта, Святилища Лабриса, символа власти над Миром Мертвых. Лабиринт, говоря вообще, является символом общеиндоевропейским и даже шире. Мы можем, видеть его канонические изображения на многих критских (минойской эпохи) памятниках - рядом с изображениями лабриса; на северных побережьях Европы, где лабиринты тысячелетия назад выкладывали большими валунами и маленькими камешками; на скалах Дагестана и на амулетах кельтской Британии... Повсюду в Европе изображения лабиринта считались не только символами Иного Мира, но - нередко - и вратами в него . Не менее узнаваем и Страж Лабиринта, Минотавр, - это тот же Хранитель Пути, что встречает взыскующего Грааля на Мосту Лезвия...
...Итак, мы встречаем мифологический сюжет о битве за святилище в Ином Мире - пусть с естественными вариациями - на огромных пространствах от Британии до России, и на протяжении огромных промежутков времени от античности до Средневековья. Одно это уже должно заставить нас задуматься о том, что здесь, возможно, скрыто нечто большее, чем локально-кельтский миф о Магическом Котле...
Существование сходных образов и сюжетов в мифологиях самых разных, в том числе и никогда не контактировавших друг с другом народов, было отмечено исследователями еще в прошлом веке (а возможно - и значительно ранее). Долгое время такого рода параллели между мифологиями объяснялись исходя из позиций так называемой "метеорологической" школы, представители которой рассматривали мифологию лишь как "поэтический способ описания неживой природы", а языческих богов - как "условную персонификацию метеорологических явлений". К данной школе принадлежал, например, выдающийся российский собиратель народных сказок и исследователь XIX века А.Н.Афанасьев .
Однако, уже в первой половине следующего, XX-го, столетия "метеорологический" подход столкнулся с целой волной новых воззрений, выдвинутых исследователями, работавшими в сопредельных с мифоведением областях: психологами (К.Г.Юнг и его школа), этнографами и этнопсихологами (В.Я.Пропп, М.Элиаде), историками и т.д. И, несмотря на то, что ряд тезисов, выдвинутых еще "метеорологической" школой, продолжает нередко использоваться до сих пор, на данный момент мы все же можем сказать, что сама эта школа свое существование прекратила .
Изо всех новых подходов к рассмотрению мифа, как явления общечеловеческого характера, наиболее значимым (и наиболее магичным) оказался подход доктора Карла Густава Юнга, совершившего, можно сказать, фундаментальный, хотя и не для всех приемлимый, переворот не только в психологии, но и в мифоведении. Мы можем, при желании, не соглашаться с теми или иными аспектами учения юнгианской школы, однако главный сделанный Юнгом вывод вряд ли может быть подвергнут сомнению.
Оставляя в стороне вопрос собственно генезиса мифологических текстов, Юнг смог добиться установления четкого и однозначного тождества между рядом устойчивых общечеловеческих образов коллективного бессознательного и устойчивых образов мифологии. Эти устойчивые фундаментальные образы, находящие отражение как в зеркале мифологии, так и в зеркале человеческого бесознательного, и были названы Юнгом архетипами . Некоторые из них были выявлены Юнгом и его последователями в результате сравнительного анализа сновидений и галлюцинаций (как проявлений бессознательного) с одной стороны и мифологических текстов - с другой. Из обозначенных юнгианской школой архетипов назовем архетип Духа, архетип Матери, архетип Трикстера (Тени) и т.д. Два устойчивых образа встречаем мы в рассмотренных выше мифах и сказаниях о Поединке-на-Грани: образ ищущего, того кто вступает на Мост Лезвия, чтобы открыть себе путь в Лабиринт и в Замок Грааля, и образ его Стража. Образы эти архетипичны, и мы без труда можем обнаружить их в работах Юнга и его последователей.
Первый архетип - это архетип Предвечного Младенца, или Божественного Мальчишки .
Даже беглое знакомство со сказочно-мифологической традицией может дать представление о широчайшем распространении сюжета о герое-ребенке, растущем "не по дням, а по часам". Мы встречаем этот мотив в сотнях сказок, в эпосе, в фантастических и героических сагах, наконец, - в собственно мифологических текстах. Этот мотив связывается, например, в русских былинах с Волхом (Вольгой) Всеславьичем: Будет Вольга в полтора часа, Вольга говорит, как гром гремит: "Гой еси, сударыня-матушка! Не пеленай во пелену черевчатую И не пояси в поясья шелковые. Пеленай меня, матушка, В крепки латы булатные, На голову клади злат шелом...
Гомеровские "Гимны" очень похоже повествуют о Гермесе:

Муза! Гермеса восславим, рожденного Майей от Зевса!
Благостный вестник богов...

И далее - о нем же:

Утром, чуть свет, родился он, к полудню играл на кифаре,
К вечеру выкрал коров у метателя стрел Аполлона...

Вероятно, продолжать примеры не стоит - их действительно сотни; для нас же сейчас важно не количество примеров, но качество их интерпретации.
Абсолютное большинство современных российских мифо-реставраторов, мифо-трактователей и мифо-реконструкторов склонны видеть в данном мотиве демонстрацию силы и могущества конкретного божества (правда, всегда разного) - мол, если уж в детстве он мог совершить такое, то... Таким образом, мотив совершения тех или иных "славных деяний" в детском или даже младенческом возрасте осмысляется как элемент биографии конкретного бога. Однако, обратимся к фактам.
Прежде всего нужно отметить, что существуют тексты, в которых образ "могучего младенца" лишен динамики взросления. Это, например, "бродячий" сюжет о Мальчике-с-Пальчик, который отнюдь не собирается вырастать. О том, что этот невзрослеющий могущественный Мальчишка принадлежит древнейшим пластам мифологии, свидетельствует не только широкое распространение его образа: можно также вспомнить финнского чудо-мальчика, участвующего в сотворении Мира, - Сампсу, о котором так говорит вторая руна Калевалы:
Вот выходит муж из моря, богатырь из вод поднялся; не из очень он великих, не из очень также малых: он длиной с мужской был палец, ростом - в меру женской пяди...
...Старый верный Вянамейнен так подумал и размыслил: "Видом он похож на мужа богатырского сложенья, а длиной в один лишь палец, вышиной едва с копыто!" Говорит слова такие, молвит сам такие речи:
"Что ты, право, за мужчина, что за богатырь могучий? Чуть покойника ты краше, чуть погибшего сильнее!"
И сказал морской малютка, так морской герой ответил: "Нет! Я муж на самом деле, богатырь из волн могучих..."
Все это свидетельствует о том, что образ маленького, но могущественного божественного Мальчика существует отнюдь не как та или иная стадия в биографии некоего бога, но - как вполне самостоятельный его образ . О том же говорит и традиционное почитание в античном мире таких богов как Гермес или Дионис одновременно в обоих образах: и как божественных мальчишек, и как бородатых мужей в расцвете сил. Весьма показательной выглядит и та простота, с которой при столкновении германцев с римлянами было принято отождествление германского Водена (Одина) и римского Меркурия (аналога Гермеса) - несмотря на то, что германцами в то время Один почитался в образе зрелого Мужа, владеющего магией и боевыми искусствами, а римляне еще сохраняли классические представления о Меркурии как о божественном Мальчике.
Этот могущественный бородатый Муж, ассоциирующийся с колоссальной магической силой и духовной мощью, а также - с культом предков, в мифологии образует архетип, парный к архетипу божественного Мальчишки. Мы можем предположить - и даже констатировать! - что эта пара представляет собой две взаимодополняющие ипостаси одного бога. Более того, в мифологических текстах существуют описания перехода, "перетекания" одной ипостаси в другую. Такой переход претерпевает, например, финский Сампса в Калевале после описанной встречи с Вянамейненом:
Но едва сказал он это, взор едва к нему направил, как малютка изменился, обратился в великана! В землю мощью ног уперся, головою держит тучи; с бородою по колено, волосы висят до пяток...
Два главных действующих лица сказаний о Замке Грааля/Лабиринте - это воплощения двух названных архетипов. Действительно, ищущий - всегда очень молод: юны сэр Борс, сэр Галахад и сэр Персиваль в цикле Грааля, юн и безбород Тесей в античной традиции, почти мальчишкой покидает отцовский замок Килух. И месте с тем все они наделены могуществом, почти божественным: три рыцаря Вульгаты и Мэлори уничтожают полчища неверных, Тесей оказывается способным победить чудовищного Минотавра, Луг вообще наделен магией, едва не превосходящей всю магию Племен Богини Дану...
Не менее прозрачен и второй образ. Страж Лабиринта - древний могущественный маг, сила которого огромна, что и находит отражение его описании как чудовища с огненным смертоносным взглядом (Балор и Вий), или с бычьей головой (Минотавр), или с телом великана (Ысбаддаден).
Но два этих архетипа в сакральной Традиции суть два воплощения одного и того же бога. Действительно, Вий-Балор-Ысбаддаден-Минотавр - это один из Владык Иного мира; в ирландском варианте он одноглаз, в валлийском - предстает перед нами великаном, в славянском варианте волки да вороны сопровождают его детей. Не так уж мало для того, чтобы если не отождествить, то хотя бы сопоставить этого персонажа со скандинавским Одином. Действительно, Один - Отец Павших, князь мира по ту сторону смерти, он одноглаз и служат ему два волка да два ворона. Следующий шаг - Велес, тождество которого с Одином мы обсуждали уже не раз . Здесь мы встречаемся с приятным подтверждением: судя по всему, имена Велеса и Балора восходят к одной и той же древнейшей индоевропейской основе wel/wal со значением "имеющий отношение к Иному миру". К этому же ряду богов, принадлежащих по троичному дроблению Ж.Дюмезиля к "богам магии, власти и загробного мира" , принадлежат еще и Гермес и Меркурий.
Второй божественный персонаж - Иван Быкович-Луг-Килух - также достаточно узнаваем. Луг владеет священным копьем, - указатель достаточно однозначный; Иван Быкович происходит, как свидетельствует отчество, от не совсем человеческих родителей (в ряд вариантов сказки он именуется Иваном Коровьим Сыном) - тоже намек отнюдь не туманный. Священным копьем (проникшим позднее в христианизированные сказания о святом Граале) в индоевропейской мифологии владеют только боги магии (например, Один). Сыном небесной коровы является Велес. Да и самого Луга ирландские саги прямо называют Самилданах - Господин-Всех-Искусств. А под Искусствами (ирл. dan) в древности понимали прежде всего искусства магические...
Вот мы и пришли к тому, без чего не бывает решения, более того - к тому, с чего решение начинается. Мы пришли в тупик.
В битве на Мосту Лезвия бог магии выступает против бога магии, Один против Одина, Велес против Велеса, Луг против Луга...

Котел Аннуна:
Перерождение в Смерти

Так как миф рассказывает о деяниях сверхъестественных существ и о проявлении их могущества, он становится моделью для подражания при любом [...] проявлении человеческой активности.
Мирча Элиаде

Теперь я позволю себе немного отвлечься, чтобы подойти к тому же самому совсем с другой - может быть, неожиданной - стороны.
Наша жизнь - хотим мы того или нет - представляет собой цепь посвящений (инициаций). Это так, даже если мы не отдаем себе в этом отчет, и не замечаем самого момента инициации, перехода в некое новое качество, в новое состояние. Первая драка, первая любовь, первый опыт столкновения с магией - эти примеры поверхностны и банальны, но показательны.
В древнем мире, когда сакральная Традиция контролировала многие области человеческой жизни, инициации совершались осознанно. Знания об инициациях древних во многом утеряны для нас; лишь некоторая их часть может быть реставрирована по косвенным свидетельствам и данным, еще меньшая - сохранилась в живой традиции.
Совершенно неслучайно в данном выше простеньком определении посвящения использовано слово переход - "переход в новое состояние". Этим же словом мы обозначаем и широко распространенные в мифологии и сказочной традиции индоевропейцев путешествия в Волшебную Страну, за грань привычного, нашего, мира . Действительно, Переходы между мирами и настоящие посвящения во многом похожи друг на друга - прошедший грань между мирами и прошедший посвящение вступают в иную, доселе незнакомую им реальность... В посвящениях магических это родство проявляется, пожалуй, наиболее явно.
Чтобы пришло новое, старое должно уйти, освободить занимаемое место. Человек, каким он был до инициации, должен умереть, чтобы родился новый человек - вот один из формальных принципов посвящения, как его видели древние. Впрочем, этот же принцип мы можем видеть и в посвящениях современных обществ, находящихся на архаической ("дикарской") стадии развития - у некоторых изолированных от "цивилизованного" мира племен Австралии, Африки и обоих Америк. Мирча Элиаде так писал об этом: "Повсюду мы встречаемся с таинствами инициации, и повсюду, даже в самых архаических обществах, они включают символизм смерти и нового рождения" .
Этот символизм смерти может быть по-разному выражен в конкретных инициатических ритуалах; одним из наиболее показательных вариантов является, вероятно, пожирание посвящаемого чудовищем. Мы встречаем этот сюжет в мифологии: библейского Иону поглощает огромная рыба; финского Вяйнямейнена, согласно некоторым вариантам Калевалы, проглатывает во время его путешествия мир мертвых дочь Туони Владыки Иного Мира; наконец, маленького Гвиона проглатывает чародейка Керидвена в цикле сказаний, посвященных Талесину... И в то же время этот же мотив видит мы и в реальных инициатических обрядах многих племен. "В некоторых регионах обряды инициации при наступлении половой зрелости включают вхождение в фигуру, напоминающую водное животное (крокодила, кита или большую рыбу). [...] Так, например, у папуасов Новой Гвинеи из рафии изготавливается чудовищное создание, называемое Kaiemunu, которое хранится в доме мужчин. Во время инициации ребенка помещают в живот чудовища. [...] В других регионах знают лишь, что неофитов заглатывает чудовище, но ритуальное вхождение в его чрево больше не практикуется" .
Такое совпадение мифологических сюжетов и сюжетов обрядовых показано многими исследователями на огромном фактическом материале. Простейшим, вероятно, примером ритуального действия, представляющего собой повторение мифа, могут послужить обряды, связанные со строительством дома. Так, общеиндоевропейский характер имеет миф о сотворении мира из тела некоего изначального божества-великана (инд. Пуруша, сканд. Имир и т.д.). Хотя бы упоминания об этом сохраняются практически во всех священных текстах. Скандинавская Старшая Эдда говорит об этом так : Имира плоть стала землей, стали кости горами, небом стал череп холодного турса, а кровь его морем. (Речи Вафтруднира, 21)
Русская Голубиная Книга : От чего зачался наш белой свет? От чего зачалося солнцо праведно? От чего зачался светел месяц?... ...А и белой свет - от лица Божья, Солнцо праведно - от очей его, Светел месяц - от темечка, Темная ночь - от затылечка...
Поскольку дом, жилище в архаичной традиционной культуре воспринимался как храм, как imago mundi, образ Мироздания , то и сам процесс строительства дома должен, по логике носителя традиции, воспроизводить процесс сотворения Мира. Именно как повторение, "проигрывание" космогонического мифа и существовали обряды кровавых или символических жертвоприношений при закладке жилищ и храмов.
На принципе повторения мифа при магическом (ритуальном) действии и базируется второй (после связи с бессознательным) аспект взаимоотношения магии и мифа. "Обряд составляет как бы инсценировку мифа, а миф выступает как объяснение или обоснование обряда" .
Уже в середине прошлого столетия этот факт признавался абсолютным большинством исследователей, независимо от их принадлежности той или иной школе мифоведения. Однако, оставался открытым вопрос, который казался тогда принципиальным, - вопрос о том, что же было первичным в этой взаимосвязи: возник ли миф как объяснение сложившегося ранее обряда, или же, напротив, обряд появился как ритуальная инсценировка мифа? Последнего мнения придерживалось большинство ранних исследователей (Афанасьев, Гримм и т.д.), затем на первый план выдвинулась противоположная точка зрения, потом, наконец, возникло мнение, что все, быть может, гораздо сложнее ...
Исследованию отражения древних обрядов в околомифологических текстах (волшебных сказках, например) посвящены работы выдающегося российского ученого В.Я.Проппа, внесшего значительный вклад в наше понимание данного вопроса. В 1928 году В.Я.Пропп опубликовал в небольшую, но содержательную монографию "Морфология сказки" , положив тем самым начало структурной фольклористике; около двух десятилетий спустя им был издан фундаментальный труд "Исторические корни волшебной сказки" , ставший основой принципиально нового подхода к околомифологическим текстам, - подхода, в рамках которого такие тексты рассматриваются как отражение древних ритуалов и мистерий, и прежде всего - обрядов посвящения (инициации). Работа в этом направлении продолжается по настоящий день, о чем свидетельствует появление новых интересных работ .
В противоположном, как может показаться на первый взгляд, направлении огромная труд был совершен Мирчей Элиаде, опубликовавшим колоссальное количество работ, в том числе - более десятка монографий . Если Пропп рассматривает волшебные сказки как отражение древних обрядов, то Элиаде, напротив, работает с мифами в собственном смысле слова (т.е. со "сказаниями о богах"), рассматривая их в традиционной культуре как образец не только для конструирования ритуала, но и для, условно говоря, "магического" поведения вообще: "так как миф рассказывает о деяниях сверхъестественных существ и о проявлении их могущества, он становится моделью для подражания при любом... проявлении человеческой активности" .
Вслед за Юнгом Элиаде использует понятие архетипа, однако, дает ему собственное, принципиально отличное от юнговского, определение. Для Элиаде архетип - это не столько устойчивый образ бессознательного, сколько устойчивый мифологический мотив, воспринимаемый в традиционной культуре как "модель для подражания". Так, например, если Юнг мог бы назвать архетипом образ предначального божества-великана, из тела которого был сотворен мир, то для Элиаде архетипом является само сотворение мира из расчлененного великаньего тела, бесконечно повторяемое в обрядах, сопутствующих "сотворению" жилища или храма. Мы, однако, склонны сохранять за понятием архетип исходное, юнговское, значение, а для устойчивых мифологических мотивов применять понятие мифологема, как то и принято в большинстве современных исследований.
Теперь же отметим, что вопрос о первичности мифа или обряда является сугубо академическим (и даже возвращает нас к вопросу о первичности курицы или яйца), поскольку внутри самой традиционной культуры он попросту не может быть сформулирован. Ученый этнолог может полагать, что сначала была принесена первая жертва при закладке дома, а потом для ее объяснения был придуман миф об Имире, или, наоборот, что сначала был придуман миф, а потом, следуя ему, была принесена первая жертва, но носитель Традиции знает, что сначала был убит великан Имир, а уже потом появились и миф, и обряд. И то, и другое воспринимаются в Традиции всего лишь как отражения некоего перводействия, совершенного богами. Словами индийских брахман, "так поступали боги, так теперь поступают люди" (Taittiriya Brahmana, I.5, 9, 4). Миф же при этом оказывается текстом, содержащим описания этих перводействий или мифологем и, таким образом, становится инструментом, магическим орудием, позволяющим людям следовать дорогам, проложенным богами...
...Наше исследование Поединка-на-Грани близится к своему логическому завершению. Перводействия, совершенные богами, находят отражение на трех взаимосвязанных уровнях, о которых шла речь выше: в человеческом бессознательном, в мифологии и, наконец, в традиционном ритуале. Архетип или, точнее, мифологема инициатической смерти, перехода через реку Смородину звучит в мифах и сказаниях круга Святого Грааля. Мы уже обратили внимание на то, что рыцари, взыскующие Грааля, как и Иван Быкович, Луг и Килух равно молоды. Противники же их, напротив, как один, стары. Более того, они не просто стары, они - на грани умирания. Чтобы родилось новое, старое должно умереть. В валлийском сказании оговаривается, что, по древнему пророчеству, жить Ысбаддадену - до тех пор, пока не завершится успехом поход в его земли молодого принца.
Принцип посвящения. Собственное прошлое встречает на Мосту Лезвия, на границе Иного Мира взыскующий Грааля. Инициатическую смерть - переход через реку Смородину, окружающую остров с Замком Чудес - символизирует Поединок-на-Грани, битва, в которой ищущий убивает самого себя... "Во всех контекстах инициации смерть имеет совсем не то значение, что мы обычно склонны придавать ей. Прежде всего, она означает, что человек ликвидирует свое прошлое [...] чтобы начать снова, возродившись в другом. Таким образом, смерть в инициации никогда не является концом, а является еще одним началом..."
Там, за гранью Смерти, победивший в битве с самим собой находит Котел Аннуна, котел перерождения, чтобы испить из него новую жизнь и вернуться преображенным...
И в заключение этой истории следует вспомнить Посвящение Одина, о котором древние скандинавские тексты говорят значительно откровеннее, нежели сказания Святого Грааля: Знаю, висел я в ветвях на ветру девять долгих ночей пронзенный копьем посвященный Одину, в жертву себе же, на дереве том, чьи корни сокрыты в недрах неведомых... (Речи Высокого, 138)
Согласно этой легенде, Один пронзил себя копьем, чтобы получить знание рун. Через девять дней другой Один сошел с Древа Мира - Один, владеющий магией рун, посвященный...
Так делали боги, теперь так поступают люди. Основной закон мифологии. Перед нами не только рассказ о том, как делали боги, но и указание, как поступать людям...
Мифы, разумеется, символичны. Одину требуется мужество, чтобы пронзить себя собственным священным копьем. И человек столь же мучительно, столь же неохотно расстается со своим старым, вчерашним "я", вступая в свою битву на своем Калиновом Мосту. Право, это непросто - драться с самим собой за свою жизнь, за свое будущее.
Но на то и есть миф - пример, поданный богами. Когда Луг в битве в долине Туиред выбивает своим копьем смертоносный глаз Балора, тот открывает Лугу, что он - Балор - его прямой предок, его дед. На психоаналитическом уровне мифологии это равнозначно утверждению "Я - это ты". Лишенное оружия и силы, старое взывает: "Смотри, ты убиваешь самого себя!"
И Луг поднимает меч и сносит Балору голову.

1  2