Миф - это правдивая история,
Которая случилась в начале времен.
Мирче Элиаде

In olde dayes of the King Artour
Of which that Brefons spoken gret honour,
All was this hnd fulfilled of faerie.
Chaucer

Когда-то, много лет назад,
В дни короля Артура (говорят
О нем и ныне бритты с уваженьем),
По всей стране звучало эльфов пенье.
Джефри Чосер. “Кентерберийские рассказы”. Рассказ батской ткачихи.)

HIC JACET ARTHURUS, REX QUONDAM REXQUE FUTURUS
(ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ АРТУР, КОРОЛЬ В ПРОШЛОМ И КОРОЛЬ В ГРЯДУЩЕМ (ЛАТ.).)
(Надпись на кенотафе короля Артура по тексту сэра Томаса Мэлори, славного рыцаря из Ньюболд Ривелл, что в графстве Уорвикшир)

Редко какому мифу досталось сделать такую головокружительную карьеру, как повести о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола. Легенда, родившаяся в VI - VII веках на Британских островах, в то время чуть ли не Ultima Thule <край земли (лат.).> Европы, ударила в колокол европейской и мировой культуры с такой силой и вызвала такой резонанс, что звон этот не умолкает и по сей день, а ведь с тех пор прошло уже почти четырнадцать сотен лет. Есть люди, которые не помнят имени отца Зевса, но мало кто не знает, кем приходился Артуру Утер Пендрагон. Есть люди, которые понятия не имеют об Иешуа, Гедеоне, Илии или Иеремии, но каждый знает, кто такой Мерлин. Есть такие, которые не шибко-то ведают, что стряслось с Лазарем Четырехдневным из Вифании, или что точно случилось во время свадебного пиршества в Кане Галилейской, но почти любой верно перескажет историю о том, как был извлечен меч, погруженный то ли в камень, то ли в наковальню.
Я думаю, найдутся люди, не представляющие себе, что общего у Энея с царицей Карфагена, а уж то, что царицу эту звали Дидоной, для многих вообще окажется откровением. Зато мало кто не свяжет Гвиневеру с Ланселотом, и, пожалуй, никто не задумается, если надо будет сообщить имя возлюбленной Тристана. Спросите кого-либо, как называлось озеро, в котором обычно раскидывал сети рыбак Симон, именуемый также Петром, и сразу после этого попросите назвать замок короля Артура. А кто помнит, как назывался меч Зигфрида из “Нибелунгов” или оружие Роланда, паладина Карла великого? А вот название “Экскалибур”, гарантирую, вспомнит любой и тут же свяжет с Артуром.
Так почему же спустя четырнадцать веков нам по-прежнему так близки и знакомы история и приключения повелителя далекой Британии и его храбрых рыцарей? Почему нам ближе и лучше известны Артур, Мерлин, Ланселот и Тристан, нежели Иуда Маккавей, Ахиллес, Эней, Роланд-Орландо, король Попель <Король Попель - мифический князь, предшественник Пяста. Существует даже поговорка: “Короля Попели мыши съели”, поскольку, как утверждает легенда, мыши сожрали его в башне Кришвица.>, наконец, или Вальгер Удалой <Вальгер Удалой - могучий герой из рода Попелей.>? Почему миф о короле Артуре совершенно беспрецедентным и уникальным образом проникал в сердца и воображения миллионов? Почему эта легенда стала неисчерпаемым кладезем литературных мотивов, источником никак уж не менее обильным и чаще используемым, нежели гораздо более близкая нам греческая мифология, “Илиада”, “Одиссея” или “Энеида”?
Из мифа об Артуре и его рыцарях полными горстями черпали не только англосаксы - Чосер, Драйтон, Уортон, Холиншед. Спенсер, Мильтон, Шекспир, Драйден, Джонсон, Поп, Вордсворт, Колридж, Росетги, Моррис, Теннисон, Йитс, Суинберн, Элиот, Скотт, Блэйк, Лонгфелло, Лоуэлл, Твен, Джойс и С. Льюис, но и Пульчи, Боярдо, Ариосто, Тассо, Петрарка и Данте, Брантоме, Сервантес, Кальдерой, Гете, Шиллер и Уланд. А также Сигрид Унсетт, Жан Кокто, Итало Кальвино, Умберто Эко, Зофия Коссак-Щуцкая, Мария Кун-цевич и Теодор Парницкий. Всех не перечесть.
Так почему же именно Артур, почему именно легенда о нем?
Ответы на эти вопросы можно найти в многочисленных литературоведческих и научных трудах. Приводимый ниже текст на звание “научного” не претендует ни в малейшей степени, ибо автор ученым не был, не является и быть не собирается <Моя скромность частично проистекает из обычнейшего страха. Я помню, с чем столкнулся, рассуждая об артуровском мифе, “известный историк” в фильме “Monty Python and the Holy Grail”. - Примеч. авт.>.
Однако же, поскольку колокол, получивший удар Артуровской легендой, невероятно громко звучит под сводами здания современной литературы фэнтези, постольку да будет позволено поболтать о короле Артуре автору фэнтези, каковым нижеподписавшийся является и впредь быть намерен.
Начнем с основополагающего вопроса: существовал ли вообще король Артур? Возможно, вопрос этот не столь уж и основополагающ, поскольку ни один из возможных ответов, положительный или отрицательный, на характер и значимость легенды уже повлиять никоим образом не сумеет. Тем не менее сама попытка дать ответ может оказаться полезной для понимания мифа. Его истоков. И его значения.

ИСТОРИЯ И ЛЕГЕНДА

На долю Британских - как мы их сейчас называем - островов, точнее - на долю населяющих их народов, выпало исключительное “счастье”. На них с незапамятных времен кто-нибудь да нападал. Завоеватель, покорив туземцев, вскоре сам становился “аборигеном”, но только для того, чтобы немного погодя быть поверженным и завоеванным кем-нибудь другим, кто, в свою очередь, становился “туземцем”, и так без конца, по кругу. Поэтому, собственно говоря, неизвестно, кто там был истинным аборигеном, автохтоном. То есть не было бы известно, если б не легенды и предания. Однако поскольку легенды и предания существуют, постольку мы “знаем”, что истинным и первоначальным жителем тех пределов был гигант Альбион, сын Посейдона. От его имени и пошло самое древнее название острова.
Однако вскоре объявился первый завоеватель - Геркулес, который, совершив уйму подвигов на юге Европы, возжелал отличиться также и у гипербореев. Переступив Гибралтар и установив там между делом два столпа, герой вскоре добрался до Белых Скал Дувра. Негостеприимный Альбион с ревом накинулся было на него, но Геркулес саданул гиганта по темечку своей прославленной дубинкой, а потом отправился восвояси. Домой, значит. Надобно заметить, что он был единственным поступившим так “покорителем” острова Альбиона. Все его последователи либо оставались там навечно, либо их выкидывали силой.
Очередными колонизаторами стали, если верить преданиям, потомки Ноя. У Яфета, сына Ноя, был сын Гистион, который, в свою очередь, родил четырех сынов: Франка, Романа, Алемана и Бритто. Каждый обустроился в соответствующем уголке Европы и положил начало соответствующему же народу. Бритто, как легко догадаться, осел на острове Альбиона, и от брата Франка его отделял пролив, позже названный Ла-Маншем."
Предание не уточняет, какие именно регионы Европы заселили другие чада сынов Ноя. Что же касается районов, выбранных потомками Хама, то на сей счет у меня есть своя точка зрения.
Английский поэт Джон Мильтон, “отталкиваясь” от Гальфрида Монмутского (он же Джефри Монмаутский) - о котором речь еще впереди, - отрицает вышеприведенные версии. По Мильтону (и Джефри), дело обстояло так:
После падения Трои в бойне уцелела горстка троянцев во главе с Энеем. Судьбы Энея описал Вергилий. Они широко известны, и мы не станем повторяться, ограничимся лишь тем, что отметим другой не менее известный факт - в конце концов Эней осел в Италии и положил начало римлянам. Был у него сын Асканий (Юлий). А у Аскания - сын Сильвий, сыном же Сильвия был, в свою очередь, некий Брут.
Этот Брут во время охоты случайно убил отца, за что его изгнали из Италии. Изгнанник отправился в Грецию и там отыскал другую кучку беглецов-троянцев из разрушенного Илиона. У тех дела шли паршиво. Греки их притесняли и жить по-человечески не давали. Тогда Брут решил пойти по стопам деда Энея. “Двигаем на море, - призвал он соплеменников, - поищем себе собственный клочок земли. На одной Греции с Италией, что ли, свет клином сошелся? Дед Эней смог, а мы - хуже? Говорю вам, парни, отыщем себе новую отчизну, а если подфартит и сабинянки какие-никакие попадутся, то и повеселимся всласть!"
Ну, троянцы послушали его и тронулись в путь. Плыли долго и сначала безрезультатно. К счастью, Бруту своевременно явилась богиня Диана, посоветовавшая плыть от галльских берегом направо, в смысле на север, туда, где обретаются гиганты. Потому как-де именно там воздвигнется Новая Троя.
Богиня не шутковала. Держась указанного курса, троянцы вскоре увидели Белые Скалы и высадились в том месте, которое теперь называется Девонширом. Оказалось, что богиня не перебрала и в отношении гигантов - действительно, на Альбионе этой шушеры хватало. “Ядрена вошь! - воскликнул Брут. - Прадеду повезло больше. Рутулы были помельчее!"
Не раздумывая долго, Брутовы парни назвали - в честь шефа - открытую сушу Британией, потом взялись за гигантов и дали им “под зад коленкой”. И даже предприняли карательную экспедицию - один из спутников Брута, Кориний, отправился дальше на запад, победил и прикончил свирепствовавшего там гиганта Гогмагога и осел на захваченных территориях, а по его имени район тот назвали Корновией, то бишь Корнуоллом, или Корнуэльсом, что в общем-то одно и то же.
Брут же воздвиг город и нарек его Трояновой. Со временем Троянова переиначилась в Триновантум, а ныне это уже Лондон.
Сыновьями Брута были Локрин, Альбанакт и Камбер. После смерти отца они поделили территорию между собой. Локрин выбрал среднюю часть, то есть теперешнюю Англию. По имени правителя край этот будет называться Логрес или Логрус, а то и просто Логр; Камбер взял западную часть - Уэльс и Кемберленд - землю, названную Кембрией или Кимрией <Здесь и родился “Conan the Qimmerian” Роберта Говарда. Имя Конан, то есть Великий, носит множество легендарных валлийских (кимрских) героев-титанов. - Примеч. авт.>.
Третьему сыну Брута, Альбанакту, достался север (Каледония, то есть теперешняя Шотландия). Этот край назвали Албанией (Альбанией).
Как видим, все было бы ясно и просто, если б не то, что в предания и легенды никто верить не хочет, а вот антропологам и археологам верят все. Поэтому давайте-ка послушаем, что о древнейших обитателях Британских островов толкуют ученые. Самое старое, установленное теперь население Островов принадлежало к той же группе, что и греческие пеласги или итальянские этруски. Этот таинственный народ англосаксонские историки называют иберами, поскольку прибыл он - как считается - с Иберийского полуострова. Как эти люди попали на Иберийский полуостров, когда высадились на Британских островах, застали ли там и подчинили себе какую-то местную древнейшую расу - неведомо <Совсем недавно один болгарский филолог, сравнив языки гетитов и этрусков, показал, что у них общие корни. Этруски, утверждает далее болгарин, народ, прибывший в Италию из Малой Азии. Говоря точнее, это не кто иные, как троянцы Гомера и Вергилия. А ежели этруски и британские иберы родственники, то легенда о Бруте, потомке Энея, неожиданно являет нам свое второе дно. - Примеч. авт.>.
Иберы оставили маловато следов на Островах (если, конечно, не считать Стоунхенджа и Нью-Гранжа), из чего делается вывод, что они не прогрессировали, как это было с этрусками, а прозябали на довольно примитивном уровне цивилизации аж до прибытия на Острова (около VI века до Р.Х.) галльских кельтов - этнической группы, которая нас заинтересует особо.
Кельты проделали большой путь - вероятнее всего, этот народ вначале заселял районы, лежавшие у подножия Альп на верхнем Дунае и Рейне. Отсюда кельты совершили долгий захватнический переход. Часть их овладела Чехией и Моравией и на некоторое время вышла на территорию современной Польши. Часть же заселила Галлию, которая, как поучал Цезарь в своих комментариях к “Галльской войне”, делится на три части (“Gallia est omnis divisa in partes tres” <Вся Галлия делится на три части (лат.).>). “Partes tres” - это районы, заселенные племенами, различающимися и языками, и обычаями. Цезарь называет их аквитанами, бельгами и кельтами, иногда применяя к последней группе наименование “галлы”.
Именно эти галльские племена (за исключением аквитан, которые не произрастали из кельтских корней) предприняли очередное нашествие на Британские острова. Первыми'(в VI веке до Р.Х.) в Британию отправились гоиделы. Они заселили теперешнюю Ирландию и остров Мона <теперешний Англси.>, а также Британию до Кемберленда, Корнуолла, Девона и Северного Уэльса. Для начала же истребили множество аборигенов и изгнали их с богатых земель, однако потом соединились с ними против общего врага, новых завоевателей, которыми были (VI век до Р.Х.) их кельтские кумовья - племена бельгов, заселявшие бассейн реки Мозель <О двухэтапной кельтской агрессии на Острова свидетельствует тот факт, что кельтские языки до сих пор делятся на две четко различающиеся группы - гоидельская речь (язык племен первого вторжения, то есть теперешний германский, шотландский и так называемый manx), и речь бретонская (язык племен второго вторжения) - теперешний валлийский, корнуоллский и бретонский. - Примеч. авт.>.
Однако часть туземного пранаселения Британии, предположительно иберы, не интегрировалась с галльскими кельтами и не дала себя завоевать. Это были племена, заселявшие дикие недоступные возвышенности и горы на севере Острова - Албанию, то есть сегодняшнюю Шотландию. Эти северные племена, как мы увидим дальше, оборонялись от чужеземного напора достаточно эффективно и очень долго.
А на юге все шло в соответствии с “отработанной” уже схемой: нападение, борьба, завоевание, интеграция. Белый быстро захватили всю юго-восточную низменность и наконец вышли в район Грампианских гор, к реке Туид. Гоидельские кельты твердо удерживали Ирландию и Мону, их анклавы держались в Корнуолле и Уэльсе. Общие кельтские корни облегчали интеграцию и взаимопонимание в приграничных областях. Смешавшиеся со временем с гоиделами белый разделились на группы и племенные союзы - кельтские, но уже “британские” - одну из таких групп римляне позже назовут бригантами <Остальные британские племена назывались: карветы, вотадины, декеанглы, корнтаны, добышины, катувеллаиы, тринобанты, дуротры, атребаты, кандиаки, силуры, ордовики, икены, деметы, паризии и думнонии. Из племени силуров, заселявших южный Уэльс, вышел, как предполагается, “исторический” король Артур. - Примеч. авт.>. От этих-то бригантов (а вовсе не от сказочных Брута или Бритта) все население острова получит название “бритты”, а сам остров - Британия. Крестными же отцами будут римляне. Что ни говорите - все-таки потомки Энея!
Римляне заинтересовались Островом еще до рождества Христова. В 55-54 годах до Р.Х. на бриттов пошел Юлий Цезарь. Он предпринял (ссылаюсь на Роберта Грейвса, а не на историков. В конце концов, я ведь тоже писатель, а не историк!) две экспедиции.
Во время первой бритты под предводительством короля Касваллауна оказали такое яростное сопротивление, что Цезарь смог продвинуться в глубь острова едва на десять миль. Во второй раз, доведя свои силы до двадцати тысяч солдат, он сломил оборону и захватил Кентию - теперешний Кент. Экспедиция завершилась тем, что островитян заставили приносить ежегодную дань, которую те, впрочем, перестали платить уже спустя два года.
Во времена правления Цезаря Августа, Тиберия и Калигулы (ок. 30 г, до Р.Х. по 40 г, от Р.Х.) Рим Британией не интересовался и о дани не напоминал, понимая, что практически это означало бы продолжительную завоевательную войну, цену которой посчитали слишком высокой по сравнению с возможной выгодой. Поэтому по отношению к Острову повели политику торгового проникновения.
Вскоре в юго-восточной Британии пришел к власти Кимбелин, король тринобантов. Сыновья Кимбелина, не очень-то, видно, ладившие с папашей, надумали бежать в Рим и просить о военной помощи, обещая взамен признать верховенство Империи.., и регулярно выплачивать дань. Калигула неожиданно воспылал. “Овладею, - воскликнул он хвастливо, - Британией от островов Силли до Оркад!” И двинулся в поход. Остановившись с армией в Булони, приказал легионерам рубить море мечами и собирать раковины, что счел “британской данью и победой над Нептуном”. Тем “интервенция” и закончилась. Калигула вернулся в Рим, а там Кассий Херея уже точил кинжал...
Кимбелин умер в том самом году, в котором кинжал Кассия Хереи достал Калигулу (41 г, от Р.Х.). После смерти короля члены его семейки кинулись в драку за власть. Один из сыновей Кимбелина, Карактак, объявил себя королем тринобантов. Другой - Берик, по установившейся уже семейной традиции, сбежал в Рим и попросил Клавдия помочь ему в борьбе с братом.
Клавдий тщательно и скрупулезно подготавливает кампанию. Изучает записи Юлия Цезаря, умело подбирает экспедиционный корпус. В 43 году силами сорока тысяч солдат форсирует Дуврский пролив (Па-де-Кале) и ударяет по бриттам, устремившись прямо на столицу Карактака Колчестер. Карактак и его зять Каттигерн преграждают римлянам дорогу под Брентвудом, но бой проигрывают. Клавдий объявляет захваченную территорию (южную равнину - Кент, Суссекс и Эссекс) римской провинцией. Оставляет здесь воинский контингент под командованием Остория, а сам - по примеру кесарей - организует себе триумфальный въезд в Рим.
Но уже в 45 году Карактак вновь собирает силы и нападает на римские гарнизоны. Вначале ему сопутствует удача, но вскоре его предательски хватают и выдают римлянам собственные же земляки. Будучи доставлен в Рим и поставлен пред Клавдием в кандалах, он на поразительно правильной латыни оглашает свою собственную защитную речь, да так красноречиво, что тронутый до глубины души кесарь дарует ему жизнь. Посетив и осмотрев Рим, Карактак произносит известные слова: “Не понимаю, как повелители столь прекрасного города могут в глубине сердец своих жаждать наших нищенских островных лачуг”.
Бедный Карактак. Он не понимал, что римлянам вечно недостает того, что мог дать завоеванный остров: золота, серебра, железа, свинца, олова, шкур, зерна, скота, рабов. Римляне не отказались от планов завоевания Британии, через Ла-Манш плыли новые, легионы. В 47 году Британия была оккупирована до самых рек Северн и Трент.
Бритты так легко не поддались. Мужеством и ожесточением, с которыми они защищали свои земли, они прямо-таки изумляли римлян. Хотя Pax Romana <Замиренная римскими завоевателями часть мира, то есть Римская Империя (лат.).> вскоре стала в Британии свершившимся фактом, кельты и бритты оружия не сложили. В 60 - 69 годах, когда уже почти весь Остров был захвачен, они снова поднялись против оккупантов под командованием воинственной Боудикки, королевы иценов. Боудикка сражалась мужественно, разгромила несколько легионов, положив семьдесят тысяч римлян и их приспешников. Пойманных легионеров она приказывала насаживать на колья, что достаточно эффективно снижало моральный дух врагов.
Однако сопротивление не дало ничего - восстание утопили в крови. Боудикка не согласилась с унижением, ставшим уделом Карактака, и покончила с собой. Памятник ей сейчас стоит в том городе, который она во время бунта разрушила дотла, - в Лондоне, у Вестминстерского моста.
Вскоре после этого - в 78 году - римский наместник в Британии Гней Юлий Агрикола завершил завоевание, разбив последних оборонявшихся бриттов у Грампианских гор в Каледонии. С того момента полное и нераздельное владычество римлян над Островом стало свершившимся фактом. “Britannia” превратилась в очередную провинцию Империи.
Но - внимание! Дальний Север и на сей раз эффективно сопротивлялся агрессору, опять не дал себя покорить. Глухомань Caed Celyddon, неприступные вершины и ущелья Каледонии и перевалы Грампианских гор, самоотверженно обороняемые дикими племенами горцев, снова оказались непреодолимой преградой. Как некогда кельты, так теперь легионы римских карателей, орлы которых победоносно пронеслись через полмира, вынуждены были отступить перед яростью и отвагой туземцев. Горцы с севера кидались в бой, размалеванные боевыми красками, поэтому римляне стал№ называть их “пиктами” (крашеными). Когортам пришлось отступать. Север остался свободным, но яростные “крашеные” не ограничивались обороной. Нападали сами. Кусались так успешно, что в конце концов римляне вынуждены были от них отгородиться. По своему обыкновению, они воздвигли два вала (стены), отгораживающих римские владения и долженствовавших удерживать пиктов в узде, не допуская их разбойничьих рейдов. В 122-127 годах был воздвигнут “Вал Адриана” (Vallum Hadriani), пересекавший северную часть Острова по линии теперешних городов Карлайл и Ньюкасл, а в 140-142 годах - “Вал Антонина” (Vallum Antonini) - на уровне теперешнего Эдинбурга <Между заливами Ферт-оф-Клайд на западе и Ферт-оф-Форт на востоке.>. К северу от валов располагались пикты, к югу - Pax Romana.
Однако, как во всех римских провинциях. Pax Romana означал не оккупацию, террор и угнетение, а прежде всего развитие и прогресс - цивилизационный, хозяйственный, культурный. Британию разделили на четыре провинции:
Maxima Caesariensis, Flavia Caesariensis, Britannia Prima и Britannia Secunda, столицами которых стали Londinium (Лондон), Lindum (Линкольн), Corinium (Киренчестер) и Eburacum (Йорк). Провинциями управляли вице-префекты, а все в целом подчинялось префекту, то есть наместнику. Военная власть находилась в руках двух войсковых начальников (преторов), один носил титул Dux Britanniarum, базировался в Эбуракуме и осуществлял надзор над северными фортами валов. Другой - Comes Littoris Saxonici, присматривал за безопасностью побережья (от Портсмута до Уоша), которому угрожали набеги ютов и саксов.
В местах локализации давних кельтских caers, то есть крепостей, возникли очередные римские поселения, форты и укрепленные лагеря: Comulodunum (Колчестер, давняя столица Кимбелина и Карактака), Dubris (Дувр), Venta Belgarum (Винчестер), Isca (Карлсон на Аске), Isca Dumnoniorom (Эксетер), Glevum (Глочестер), Aquae Sulis (Бат), Corstopitum (Корбридж), Deva (Честер), Segontium (Карнарвон), Venta (Карвент), Luguvalium (Карлайл) и многие, многие другие.
Римляне сидели в Британии четыреста лет. Очень долго. Но в конце концов вынуждены были уйти. По простой причине: многие века они захватывали и колонизировали другие народы и земли, столетиями приносили иным нациям Pax Romana и силой навязывали ее. И наконец некто нежданный принялся колотить рукоятью меча в их собственные двери. К стенам Roma Aetema, Вечного Города, уже подступали вестготы.
Исход римлян из Британии случился не вдруг. Римляне уходили постепенно. И хоть последний римский легион покинул Остров в 407 году, в Британии осталось немало римлян. Легионеры, владевшие землей, пожалованной за хорошую службу, те, что обзавелись в Британии семьей, купцы. Ассимилировавшиеся представители аристократии римской, связанные супружескими узами с аристократией кельтской, породили новый правящий класс - британскую знать, которая уже во времена Карактака одинаково бегло владела и латинским, и кельтским языками.
Но были и такие, кто приветствовал уход захватчиков. Ведь очаги антиримского сопротивления тлели в Британии все четыреста лет оккупации. Главы кланов, по примеру названной выше Боудикки, постоянно поднимали мятежи и восстания. И хотя легионы стояли на Валу Антонина, тем не менее под самым носом у Dux'a Britanniarum в горных районах Уэльса, в Дифеде и Гвинедде, в Ир-Видфе, Регеде и Корнуолле власть Рима практически отсутствовала - тут по-прежнему хозяйничали кланы и друиды. А когда римлян поубавилось, кланы незамедлительно кинулись друг на друга. Началась долгая и упорная борьба за власть и господство.
Отсутствие римских легионов и воцарившийся хаос тут же привлекли внимание соседей. На западных побережьях замелькали паруса ирландских пиратов, в те времена именовавшихся скоттами. А с севера, форсируя покинутые римлянами Валы Антонина и Адриана, хлынули на юг неистребимые пикты.
Сторонники проримской ориентации несколько раз обращались за помощью к Империи, но в ответ слышали одно:
"Провинция Британия Империю не интересует. Британия - территория самоуправляемая и независимая, так что должна сама разрешать свои проблемы. Помощь от Рима не придет. У Рима под завязку других, более важных дел”.
Этими “более важными” делами, как легко догадаться, были готы Аларика, опустошавшие город. Империю, до недавних пор владевшую половиной мира, сотрясали последние судороги. В 476 году Западная Римская империя пала и больше уже не возродилась.
Впрочем, вернемся к Британии. В войне кланов и группировок всплывает (около 441 - 442 годов) полулегендарная-полуисторическая фигура. Воитель, клановый вождь, этакий “саро di tutti capi” <“всем головам голова” (ит.).>, который наверняка захватил власть, вырезав или подчинив себе других претендентов. Имя его - Вортигерн. Несомненно, бритт (достаточно обратить внимание на схожесть его имени с именем Каттигерна - зятя Карактака), но вроде бы женатый на чистых кровей римлянке, к тому же аристократке из рода Цезарей. Вортигерн одерживает победу за победой. Он объединяет проримские и пробританские партии, добивается серьезных успехов в войне с ирландцами, на какое-то время изгоняет за пределы Вала Антонина пиктов, опустошающих север. Воистину, человек, ниспосланный самою судьбою, которого так ожидала Британия. Вортигерн наводит порядок. Вортигерн правит Британией.
И Вортигерн губит Британию - Британию бриттов. Как покажет история - окончательно. Вортигерн становится британским Конрадом Мазовецким, а точнее сказать, Конрада Мазовецкого ничему не научила история с Вортигерном <В результате совершенных в XIII веке “делений” Польши территория Мазурии стала удельным княжеством. С 1207 года Мазовецким князем стал Конрад I. Как и у его предшественников, у него была масса хлопот с языческими племенами пруссов. И тогда для охраны своих границ он привлек рыцарей с черными крестами на белых плащах, членов созданного во время Крестовых походов Ордена Крестоносцев. Идея Мазовецкого казалась удачной и почти не рискованной: “Дам нескольким боевым рыцарям немного земли, пусть построят себе небольшой замок и защищают нас от пруссов, а если завоюют какую-нибудь землю пруссов, пусть она станет их собственностью, ведь Папа Римский велит забирать себе земли, отвоеванные у язычников в ходе Крестовых походов”.
Последствиями “изумительной” идеи князя было возникновение на севере Польши могущественного тевтонского государства, потеря Западного поморья, Гданьска и отсечение Польши от моря, тяжкие трехсотлетние войны. Но одним этим дело не кончилось. Тевтонский орден породил Восточную Пруссию, важную часть Прусского королевства, впоследствии Германской империи, активного участника всех разделов Польши. Так что можно смело предположить, что трагические для Польши последствия идеи Мазовецкого тянулись до 1945 года, если, конечно, исходить из того, что это уже конец.
А вот если б Конрад Мазовецкий знал легенду о короле Артуре, если б слышал о последствиях замысла Вортигерна, о саксах, которых тот призвал в Британию для борьбы с пиктами? Если б сделал из легенды соответствующие выводы и не призвал крестоносцев, не поселил их на своих землях, не позволил Ордену набрать силы? Как в таком случае покатилась бы и сформировалась история Европы и мира? Не было бы государства крестоносцев, не случилось бы битвы на льду Чудского озера и Александр Невский не был бы героем. Не было бы битв под Грюнвальдом-Танненбергом в 1410-м и 1914 годах. Возможно, не было бы вообще Пруссии, Германской империи и двух мировых войн? А что было бы взамен? Разум плутает во тьме такого вопроса. - Примеч. авт.>.
Вортигерн знает, что пиктов валами долго не удержишь, ведь там уже нет римских легионов. Против пиктов нужна дубина. И Вортигерн такую дубину находит. Около 443 года на Остров прибывают “союзники”, храбрые воины, которые станут биться “за Британию и за Вортигерна” и, конечно, покажут пиктам, где раки зимуют. Это германские племена - англы, юты, фризы и саксы с устья Эльбы. Вскоре это сборище станут называть общим именем “саксов” либо “саксонцев” <В дальнейшем я придерживаюсь принятого в нашей литературе названия “саксы”, хотя, возможно, и следовало бы писать “саксонцы” или “саксоны”, ибо в древности это были германские племена, заселявшие побережье Северного моря от Ла-Манша до Везера и Гольштинии, то есть несколько иные территории, нежели современная Саксония, которую мы ассоциируем с саксонским фарфором. Существует теория, в соответствии с которой древнее название этих племен происходит от применявшихся ими коротких односторонне острых мечей (тесаков), именуемых “sax” либо “saex”. Хотя все может быть и наоборот. - Примеч. авт.>. Во главе их стоят Хенгист и Хорза, а над ними реет их знак - Белый Конь <Традиция именует их вождями ютов. Их имена означают соответственно “конь” и “кобыла”.>.
Союз скрепляет женитьба Вортигерна (свою римлянку он отравил, что ли?) на дочери Хенгиста. Саксы получают право поселиться на острове Танет. Кроме того, им обещают передать во владение все территории, которые они отобьют у пиктов, - все, что расположено севернее Вала Антонина, будет принадлежать им. Саксы рьяно берутся за дело и действительно крепко прикладывают пиктов. Они не ограничиваются обороной римских валов, а высаживаются на Оркнейских островах (Оркады) и оттуда бьют по тылам пиктов на Дальнем Севере. Меж тем в Британию прибывают все новые и новые корабли, везущие новых воинов.., и сотни новых поселенцев. Поселенцы осматриваются. Что такое? Земли к северу от вала, в далекой Каледонии? Ишь ты! А чего ради так далеко искать? Ведь прекрасной, плодородной земли хватает и здесь, в Британии, в Кенте и Суссексе, ее можно брать сразу, как только сойдешь с кораблей. Богатый край, не то что наша бесплодная Ютландия, каменистая Фризия или болотистое устье Эльбы. Тут всего невпроворот. Ну а ежели чего-то и недостает, так ведь можно отобрать у глупых, полусонных бриттов, этих псевдоримлян! Пикты так поступают столетиями - и ничего, живут! Значит, “делай как пикты”!
Подыхают кельтские военные поселения и римские замки. Саксы прут вперед. Бритты в панике отступают. Они уже поняли, что притащили на свою голову врагов, по сравнению с которыми разукрашенные пикты кажутся беззащитными овечками. Отчаявшийся Вортигерн пытается установить мир, договориться с саксами, обозначить границы и демаркационные линии. Сотня британских вождей встречается на “мирной конференции” с сотней танов Хенгиста. В знак мира и дружбы все прибывают без оружия. Пенится пиво, поросята и барашки шипят на вертелах. Ликуйте! Да здравствует дружба между народами!
А где происходит сие торжество? На равнине Солсбери. В каменном кольце Стоунхенджа, именуемого Пляской Гигантов.
По данному Хенгистом знаку сверкают кинжалы, предусмотрительно скрытые до той поры за голенищами сапог сакских танов. На разверстых от ужаса глазах Вортигерна разворачивается жуткая бойня, которая войдет в историю как Ночь Длинных Ножей. Первая Ночь Длинных Ножей - человечество, обожающее чудные примеры, позже увидит еще несколько подобных.
Вортигерн чудом спасается, чтобы скрыться в горах Камбрии. Это конец его политической карьеры. И кажется, конец кельтской Британии. Конец иллюзиям дружбы и союза. Просто - очередное нашествие. Вскоре вся восточная часть Острова уже в руках саксов. Британия начинает съеживаться до размеров Сомерсета, Девона, Уэльса и Корнуолла. Остальной частью страны владеют Вотан и Белый Конь.
Но вот является следующий “посланец Провидения”. Последний настоящий “римлянин” (хотя, как и Вортигерн, наверняка бритт), попавший в хроники под именем Аврелия Амброзия. И с титулом Dux Bellorum <Военачальник (лат.).>. Победив и отстранив Вортигерна (наверняка неделикатным движением ножа по горлу). Амброзии оттесняет саксов на восток, восстанавливает и упрочняет брошенные римские форты, а британские клановые укрепленные поселения переделывает по образу и подобию римских фортификаций. Реконструирует дорожную сеть, повышает производительность хозяйства страны и укрепляет торговлю с континентом. Но саксы, хоть им и, не удается овладеть вооруженными лагерями и поселениями, продолжают неустанно и практически безнаказанно опустошать страну грабительскими набегами. На саксов по-прежнему нет управы.
И тут начинается легенда.
Престарелый Аврелий Амброзии, Dux fiellorom, выбирает себе преемника из плановых вождей. Им становится Утер Пендрагон, однако не все соглашаются с таким выбором. Горлуа из Корнуолла, хозяин замка Тинтагель, в открытую отказывает Утеру в послушании. Впрочем, некоторые утверждают, будто неприязнь Утера и Горлуа вызвана не только политическим соперничеством. Глаз Утера слишком уж долго задерживается на прекрасной Игрейне, супруге Горлуа. Начавшаяся война - война за женщину...
В советниках у Утера ходит мудрый и влиятельный чернокнижник (друид) Мерлин. Послушный чарам Мерлина, одержимый страстью Пендрагон принимает обличье Горлуа, и никто, даже Игрейна, не распознает камуфляжа, когда Утер проникает в замок Тинтагель. Игрейна не обнаруживает подмены даже на супружеском ложе.
Утер завоевывает женщину и власть, побеждает объединившиеся против него кланы. Горлуа погибает в бою, остальные присягают победоносному вождю. Пендрагон становится новым dux'om и берет в жены Игрейну. Игрейна выдает на свет Божий сына - плод той ночи в Тинтагеле. Однако тут является чернокнижник Мерлин и напоминает Утеру, что у чародейского камуфляжа, благодаря которому Утер смог некогда овладеть Игрейной, была своя цена - зачатый в ту ночь ребенок должен принадлежать ему, Мерлину.
Маленького Артура - а именно таково имя сына Пендрагона и Игрейны - Мерлин отдает под присмотр рыцарю Эктору. Мальчик воспитывается вместе с сыном Эктора Каем. Идут годы. Утер Пендрагон, Dux Bellorum и Comes Brittanorum, умирает, вроде бы подавившись куриной косточкой. Кому теперь править Британией? Кто продолжит дело Амброзия и Утера, кто сдержит пиктов и саксов? В день завершающего зиму праздника Имболк (Imbolc) вожди кланов собираются в Лондиниуме, в том месте, где лежит огромный камень. На камне укреплена стальная наковальня, а в нее воткнут меч. Кто сумеет извлечь оружие из наковальни и камня, гласит надпись, тот и есть законный владыка бриттов. Ну, парни, за работу, кто вытащит? Некоторые даже не пытаются - может, читать не умеют? Кто его знает, что там, в натуре, на этом камне написано? Другие, верящие в силу своих мускулов, пробуют. “Uff... Shit... Next, please” <“Уух... Аах... Следующий, пожалуйста” (англ.).>.
Многие силачи тащат, никому не удается. Но вот за рукоять меча хватается пятнадцатилетний Артур, воспитанник рыцаря Эктора. И меч Пророчества, извлеченный из камня, сверкает в его руке! “Смотрите, бритты! - восклицает Мерлин. - Вот истинный наследник Утера Пендрагона! Вот ваш король! Король Артур!"
Исполнившееся на глазах всех британских родов предсказание потрясает страну - всяк стремится под командование молоденького владыки. Тут же созданная армия бьет по саксам. Артур проводит с потомками Хенгиста и Хорзы одиннадцать победных битв. Одиннадцать раз громит их и разбивает наголову, поскольку ядро его армии - это неудержимая в атаке конная дружина юных храбрецов. А саксы, хоть знамя их и Белый Конь, дерутся не по-современному - в пешем строю. И проигрывают!
Двенадцатая, решающая, битва, свершившаяся у горы Бадон, заканчивается сокрушительным разгромом саксов - моральная и военная сила тевтонских агрессоров окончательно сломлена. Альбион, Британия, страна Логр может возродиться, теперь у освобожденного от угрозы нашествия края впереди долгие годы покоя и благополучия под мудрым и справедливым правлением Артура, поддерживаемого своими конными храбрецами, которые вместе с ним усаживаются в замке Камелот за Круглый Стол...
Легенда?
К факту появления “Артура, dux'a bellorum” в многочисленных рукописных преданиях мы еще вернемся - а таковых источников было множество. Однако изучающие артуровский миф ученые - их тоже не меньше - обратили внимание на другие вытекающие из чистой логики факты, подтверждающие историческую аутентичность этой фигуры. Экспансия саксов в 443 - 505 годах неожиданно застопорилась, затопталась на месте. Что-то произошло. Случилось нечто, “умиротворившее” саксов настолько, что из грабителей и агрессоров они трансформировались в поселенцев, обрабатывающих земли в восточной части Острова.
Поселенцев, которые наконец интегрировались, слились с потомками бриттов и положили начало нации англосаксов, которые, в свою очередь, сами вскоре были захвачены норманнами из Нормандии, предводительствуемыми Вильгельмом Завоевателем. А какое событие может превратить воинственных агрессоров в мирных обывателей? Разумеется, хорошая взбучка. Значит, кто-то таковую взбучку грабителям, несомненно, дал, кто-то переломил им хребет на долгие годы. Этот факт подтверждает археология. В промежутке, ограниченном долгими сорока пятью годами (505 - 550-й), не найдены следы типичных для саксов реликтов за пределами предполагаемой демаркационной линии, за которую победитель изгнал саксов после их поражения, линии, идущей примерно вдоль восточного края равнины Солсбери (теперешнего Гемпшира), к северу через Чильтернские холмы, до линии рек Трент и Хамбер.
Кто же остановил саксов на востоке, притормозил нашествие и экспансию? Совершенно очевидно - это мог быть талантливый полководец, всем своим естеством Dux Bellonim, вдобавок настолько популярный и наделенный харизмой, что он сумел объединить и подчинить себе кланы бриттов, создать из них дисциплинированную армию. Каким образом этот вождь победил многочисленных, закаленных в боях, непобедимых до того саксов? Совершенно очевидно - используя стратегию и тактику, которая была для противников убийственной, против которой у них не было контрспособа. Тактику римскую. Источники и исследования подтверждают, что, хотя обычно ядро и силу римских формирований составлял плотный строй пехоты, в войсках, стоявших в Британии, их основной частью была конница - катафракты (cataphracti), удачнее всего действовавшая при столкновениях с быстрыми колесницами кельтов и пиктов, пользующихся тактикой коммандос - hit and run <наскок и отход (англ.).>. Кстати, нас может заинтересовать то, что, по мнению некоторых историков, на Валу Адриана стояло две тысячи конников родом из... Сарматии. По римскому обычаю, солдаты после окончания военной службы имели право поселиться в том районе, в котором служили. Поэтому не исключено, что впоследствии рыцари Круглого Стола познавали искусство конного боя от потомков “истинных” кентавров из сарматских степей, обученных римской тактике.
Итак, что противопоставляет саксам способный командир? Быстрый маневр и сокрушительный напор конницы по образцу римских катафрактов, возможно, усовершенствованный, еще больше приспособленный к местным условиям. Противопоставляет ордам пеших саксов наездников, вооруженных длинным британским мечом, который, по мнению знатоков оружия, имел оголовок значительно более длинный, чем у римских “гладиусов”, поэтому короткие германские “саксы” не могли ему противостоять. Кроме того, эти наездники были защищены щитом (scutum) и панцирем (unса segmentata), возможно, дополненным кольчугой из железных колец (lorica hamata), которую большинство историков и знатоков оружия считают изобретением бриттских кельтов. К тому же эти наездники быстро обнаружили преимущества тяжелой пики, позднейшего копья, оружия, которым можно пользоваться только с коня. Оружия, которое даже более тысячи лет спустя перетянет чашу весов под Кирхгольмом и Веной.
Значит, у нас есть логическое доказательство существования такого полководца и одетых в латы рыцарей, есть логическое доказательство победы в решающем бою. Так чего же ради сомневаться в записях хронистов, которые помещают эту битву под горой Бадон, способного командира называют Артуром, а его конников - рыцарями Круглого Стола?
Каковы были эти хронисты, что и как писали об Артуре, каким образом повлияли на окончательный облик мифа - я расскажу.

АРТУР В ХРОНИКАХ, АРТУР В ПОЭЗИИ

Первые упоминания, которые косвенно могут касаться Артура, появляются в трудах валлийского клирика Гильдаса (516? - 570-й). В “De excidio et conquestu Britanniae” < “Разорение и горе Британии”.> говорится о битве под Бадоном, проходившей в день рождения автора, то есть около 516 года. Однако в этой работе нет ни слова о том, кто - персонально - победил. Имя Артура не упоминается.
Другой валлиец, тоже монах, Ненний, создал (ок. 796 г.) произведение, озаглавленное “Historia Britanum” <“История Британии”.>, и здесь Артур уже присутствует, он назван по имени и с эпитетами “Dux Bellorum” и “Comes Brittaniarum”. Ненний перечисляет места всех двенадцати побед Артура, включая и битву у горы Бадон, в которой Артур “собственноручно положил девятьсот шестьдесят (!) противников”. Опустим это не правдоподобное рыцарское деяние, однако добавим, что ученые до сих пор ломают головы и перья, пытаясь определить места, где проходили эти двенадцать перечисленных Неннием битв. Согласия не видно и не слышно. Даже гору Бадон размещают в шести местах: Бат, Авон, Бэдбери, Брентвуд, Беркшир и Батамтон < Остальные одиннадцать битв, по Неннию, - это (в хронологической последовательности): 1 - у реки Глейн. 2, 3, 4 и 5 - у реки Дабглас, б - у реки Баесас. 7 - в Каледонском лесу. 8 - у крепости Гвиньон. 9 - у Города Легионов. 10 - у реки Трайбрит. 11 - у горы Агнед. Ненниевские названия не очень-то позволяют привязать себя к каким-то известным ныне местам, за исключением разве что Города Легионов (Caerleon). В Каледонском лесу на дальнем севере Артур дрался скорее с пиктами, нежели с саксами, которые в то время до Каледонии еще не добрались. - Примеч. авт.>.
В “Annales Cambriae” <“Анналы Кимбрии”.> неизвестного автора, написанных около 956 года, дату битвы под Бадоном указывают точно: 516 год. Сообщены также дата и обстоятельства смерти Артура - он пал в битве под Камланном в 537 году.
Период, когда Артуровская легенда рождалась в изустно передаваемой народной традиции и проникала в хроники (550 - 950 годы), Джозеф Кэмпбелл называет мифогенным моментом <J. Campbell, “Creative Mythology - The Mask of Cod”. Нью-Йорк, 1968. - Примеч. авт.>.
Следующим, по Кэмпбеллу, был “первый период развития устных преданий” (950 - 1066 годы), когда возникла легенда Артура как “Надежды Британии”, который отнюдь не погиб, а пребывает на острове Авалон (варианты: в гроте валлийских гор, у антиподов, среди эльфов, в жерле кратера Этна и т.п.) <Пещера короля Артура находится в Уэльсе, неподалеку от города Монмаут. По-валлийски Trefynwy. Другие (согласно местным традициям) места отдохновения у короля - Артуров Курган в Сноудонии, долина реки Нит в Южном Уэльсе, местность Кедбери в Сомерсете, а также Эйльдонские горы в Шотландии. - Примеч. авт.>.
Затем наступает “второй период развития” (1066 - 1140 годы). После захвата Острова Вильгельмом Завоевателем, говорит Кэмпбелл, начинается развитие поэзии бардов и век невероятной популярности их творчества. Франко-норманны обожали бардов, и ни одно торжество в замке норманнского вельможи не проходило без выступления барда. Теперь в Артуровскую легенду проникло множество элементов кельтской мифологии и героических преданий. Норманнские рыцари хотели слушать повествования о рыцарских подвигах паладинов Круглого Стола, кельтские же барды, испытывая отсутствие материала, приписывали рыцарям Артура деяния Кухулина, Финна сына Кумала, Диармуйда, Талиесина, Гвидиона, Перидура, Ллеу Ллау Гифеса, Пуйла, Манавиддана - сына Ллира и других богов и богатырей локальных ирландских и валлийских легенд, которые уже в то время собирали и включали в “Мабиногион”, валлийский “Справочник для начинающих бардов”. К этому факту мы еще обратимся. Сейчас же вернемся к хроникам, поскольку второму из названных Кэмпбеллом периоду сопутствовало также развитие легенды в рукописных передачах.
Именно в этот период возникли “Gesta Regum Anglorum” <“Деяния английских королей”.>, написанная ученым монахом Уильямом Малмсберийским (1080 - 1143). Брат Уильям (традиционно) описывает деяния Артура под Бадоном, но - внимание! - книга одновременно содержит и первую в истории научную критику мифа. Уильям обращает внимание на массу вымыслов и глупостей, которыми обрастает историческая и достойная хвалы фигура короля Артура, и сурово осуждает выдумщиков и сказочников. Однако тут же ученый утверждает - совершенно серьезно, - что в битве под Бадоном Артур собственноручно прикончил свыше девятисот саксов <Поэт Драйтон (1563 - 1631) уменьшает это не правдоподобное количество, сообщая, что Артур под Бадоном убил “всего-навсего” триста саксов. Цитирую:
"Pendragon's worthie son, who waded there in blood Three hundred Saxons slew with his owne waliant hand”. Что же до меня, то мне больше по душе теория, которая для вящего правдоподобия рекомендует зачеркивать в библейских и легендарных числах два последних нуля. Если так поступить, то получится, что, по Неннию, Артур под Бадоном прикончил девять и шесть десятых человека, а по Драйтону - ровно трех. - Примеч. авт.>.
Однако наиважнейшим артуровским документом того периода была “Historia Regum Britanniae” <“История британских королей”.> Джефри Монмаутского (1100 - 1154), описывающая самую давнюю историю Британии (начиная с Брута-троянца) и изображающая короля Артура вершиной и венцом тех историй. Книга увидела свет в 1139 году и наделала много шума. Уже тогдашние ученые заклеймили ее апокрифом, глупостью, мистификацией и полнейшим бредом. Джефри же заверял, что, работая над своей “Историей...”, пользовался оригинальным документом на языке бриттов, который получил в подарок от архидьякона Оксфорда. Почти единогласно было решено, что этот “оригинальный” британский документ - как и остальные, сообщенные Джефри “факты”, - обыкновеннейшие выдумки, фальшивки и измышления. Такое мнение отнюдь не помешало этому, несомненно апокрифическому, труду с каждым днем превращаться в бестселлер и хит - практически невозможно найти в тогдашней цивилизованной Европе двора, на котором не читали бы вслух “Историю...” либо не спорили о ней. Ибо произведение было любопытным.., в литературном отношении. Джефри, хоть и придал книге серьезный и научный характер, не ограничился сухим, хроникерским упоминанием об Артуре, но втиснул туда целый роман: обстоятельства рождения короля, приход к власти, извлечение меча Калибурна, женитьбу на Гуанамаре (Гиневре-Гвиневере) и ее измену (с Медравтом, кстати, племянником, а не сыном короля), бой Артура с Медравтом, закончившийся смертью обоих соперников в битве под Камбулой (Камланном), укрытие Гуанамары-Гиневры-Гвиневеры в монастыре и, наконец, последний путь короля на Авалон в 542 году от рождества Христова. Назвал он также по именам основных, впоследствии канонизированных, соратников Артура: Вальгана (Гавейна), Кэя и Бедивера. Туда же напихал бесчисленное множество легендарных и сказочных элементов. Включил и чародея Мерлина: всю его историю, не забыв о магической транспортировке Каменного Круга Стоунхенджа из Ирландии на равнину Солсбери, он заключил в произведения “Пророчество Мерлина” и “Жизнь Мерлина” (1134 - 1140), так что, как видим, Джефри Монмаутский фактически заложил краеугольный камень под будущее здание легенды, и ему, бесспорно, принадлежит на нее авторское право. Более поздние авторы недалеко ушли от начертанной Джефри схемы. Вклад же “Истории королей...” в английскую литературу был воистину колоссальным - можно смело утверждать, что, не будь Джефри Монмаутского, не было бы Чосера и Елизаветинской драмы. А если б не было Чосера и Елизаветинской драмы... М-да...
Следующий период (1136 - 1230) Джозеф Кэмпбелл называет “литературным” и делит его на четыре подпериода:

А. АНГЛО-НОРМАННСКИЙ ПАТРИОТИЧЕСКИЙ ЭПОС (1137 -1205)

Артуровская легенда в издании Джефри Монмаутского неожиданно приобрела политическое звучание. Повесть о “могучем короле Англии, Уэльса, Ирландии, Нормандии и Бретани”, о короле, который “завоевал Галлию, Аквитанию, Рим и Норвегию”, щекотала имперское самомнение и амбиции потомков и преемников Вильгельма Завоевателя - Генриха I, Стефана Блуазского и Генриха II Плантагенета. Легенду следовало популяризовать, развивать, дабы усиливать патриотическую монолитность народа под правлением единого владыки и оправдывать территориальные притязания. Прозаическую, прикидывающуюся хроникой “Historia Regum...” переводят на поэтический французский, так как культурная Англия тех времен говорила по-французски. Перевод осуществляет Вас (1110 - 1175), автор произведения “Geste de Bretons” <“История Британии”.>, известного также под названием “Брут”, поскольку за исходный пункт Вас взял уже знакомую нам приведенную Джефри Монмаутским легенду о происхождении бриттов от Брута, правнука Энея Троянского.
Спустя полвека сельский священник из Уорчестершира Лайамон переводит произведение Васа на англо-норманнский (староанглийский) язык, создав тем самым два забавных парадокса. Во-первых, его имперско-патриотический “анекдот” появляется как раз в то время, когда страна начинает расползаться и погружаться в хаос под правлением короля Иоанна Безземельного. Во-вторых, Лайамон воспевает деяния Артура на языке народа, которому король Артур в свое время дал под зад - и именно этим более всего прославился.
Оба названных автора в принципе не сделали ничего, кроме переводческой работы, - принципиальная форма и картина легенды осталась той же, что и у Джефри. Однако Васу мы обязаны весьма существенной для легенды деталью: он первым описал Круглый Стол и даже привел его размеры - за столом умещались пятьдесят рыцарей.
Приходской же священник Лайамон поясняет значение формы этого предмета, которая имела целью пресечь присущие кельтским вожакам споры о почетном месте за пиршественным столом. Оба произведения говорят об Артуре как о “надежде Британии” - король не умер, король был взят эльфами на Авалон, откуда вернется, когда на его родине дела пойдут совсем уж скверно. Как видим, легенда начинает служить не только политическим целям, но и укреплению сердец.
Это не последняя цель, которой она служит.

Б. ФРАНЦУЗСКИЙ ГАЛАНТНЫЙ РОМАН (1160-1230)

Для французов, имеющих собственный эпос о Карле Великом и романы о деяниях его паладинов (так называемые chansons de geste <Сказания, песни о деяниях (фр.).>), личность короля Артура как короля бриттов была и неинтересна, и непоэтична, а английский шовинизм легенды мог им лишь мешать. Зато во Франции вызвали интерес спутники Артура, рыцари Круглого Стола, потому что 9 те времена была мода на повести о персональных действиях, одиноких путниках.., и о любви. Идеалом и лейтмотивом песен и романов французских труверов была галантная церемонная куртуазная любовь, amour courtois - сердечные похождения бравых рыцарей и подвиги, свершаемые ими в честь и в защиту прекрасных дам. На покровительствовавших труверам и трубадурам дворах (например, в Пуатье у Альеноры Аквитанской) популярной темой баллад стала проблема Артура и Британии (matifere de Bretagne). Специализированным же типом баллады и любовного романа из группы amour courtois стали так называемые romans bretons, которые говорили о любви и любовных шалостях рыцарей Круглого Стола.
Период, о котором идет речь, - это время мощной экспансии артуровского мифа в Европу. Поэзия французских труверов была известна и популярна всюду, поскольку тогдашний французский язык, так называемый langue romaine, был в то время языком всей цивилизованной Европы - другие языки и сочинения только еще зарождались. Старофранцузский язык использовался и был популярен в Британии задолго до вторжения Вильгельма Завоевателя. В битве под Гастингсом англосаксонские и франко-норманнские рыцари взаимно крыли друг друга по-французски.
Кретьен де Труа (1135 - 1183), придворный поэт Марии Шампанской, известнейший трувер, начал эксплуатировать Камелот исключительно как фон к первой сцене - здесь начинались приключения, отсюда рыцари отправлялись в поход - Артур благословлял их и больше в повествовании не появлялся. Важнее были рыцари.
Кретьен написал целый ряд рифмованных романов о “благородных рыцарях”. Большинство из них (“Тристан”, “Эрек и Энида”, “Клижес”, “Ивэн”) имеют аналоги в виде возникших в тот же период версий валлийских романов и эпосов, но, по правде говоря, до сих пор неизвестно, кто у кого “списывал” - Кретьен у анонимных валлийцев или же наоборот. Но, как бы то ни было, корень был явно один и тот же - кельтская мифология. Песни кельтских бардов, которые они исполняли (по-французски!) в замках англо-норманнских рыцарей, переправлялись в континентальную Европу и становились там не менее популярными, чем в Англии. Помните “Крестоносцев” Зофии Коссак-Щуцкой, сцену, в которой бард Роберта Нормандекого поет песнь о “Кеусе, добром виночерпии”? 1097 год, Первый Крестовый поход, ни Кретьен де Труа, ни Джефри Монмаутский еще не родились, но эту песнь никак нельзя считать литературным анахронизмом. Деяния Артура и Кэя и вся matiere de Bretagne могли быть крестоносцам известны. Однако Коссак-Щуцкая все же допустила в этой сцене временную неточность, и даже две, к тому же серьезные. Мы к этому еще вернемся.
А вот действительно оригинальным, созданным Кретьеном “от корней”, следует признать роман “Ланселот, или Рыцарь на телеге” <Вариант: “Ланселот Рыцарь Телеги”.>. Он нас заинтересует, учитывая новаторское включение в схему легенды этого важного для сюжета рыцаря и его любви к супруге Артура, королеве Гвиневере. Роман Кретьена воспевает известную и впоследствии канонизированную историю похищения королевы коварным князем Мелеагантом и освобождение ее геройским Ланселотом Озерным. Ланселот, потеряв боевого коня, вынужден спешить на выручку королеве, воспользовавшись крестьянской телегой. Отсюда и название романа. В те времена роман должен был чертовски возбуждать рыцарей и выжимать слезу из васильковых глаз дам - ведь для человека, посвященного в рыцари, езда на телеге была чудовищным позором! Кто-то из замка Мелеаганта, видя приближающегося Ланселота, воскликнул: “О, рыцарь на телеге! Вероятно, его вешать везут!” Романный Ланселот не моргнув глазом перенес этот срам, пожертвовав ради любимой дамы гордостью и рыцарской честью, потому что обожал горячо и искренне. Кретьен умел “пощипать” аудиторию. Это свойство великих бардов!
А Кретьен де Труа был бардом великим. В его исполнении Артуровская легенда впервые становится литературой. Искусством. Тематика и направленность отходят на второй план, главными становятся форма и манера повествования - la conte. Voila Ie grand contour!
"Персеваль, или Легенда о Граале” (“Perceval on contes del graal”), последнее произведение Кретьена, - снова серьезный вклад поэта в строение Артуровской легенды. Здесь появляется то, чего ранее не было.
Грааль.
Давший название книге Персеваль Уэльский - это невинный дурашка, пожелавший стать рыцарем. На пути ко двору Артура с ним случаются разные забавные приключения. Кретьен опять “пощипывает” аудиторию - игривых французов особенно забавляет то, что Персеваль “pucelle”, девственник, который самым смешным образом постоянно упускает возможности, то есть встречающихся на пути дам.
А теперь обещанная неточность Зофии Коссак-Щуцкой: во времена Первого Крестового похода в балладах норманнского барда появляются Персеваль и Грааль, а появляться они не имели права. И Персеваля, и Грааль Кретьен де Труа ввел на восемьдесят лет позже! Если б бард Коссак-Щуцкой воспевал валлийского Передура, ошибки б не было.
Возвращаемся к роману Кретьена, к девственному Персевалю, который, уже будучи рыцарем, попадает в таинственный замок Короля-Рыбака, страдающего от неизлечимой раны. Персевалю демонстрируют удивительный сосуд, именуемый Граалем... Показывают ему и истекающую кровью пику...
И тут наступает неожиданный поворот в повествовании. Начинается мистерия, на глазах у изумленной публики исполняется некий таинственный обряд. Великая Тайна. И повествование обрывается. Персеваль не задал вопроса, которого ожидал Король-Рыбак. А Кретьен не докончил произведения. Оставил загадку...
Загадку, к которой мы еще вернемся.

В. РЕЛИГИОЗНЫЕ ПОВЕСТВОВАНИЯ О ГРААЛЕ (1180 - 1230)

Имеются, в частности, в виду трилогия “Иосиф Аримафейский”, “История Святого Грааля” и “Мерлин и Персеваль”, написанная в 1190 - 1198 годах бургундским поэтом Робертом де Бороном. До нас дошла лишь первая часть трилогии. Двух остальных мы не знаем и теперь уже не узнаем. Они погибли.
Зато нам известно более важное - так называемый “Цикл Вулыаты”, в который входят “История Святого Грааля”, “История Мерлина”, “Книга Ланселота”, “Поиски Святого Грааля” и “Смерть Артура”. “Цикл Вульгаты” возник в 1215 - 1236 годах как коллективный труд анонимных монахов-цистерцианцев. Имеется теория, гласящая, что на написание (и придание ей религиозного оттенка) легенды об Артуре уже значительно раньше склонил монахов их великий собрат и шеф - сам Бернар Клервоский, опекун и обновитель ордена, один из величайших моральных авторитетов тогдашней эпохи. Бернар Клервоский прекрасно понимал дидактическое и моральное значение легенды и ее социотехническую роль <Приписывая авторство “Вульгаты” цистерцианцам, вдохновленным учением св. Бернара, я опираюсь на Джозефа Кэмпбелла, ибо верю ему. Однако существуют иные теории, некоторые исследователи называют авторами “Цикла Вульгаты” тамплиеров, другие считают, что автором был Готье Man. Последнее утверждение невероятно смешно, поскольку Man умер в 1209 году. Есть достаточно большая группа ученых, которые с удобной и прямо-таки обезоруживающей откровенностью утверждают, что... “ничего не известно”. - Примеч. авт.>.
Цикл “Вульгаты” представляет собой очередное мощное развитие и обогащение мифа. Отталкиваясь от “Истории...” Джефри Монмаутского и романов Кретьена де Труа, монахи укладывают в здание новые кирпичи, из которых самыми важными являются:
- история Грааля и исход Иосифа Аримафейского;
- родословная и сильно раздутая роль Ланселота Озерного, возведение этого рыцаря до уровня основного героя легенды;
- греховная связь Ланселота и Гвиневеры, супруги короля Артура;
- несколько менее греховная (но все же!) связь Ланселота с девственницей Элейной, в результате которой на свет появляется добродетельный, набожный и чистый как слеза Галахад;
- неисчислимые приключения рыцарей Артура: Ланселота, Гавейна, Кэя, Борса, Лайонеля, Персеваля, Эктора Окраинного (де Мари) и т.д.;
- поиски Святого Грааля (безрезультатные для грешников, но увенчивающиеся успехом, стоило этим делом заняться чистому Галахаду);
- бунт и предательство Мордреда как прямое следствие совершения Гвиневеры и Ланселота, резня под Камланном как своеобразная Gotterdammerung <Сумерки (гибель) богов (нем.).> и предостережение потомкам, дескать, не грешите!
Как видим, легенда начинает служить новой цели. Предпринимается фронтальная атака Церкви, рассчитанная на аннексию - по сути и до конца светской, а в истоках даже языческой - легенды, на использование ее в качестве собственного орудия воздействия.
Во-первых, должен родиться кодекс истинно христианского рыцаря, к тому же не в виде сухих указаний и наставлений, возглашаемых с амвона, а в форме легкоусвояемого и всеми любимого мифа. Артуровская легенда, изложенная в “Вульгате”, должна показать, что рыцарские идеалы и этика рыцарства имеют религиозные, прямо-таки евангельские истоки, а рыцарство выполняет роль спасительную, ибо оно есть не что иное, как вооруженная десница Церкви.
Во-вторых, моральные нормы. Любовь, amour courtois, еще недавно воспеваемая Кретьеном перед восторженной аудиторией влюбленных пар, проливающих слезы над сердечными невзгодами Тристана и Ланселота, подается “Вульгатой” как грешная и нечистая. Женщина легенды, совсем недавно для труверов объект восхищения и почести, а временами даже культа, становится, в соответствии с доктриной, instrumentum diaboli <орудием дьявола (лат.)>.
Следует, однако, сказать, что “Вульгата” - интересный, профессиональный и невероятно новаторский литературный труд. Произведение выполнено в форме “романа-реки” и написано прозой. Поэтому от излагаемых голосом труверских романов “Вульгату” отличает ее элитарный характер - проза предназначена для тихого чтения, то есть исключительно для тех, кто читать умеет. В прозе нет места украшательству текста рифмой, ритмом и акцентом - то есть бардовской интерпретации. Проза должна иметь захватывающую форму и привлекать читателя литературной техникой. Анонимные авторы “Вульгаты” использовали так называемую технику entrelacement (переплетения): одна история начинается, ее прерывает другая, немного погодя вторую перебивает третья, чтобы вскоре уступить место первой... Фабула же до наших дней не утратила увлекательности. “Вульгата” читается прекрасно.
Артуровская легенда в Польше стала доступной читателям именно благодаря переводу “Вульгаты” <Последний перевод: “Повести круглого стола”, обработка (серьезные сокращения) Жака Буленгера, PIW, 1987 г. Перевод К. Долатовской и Т. Коменданта. Цитируемые в данном тексте фрагменты “Вульгаты” взяты мною именно из этого перевода, за исключением истории рыцаря Борса, в которой я позволил себе некоторые “les belles infideles”, чтобы было смешней. - Примеч. авт.>.

Г. ГЕРМАНСКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС (1200 -1215)

Речь идет о Гартмане фон Ауэ (1168 - 1210), авторе написанных по образцу Кретьена де Труа (а опосредованно - по типу валлийских преданий) эпосов “Эрек” и “Ивейн”, о Вольфраме фон Эшенбахе (1170 - 1220), авторе “Парцифаля”, и о Годфриде Страсбургском (1170 - 1215), авторе эпоса “Тристан и Изольда”, созданного по образцу Тома, а также об Ульрихе фон Затцикхофене, продолжающем вслед за Кретьеном развивать образ Ланселота. Как и французские труверы, немцы отодвигали фигуру короля Артура и “Проблему Британии” на второй план, сосредоточиваясь на фигурах рыцарей.
Однако вклад немецких миннезингеров в Артуровскую легенду в основном состоял в попытках завершить “Персеваля” Кретьена и выяснить загадку Грааля. Наибольшая заслуга в этом принадлежит рыцарю Вольфраму фон Эшенбаху (он действительно был мастером меча, виртуозом копья, победителем множества турниров).
Немецкие версии Артуровской легенды помогли шире распропагандировать миф в Европе - как в то, так и в гораздо более позднее время, когда наступил период нового увлечения Артуром, Граалем и Круглым Столом. Именно поэзия отечественных миннезингеров послужила основой оперы Рихарда Вагнера.
Несомненно, что и в Польшу легенда об Артуре впервые пришла в немецкой языковой версии и переработке, ибо в Германии до наших дней Артура неизменно называют Артусом, а такая форма принята была раньше и у нас, в Польше, - и продержалась в названии известного “Двора Артуса” в Гданьске или в переводе Бой-Желеньского “Большого Завещания” Вийона (“...Аргус, герцог Бретании храбрый...”). Лишь позже в Польше легендарного короля стали именовать “Артуран”, а в Чехии он по-прежнему “Krai Artus”, как и в Германии.
XIV и XV века приносят дальнейшее расширение интереса к Артуру и Круглому Столу. В Англии создается роман в стихах “Гавейн и Зеленый Рыцарь”, скорее всего произведение анонимного автора знаменитой “Жемчужины” <Имеется в виду Pearl Poet (XVI век), анонимный автор четырех произведений: “Жемчужина”, “Чистота”, “Терпение” и “Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь”.>. Томас Честр добавляет к “команде” рыцарей Круглого Стола “Сэра Лаунфаля”, рыцаря, созданного по образцу “Ланваля” из баллады поэтессы двенадцатого века Марии Французской. Во Франции появляются два анонимных произведения и два новых героя. Первое “Perlesvaus Le Haut Livre du Graal”, с главным героем Перлесваусом, второе - “Perceforest”, объединяющее артуровский миф с историей Александра Македонского и вводящее в состав рыцарей Артура вышеназванного Персефореста (“Продирающегося сквозь пущу”). Миф получает популярность также в менее связанных с легендой странах - Ланселот Озерный становится героем анонимного нидерландского эпоса. В Португалии (Кастилии?) другой анонимный автор лепит очередного “нового” героя легенды Амадиса де Гауля, или валлийца, именуемого также Рыцарем Непобедимого Меча. Повесть об Амадисе завоевывает популярность, она упоминается в “Дон Кихоте” Сервантеса. Под именем “Амадиджи” Амадис Галльский попадает в итальянскую поэзию (Бернардо Тиссо).
Ну и наконец пришел час лавровых венков и короны, час самой полной и самой известной версии повествования о “Короле Альбиона” и его рыцарях. В лето Господне 1485-м рыцарь Томас Мэлори окончил работу над делом своей жизни “Le Morte d'Arthur” (“Смерть Артура” - не путать с аналогичным названием одной из частей “Цикла Вульгаты”) <Вообще-то 1485 год не окончание работы, а публикация. Окончена книга в 1469 году.>. Это нерушимый памятник легендарному королю и прекрасным, добропорядочным минувшим рыцарским временам. Следует знать, что большая часть произведения была создана автором в темнице, в которой благородный рыцарь Мэлори отсидел несколько добрых десятков лет за.., вооруженное нападение и изнасилование женщины.
Мэлори собрал и использовал все, что создали его предшественники, поэтому неудивительно, что “Смерть Артура” так объемиста и полна, а местами даже грешит избыточностью. Меж тем за решетками узилища кипела братоубийственная, кровавая и жестокая война Двух Роз, в которой рыцарские идеалы и достоинство расползались в крови, грязи и мерзости полей битв Уокфилда, Босворта, Барнета и Тьюксбери. Поэтому нет ничего странного в том, что произведения Мэлори переполняют ностальгия, тоска и пронзительное memento mori.
"Смерть Артура” - книга, прекрасно и мастерски написанная, представляющая собой один из самых любопытных примеров английской прозы вообще. Она также побила все рекорды, которыми мало какая книга - кроме Библии - может похвалиться. С момента издания в 1485 году в известной в то время по всей Европе типографии Уильяма Кэкстона в Вестминстере и по сей день “Смерть Артура” ни на минуту не была “out of print” <ни в печати, ни в продаже (англ.).> - не было такого момента, чтобы эту книгу где-нибудь да не печатали и не продавали. Правда, от первоначальной версии Мэлори осталось немного. Достаточно сказать, что авторского текста не видел ни один человек - уже Кэкстон при первом наборе порвал рукопись и изменил последовательность разделов (книг). С той поры книгу перерабатывали многократно - редактировали, перередактировали, сокращали, переписывали наново, отрабатывали новые версии на основе якобы найденных манускриптов, заменяли на версии для детей малюсеньких, малых, средних и выросших, переделывали в оперу и фэнтези, а фэнтези в мюзиклы, и наконец, из нее сделали фильм и переработали в фабулярную игру role playing game. Таким образом, “Смерть Артура” стала классикой, а нарисованная в версии Мэлори картина закрепилась как обязательный, классический образ мифа об Артуре.
Да, именно обязательный. Литература полностью вытеснила историю и реальность - если, конечно, принять, что Артур - лицо реальное. Рассуждения “историков” и “реалистов” мы слушаем без удовольствия либо с ходу отметаем. А, пусть себе болтают, что, мол, у Камелота, если он вообще существовал, не могло быть высоких стен и стрельчатых, расцвеченных знаменами башен, а напоминал он скорее всего холм, на вершине которого за деревянным частоколом стояла крытая соломой хибара. Пусть говорят, что Артур, Ланселот и Гавейн не могли в V-VI веках носить полных пластинчатых лат и шлемов с подвижными забралами, что носили они в лучшем случае примитивные кольчуги либо римские лорики <панцирь из кожи с медными бляхами.>, надетые на бараньи кожушки и шерстяные тартаны <шотландская шерстяная ткань в разноцветную клетку.>; что “рыцарский турнир” был для них понятием абсолютно неизвестным, а ни один из принимаемых нами сегодня за добрую монету рыцарских обычаев либо церемониалов (например, посвящение) не существовал даже в зародыше. Что состязания на пиках, этот столь любимый нами зрелищный вид рыцарского поединка, был во времена Артура совершенно невозможен - в Европе в те времена еще не знали стремян, без которых такая борьба неосуществима, и еще не изобрели пустотелых пик, которые можно было бы крушить. Наконец, что “сэр Ланселот” или “сэр Гавейн” не могли быть никакими “сэрами”, ибо титул этот (равно как и саму идею рыцарственности, какую мы сейчас имеем в виду) принесли в Англию лишь норманны Вильгельма Завоевателя...
Пусть “реалисты” твердят, что хотят и сколько хотят, мыто знаем лучше! Литература - всегда права! Если б не Гомер, мы не только не ведали бы, как проходила осада Трои, а и вообще б не знали, что такое событие “имело место быть”. Ни один историк не помог нам представить себе Рим Августа, Калигулы и Клавдия так, как это сделал Роберт Грейвс. О том, что творилось в России в 1812 году, мы знаем из романа Толстого. Образ Польши времен Мешка и Болеслава Храброго знаем из Бунша и Голубева, Первый Крестовый поход и завоевание Иерусалима - от Коссак-Щуцкой, а о польско-казацких войнах и шведском нашествии нас исчерпывающе информирует Сенкевич. И так далее.
То же самое и с артуровским мифом. Все было так, как написано в “Смерти Артура” Томаса Мэлори.., вернее, в той переработке Мэлори, которую мы читали. Шутки в сторону. Ясное дело, именно “историки” и “реалисты” правы. Кретьен де Труа и Мэлори фантазируют и украшают факты. Артур был бриттом, кельтом. Его истинный образ и история могут содержаться только и исключительно в оригинальных кельтских преданиях. Преданиях, источники и корни которых скрываются в кельтской мифологии. Еще до того, как Мэлори начал работать над “Смертью Артура”, около 1400 года свет увидел первый анонимный полный сборник основных валлийских легенд и мифов. Английского перевода - и популяризации - сборнику пришлось еще малость подождать: лишь в 1849 году леди Шарлотта Гест осуществляет перевод и дает сборнику название “Мабиногион” (или “Руководство для молодого барда”) <Перевод на русский - неполный - под названием “Мабиногион - волшебные легенды Уэльса”, сделанный В.В. Эрлихманом с его же вступительной статьей и примечаниями, выпустил в 1995 году научно-издательский центр “Ладомир”.>.
В вошедших в состав “Мабиногиона” многочисленных повествованиях (так называемых ветвях) король Артур видится как бы иначе. Настолько “как бы”, что его трудно распознать, ибо это Артур валлийский. И как таковой, пожалуй, настоящий. Среди его спутников мы тоже увидим настоящих, носящих истинные, еще не исковерканные имена: Kei (Кэй), Bedwyr (Бедуир), Gwalchmei (Гвальхмей), Gwalchfaved (Рвальхфавед), Peredur (Передур), Owein ар Urien Rheged (Овейн, сын Передура Регедского), Trostan ар Tallwch (Тристан, сын Таллуха), Geneint ар Erbm (Герайнт, сын Эрбина). Мы знакомимся с настоящими родителями Артура, носящими имена Uthr Bendragon u Eigr ferch Amlawdd (Утер Пендрагон и Эйгр; дочь Амлаудда) <Патроним “ар” (ап) означает сын, а “ferch” (ферх) - дочь. - Примеч. авт.>. Есть и королева, супруга Артура, - она носит имя Gwenhwyfar ferch Orgyrvran (Гвиневера - Гиневра, дочь Оргирврана). Есть и мудрый советник, друид Taliesin Pen Berydd (Taльесин Пен Беридд). А волшебный меч короля? Есть, а как же. Он зовется Caledvwlch (Каледвульх). Попробуйте это выговорить, и вам станет ясно, почему Джефри Монмаутский предпочел название “Калибурн”, а Мэлори “Экскалибур”.
В 1066 - 1230 годах, как я уже упоминал, были в моде песни кельтских бардов. Можно спокойно предположить, что все (либо почти все) авторы очередных версий артуровского мифа хоть мало-мальски да знали предания и валлийские триады <Триада была основной очень популярной поэтической формой в Уэльсе. Она исходила из принципа тройки: три героя, либо три события в акции, либо три утверждения или морали, либо три строки строфы. Триады дают нам самые старшие образцы валлийской поэзии, некоторые из них считаются не менее старыми, чем сам язык. Вот пример одной из триад (перевод мой, разумеется, с английского перевода):

Три изумительных победных пира видела Британия:
Пир Касваллауна после изгнания Юлия Цезаря,
Пир Аврелия Амброзия после победы над саксами
И пир короля Артура в Каэрлеоне на Аске. Примеч. авт.>,

так что немножко ориентировались в британских легендах. А предания и легенды кельтов уходят корнями в поверья и мифологию. Чтобы лучше понять артуровский миф, следует и нам немного разобраться в кельтской мифологии.

ПАНТЕОН ДРЕВНИХ БРИТТОВ -КОРНИ ЛЕГЕНДЫ

Пантеон британских кельтов, тех, что из Уэльса и Корнуолла, богат и - учитывая родственные связи между богами - немного сложноват. Проблему дополнительно затушевывает тот факт, что порой довольно трудно выделить богов среди полубогов либо смертных героев и наоборот. Боги и герои - равноправные персонажи преданий и эпосов, а богов (и героев) в Британии (как и в Ирландии) чтили в основном через песни бардов. Освящение и культ “через поэзию” были характерны для британских кельтов, потому-то так мало обнаруживается иконографического материала, который мог бы подкрепить наше современное представление о верованиях того народа.
Основная пара бриттских солярных божеств - это Мать Богов Дон (Дона) и ее супруг Бел (Бели). Дон, несомненно, аналог ирландской (гоидельской) Дану, а потомство Дон и Бела соответствует почитаемому в Галлии Белинусу.
Дети Дон и Бела - это Нудд Среброрукий (божество лунарное) и Гованнан (божество кузнец, Гефест), а также Арианрод (“Серебряное Кольцо”) и мудрый Гвидион, друид богов, представляемый так же, как валлийский Прометей, поскольку он заботился о благе людей и опекал их. Ментором и опекуном Гвидиона был божеский мудрец Мат, сын Матонви, брат Дон.
Мифология связывает Арианрод и Гвидиона любовными узами, плодом которых явился самый главный бог бриттов, валлийский Феб и Аполлон, бог света и солнца, урожая, патрон всяческих ремесел и искусств Ллеу Ллау Гифес, аналог ирландского Луга (Lugh Lamhfada).
Одним из главнейших центров культа Ллеу-Луга был Лугудунум, Каэр Лиал, то есть Замок Ллеу, теперешний Карлайл.
Однако, поскольку не бывает солнца без тени, другим сыном Арианрод и Гвидиона оказался Дилан, злой и мрачный Сын Волн (кельты неразрывно связывали силу Тьмы с силами Моря).
Сыном лунарного Нудда был Гвин (вопреки имени - Гвин значит “Белый” - сын Нудда являлся мрачным богом битв и Смерти, владыкой валлийских злых духов - Тилвит Тег). Гвин (в Корнуолле именовавшийся Мелвасом, а в Сомерсете Аваллахом) был охотником. Ловцом душ умерших, проносящимся через страну ночью на своем призрачном коне. Как таковой он явно был прототипом знакомого по более поздним легендам Эрна-Охотника.
Другая группа богов (тоже лунарных) идет от Ллира, господствующего над морями. Основным местом культа Бога Морей был Каэр Ллир, позже называвшийся Ratae Coritanorum, а еще позже Ллир-Кестре, теперь же Лейчестер. У Ллира было две жены. Одна - Пенардун, дочь Дон (символическая уния светлого Солнца и мрачного Моря), вторая, не менее символичная, Иверидд (Эриу, сиречь “Ирландия”), Пенардун родила Ллиру дочурку Греудилад и сынка Манавиддана. “Ирландия” Иверидд была матерью гиганта Брана - “Ворона” и Бранвен (“Белогрудой”).
Кельтским Аидом, иным миром, Страной Ворожеек (“Страной Чаровниц”), именуемой Антоном (Annwvyn), правил хтонический бог Араун, которого позже заменил. Пуйл, смежный, князь Дифеда, супруг пригожей Рианнон - “Великой Королевы”. Их сыном был Придери. Божества из Аннона были враждебны детям Дон, зато дружески относились к детям Ллира. Валлийский Аннон в отличие от греческого Аида был страной прекрасной, в сказках он сохранился как Страна Волшебниц (ворожеек, чаровниц. Faerie, Fairy Land). И еще одно существенное различие между Анноном (Аннуином) и Аидом: граница между миром реальным, живым и страной чар и теней у кельтов была очень тонка, пересечь ее смертному чрезвычайно легко. Никакого Цербера, охраняющего врата, а Стиксом может оказаться любая речушка в первом же попавшемся на пути валлийском лесу. Однако легко войти не значило легко выйти - время в Faerie течет значительно медленнее, чем в реальном мире, а обитатели неохотно расстаются с гостями.
Кельтская мифология - в основном повествования о любви богов, их соперничестве и борьбе. Так что перед нами история борьбы Пуйла с владыками кельтского Аида, увенчавшаяся завоеванием прекрасной Рианнон и получением титула “Князь Бездны” (Pen Annwvyn). Перед нами история любви Гвина, сына Нудда и Кревдилад - дочери бога моря Ллира <Шекспир, следуя по стопам Джефри Монмаутского, использовал Llyr'a (Ллира) для сотворения короля Lear'a (Лира), а Кревдилад переделал в его дочь Корделию. - Примеч. авт.>. Перед нами конфликт Света и Мрака в личностях двух братьев - Ллеу и Дилана. В конце концов Дилан погибает от пики своего дяди Кованнана, а морские волны стенают после его смерти (до наших дней валлийцы называют шум прибоя в устьях рек “стонами Дилана”).
Одной из любопытнейших - и невероятно важных для более позднего артуровского мифа - является история Гвидиона и Арианрод. Их любовная связь коротка и не оставляет приятных воспоминаний (в соответствии с некоторыми мифологическими версиями Гвидион овладел Арианрод силой). Родившегося у них сына, будущего бога солнца, Арианрод ненавидит до такой степени, что насылает на него три страшнейших заклятия, какие только могли пасть на кельта: мальчик не должен иметь имени, носить оружия и иметь жены из крови и костей. Хитрый Гвидион, воспользовавшись своими форгелями, делает так, что Арианрод вынуждена снять два первых заклятия - сама дает сыну имя Ллеу Ллау Гифес - “Твердая рука” и сама же вооружает его. А вот с третьим заклятием Гвидион и Мат, сын Матонви, управляются сами, создав своим могущественным искусством женщину из цветов. Женщина, названная Блодьюведд (“Цветочное Лицо” или “Лицом подобная цветам”), становится женой Ллеу и чуть не причиной его гибели. Неверная и коварная, прямо-таки истинная Далила, она хитростью выманивает у мужа секрет живительной силы и подставляет супруга под коварный удар любовника. Но мудрый чародей Гвидион не дремлет, спасает Ллеу, а Блодьюведд жестоко наказывает: превращает ее в сову, птицу, обреченную на вечную ночь и вечное одиночество среди других птиц.
Есть также рассказы о яростных битвах богов. Гигант Бран, сын Ллира, гибнет во время трагического и кровавого похода на ирландцев. Его отрубленная голова становится чем-то вроде талисмана и божеской прорицательницы. Его сестра Бранвен (во время трагического приключения бывшая женой короля Ирландии) умирает, ибо сердце разрывается у нее при известии о количестве погибших из-за нее воинов. Что же до Брана, то интересно, что культ его отрубленной головы сильнее культа его самого. Лишь после декапитации Брана начинают титуловать Благословенным, а голову именуют “Достойная Голова” (Urddawwl Ben) либо “Чудесная Голова” (Uther Ben). Закопанной на месте теперешнего Лондона голове Брана предстоит обеспечивать урожаи и предостерегать от грозящих Острову нашествий и поражений <По древней валлийской легенде, король Артур выкопал голову Брана, дерзко утверждая, что обойдется без предупреждений и тревог, любого агрессора победит сам, без божеской помощи. Это действие - как доказала история - погубило и короля, и Британию. - Примеч. авт.>.
Придери, сын Пуйла, унаследовавший потусторонний мир, вечно интригует (его имя означает “Хлопоты”) и часто делает это совместно с Манавидданом, сыном Ллира, - в валлийских сказаниях они образуют исключительно отвратную парочку (союз Мрака и Моря). Несмотря на это, они, похоже, остаются любимыми героями валлийцев. Женой Придери становится Кигва, овдовевшую же мать Придери выдает за своего дружка Манавиддана. С той поры вся четверка - Придери, Кигва, Манавиддан и Рианнон - неразлучны.
Другие боги точат зубы на чародейский артефакт, которым владеют Пуйл и Манавиддан, - Котел Вдохновения и Внушения. Чтобы добыть Котел, Гвидион пробирается во “Вращающийся Замок” (Caer Sidi), но его хватают и упекают в темницу. Наконец в финальном символическом поединке Света и Тьмы Гвидион побеждает и убивает Придери.
Приведенный выше (кратко и поверхностно) пантеон кельтов Альбиона не исчерпывает всего богатства верований, ибо практически не было такого уголка в Корнуолле и Уэльсе, где ни почитали бы каких-нибудь собственных “genii locorum” <местных духов (Лат).>. Священными и персонифицированными были источники, реки, озера, дубравы и горные вершины, всего не перечислишь. Кроме того, множество богов привнесли и привили на британском грунте римляне, разместив здесь чуть ли не весь свой классический пантеон, со временем обогащенный культом Кибелы, Изиды и Митры. В Британии почитали галлийских божеств - Эпону, Неметону, Белиноса, Сильвана, Кернуна и Кериддвен. Вероятно, существовали и перемешивались с верованиями кельтов также какие-то остатки малознакомых верований пражителей Острова (иберов), например, культ жуткого Кромм Круаха в Ирландии.
Связным же между мирами богов и людей была характерная для кельтов каста друидов.
Мы помним из Роберта Грейвса, как друиды очаровали Клавдия во время британской кампании, как он восхищался их огромным влиянием на общество, их таинственными мистериями, тайным знанием и искусством этих “людей дуба и омелы”, или “дубарей”. Название “друид” (опирающееся на индоевропейский корень “dr”, “drus”) берет начало от кельтских слов “drui”, “daur” и “derwen”, означающих “дерево”, “дуб”, отсюда в современном английском слово “tree”, а во всех славянских языках слова “дерево”, “drzewo” и “drewno”.
Друиды были особой кастой духовных вождей кельтских народов и племен. Друид объединял в себе функции верховного жреца, советника, законника, арбитра, оракула, медика, теолога, ученого, историка и хрониста. В древнем кельтском обществе или племенной группе власть друидов была колоссальной и непререкаемой, они совершенно не подчинялись какой-либо светской власти, и их не обязывали никакие сервитута в отношении владык. Кстати, ни один кельтский вождь не отважился бы усомниться в совете друида - он обязан был ему безусловно следовать под угрозой “экскомуники”, что означало полную гражданскую смерть, поскольку выводило такового из-под защиты общества.
Друиды образовывали герметично замкнутую касту - об их внутренних проблемах в принципе не известно ничего. Значение их обрядов и мистерий (в том числе жертвоприношения людей и животных, сжигаемых живьем) до сих пор остается загадкой и полем для бесчисленных спекуляций. Зато известно, что они делились на три основные группы: друидов (или мудрецов и судей), филидов (которых Страбон называл “vates”, то есть вещунов и пророков), а также бардов, в обязанность которых входило знание всех основных мифов и искусство их художественной интерпретации перед собравшимися слушателями. Иначе говоря, три эти группы поделили между собой такие сферы, как мудрость, обычай и закон (друиды), знание, в том числе тайное, и ворожба (филиды) и поэзия, соединенная с пропагандой и хроникерской работой (барды) <Некоторые источники (например, Кэмпбелл) классифицируют друидов несколько иначе - выделяют прорицателей (vates), а филидов отождествляют с бардами. Расхождение, мне кажется, проистекает из трактовки бардов либо исключительно как интерпретаторов, либо одновременно и творцов. Таким образом, друида, творящего поэтические произведения под влиянием божественного вдохновения, следовало бы считать филидом, а интерпретатора чужих произведений - бардом. - Примеч. авт.>.
Самыми известными бардами Британии (филидами?) были полулегендарный Мирддин Эмрис, Талиесин Пен Беридд и Аневрин. Именно им приписывают авторство многих героических песен и валлийских повествований - в том числе древнейших памятников литературы Уэльса “Черной книги из Кермартена” (XII век), “Книги Талиесина” (XIV век) и “Книги Аневрина” (XIII век), а также неисчислимое множество триад. Разумеется, жили и творили эти барды значительно раньше, в V - VI веках.
Приведенные выше сведения, конечно же, представляют собою колоссальное сокращение, невероятно фрагментарную трактовку этой любопытной мифологии. Заинтересовавшихся я отсылаю к специальной литературе <Далее автор приводит достаточно обширный перечень работ, которыми он пользовался. Это “Mythology” Томаса Бальфинча, “Celtic Myth and Legend, Poetry and Romance” Чарльза Сквира и “Мабиногион”. Тем, кто захотел бы ознакомиться с литературой фэнтези, автор рекомендует цикл романов Эванжелины Уолтон, соответствующих ветвям “Мабиногион” (“Prince of Annwn”, “The Children of Llyr”, “The Song of Rhiannon” и “The Island of the Mighty”). Несколько фрагментов ветвей “Мабиногион” почти дословно приводит Стивен Льюхед в своем “пендрагонском” цикле (“Taliesin”, “Meriin”, “Artur”) и продолжает в очередном цикле, который составляют тома “Song of Albion”, “Paradise War”, “Silwer Hand” u “Endless Knot”). Патриция Ko-нелли-Моррисон написала посвященную миру верований кельтов четырехтомную сагу “The Copper Crown”, “The Throne of Scone”, “The Silver Branch” и “The Hawk's Grey Feathers”, а Алан Гарнер - роман “The Owl Service”, посвященный легенде о Блодьюведд. Гоидельские “дети Дану” (“Tuatha De Danann”) и бриттские божества появляются - закамуфлированные под инопланетян, но легкоузнаваемые, в написанной Джулиан Мэй “Саге об и янанниках” (“The Many-Coloured Land”, “The Golden Tore”, “The Nеn Born King” и “The Adversary”). 0 кельтских верованиях и друидских ритуалах многое можно узнать из “Туманов Авалона” Марион Зиммер Брэдли, а также из ее новой книги “The Forest House”.>.
В 1100 - 1150 годах, когда рухнула плотина, эта локальная до того кельтская легенда разлилась по Европе сотнями версий и переработок. “Matiere de Bretagne” начала приобретать универсальный характер, набирать оттенки и расцветки, отражающие состояние умов, стала выражать современные беспокойства и интересы Европы. А интересами этими в те времена были три фундаментальные, хоть и яростно соперничавшие проблемы - религия, рыцарственность и любовь.

АРТУР - ХРИСТИАНИН ИЛИ ЯЗЫЧНИК?
РЕЛИГИОЗНЫЙ АСПЕКТ МИФА

Во что верил Артур?
До прибытия римлян душами бриттов управляли друиды от имени богатейшего и красочного кельтского пантеона. Потом появились римляне. Эти, как известно, были религиозно терпимы и.., адаптативны. Кельты чтут бога Бела? А почему бы и нет, ведь это тот же Юпитер. Что? Отдают почести Дон, Бригит, Морриган, Эпоне и Кериддвен? Воплощениям Великой Матери? Порядок, они ведь не что иное, как наши Юнона-Минерва-Диана-Венера, мы, римляне, их тоже почитаем. Да и о Кибеле и Изиде не забываем. Бог Ллир? Позвольте, так это же Нептун, кто еще?
В отношении друидов римляне были менее толерантны. Во-первых, друиды неустанно раздували тлеющие зародыши бунта и слишком часто им удавалось их раздуть во вполне приличное пламя. Друиды подзуживали Кимбелина, Карактака, Каттигерна, Боудикку и Катримандую, а ведомые ими воины впадали в знаменитое кельтское боевое неистовство, превращались в настоящих берсеркеров. Во-вторых, римляне были “цивилизованными”, а друидам случалось изготавливать из ивы клетку-чучело, ужасного “Wicker Man'a”, запирать внутри нее людей (позже - животных) и сжигать живьем, принося в жертву богам. Таких друидов, как пишет Тацит в “Анналах”, “брали на меч”. Из многочисленных друидских погромов наиболее известна пресловутая резня на острове Мона (Англси) в 61 году от Р.Х. Так родилась традиция, сопровождающая человечество по сей день: нецивилизованных убивцев надлежит перебить цивилизованным образом. Да здравствует цивилизация! Ура!
Резню на острове Мона и подзуживаемые друидами антиримские бунты бриттов в 61 - 78 годах от Р.Х. описывает Марион Зиммер Брэдли в своей новой книге фэнтези “The Forest House”.
Римляне, как было сказано, сидели на Острове четыре столетия. За это время в Риме тоже кое-что изменилось. При Нероне христиан бросали львам на растерзание (тоже мне - религиозная терпимость!), апостола Петра-Рыбака распяли головой вниз (64 год от Р.Х.). А уже примерно через четверть тысячелетия (в 313 году) Константин Великий оглашает Миланский эдикт, запрещающий преследования христиан и гарантирующий свободу вероисповедания. А вскоре после этого, в 380 году, при правлении Феодосия (тоже, разумеется, Великого) христианство становится в Риме государственной религией. В 392 году Феодосии запрещает всяческие политеистические таинства по всей Римской империи. В римских провинциях тоже. (Стало быть, и в Британии?) Несомненно, в Британии тоже, но не тотчас, не полностью. Да и в Риме тоже не в одночасье церкви построили. Старые боги так легко не сдаются. Перед Феодосием, к слову сказать, был ведь и Юлиан Отступник. В провинции Британия, далеко от “центра” и аппарата, принуждающего принимать новую религию, этот процесс скорее всего протекал еще медленнее. Утверждать, будто все стоящие в Британии римляне и ассимилировавшаяся с ними часть местного населения в один день, как один человек приняли крещение, было бы не совсем правдоподобно.
Не следует также забывать, что оппозиция друидов и кельтских бриттов не ослабевала ни на минуту. Живущие в горах Уэльса и Корнуолла приверженцы старого порядка, почитатели Бела и Дон, Ллеу, Нудда и Ллира, не позволили навязать себе Юпитера и божественный культ кесарей, а значит, им случалось не раз изгонять на все четыре стороны миссионеров с крестом.
Но вот римляне ушли. И что? Кельтские ортодоксы и друиды, несомненно, возносили благодарственные молитвы Белу и Ллеу, как знать, может быть, на радостях распалили огонь под заполненным людьми “Уикер Меном”. Но “правоверные” римляне, такие как Аврелий Амврозий, наверняка стали христианами. Кстати, покровитель Артура Эктор носит римское, а значит, христианское имя...
Что до самого Артура, то некоторые английские историки считают, что он не очень-то ладил с тогдашней Церковью, а доказательство усматривают в том, что ни уже названный выше Гильдас, основной церковный хронист того периода, ни Беда Достопочтенный (673 - 735), автор “Historia Ecclesiastica Gentis Anglonim”, об Артуре вообще не упоминают. Оба пишут о победе бриттов под Бадоном, а в те времена (да и в более поздние тоже) победы всегда были “персональными” и никогда - коллективными! Так почему же церковные хронисты замалчивают имя победителя? Да потому, говорят историки, что церковным хронистам он был неудобен. Неблагонадежен. У него были - как это называют теперь - не вполне урегулированные отношения с религией.
Так с каким же кличем на устах рыцари Артура шли на саксов, почитателей Вотана? “Помоги, Иисусе Христе”? А может, “Направь мой меч, Великая Богиня”? Или, возможно, одни кричали так, а другие этак? И у Ненния, и у Уильяма Малмсберийского можно прочесть, что во время битвы у горы Бадон, когда Артур “собственноручно” укокошил больше девятисот человек, на его щите красовалось “изображение Пресвятой Девы Марии, Матери Христовой”. Но и Ненний, и Уильям писали в те времена, когда потомки почитателей Вотана, теперь уже англосаксы, давным-давно (в 598 году) крестились и другую картинку просто неприлично было изображать на щите легендарного короля. В хронике, разумеется. А что, если духовными наставниками бриттов в борьбе с саксами и Вотаном были все же друиды с Мерлином (Талиесином) во главе? Не была ли, случайно, картинка, намалеванная на щите Артура, изображением Великой Богини Дон? Или чудовищной богини войны и резни Морриган? Либо Кариддвен или Эпоны, непорочного воплощения Великой Богини? В соответствии с текстом “Вульгаты” во время боев с язычниками саксами все союзные Артуру короли дрались осененные “белым штандартом с красным крестом”, штандарт же самого короля, кроме названного креста, был дополнительно украшен изображением красного дракона - символа исключительно языческого <Красный Дракон - теперешний герб Уэльса, его британское происхождение бесспорно. Что же касается красного креста, то это был герб крестоносцев, установленный после синода в Клермоне (1095 г.) папой Урбаном II как символ рыцарской борьбы за веру. Ведь красный крест нес на щите легендарный Святой Георгий Кападокийский, патрон рыцарства. Отсюда также в религиозно подретушированной “Вульгате” появился этот знак и на артуровских штандартах. Когда же около XIV века Георгий стал официальным покровителем Англии, красный крест признали “английским”, что также подогнали под Артуровскую легенду, поместив этот знак на штандарты, щиты и туники самого Артура и многочисленных рыцарей Круглого Стола. - Примеч. авт.>.
Я отнюдь не ищу неопровержимых доказательств тому, что Артур был язычником, ибо даже при всем желании не нашел бы таковых. В V и VI веках Ирландия и Британия были уже твердо христианскими. Св. Патрик (390 - 461-й), патрон и апостол Ирландии, начал миссионерскую деятельность в Ольстере в 432 году, а св. Ниниан Сольвейский (360? - 432-й), апостол шотландский, обращал пиктов в истинную веру уже на переломе IV и V веков. Святой Колумба (521 - 597-й), основатель знаменитого монастыря на острове Иона, продолжатель дела Ниниана, был почти современником Артура. Жил в одно время с Артуром и был почти столь же легендарным, как и Артур, патрон и епископ Уэльский святой Давид, который умер около шестисотого года. Британская церковь уже в III веке имела и почитала своих мучеников: святого Альбана (? - 303?), обезглавленного римлянами в Веруланиуме, на том месте, где сейчас расположено аббатство святого Юлия и святого Аарона. На переломе III и IV веков в Британии подвизался полулегендарный святой Георгий. Однако легенда об убийстве им дракона возникла лишь в VI веке, да так эффективно, что с XIV века Георгий быстро возвышается до уровня патрона Англии. Легенда легендой, но в IV веке британская церковь была уже настолько сильна и признана, что ее представители ездили на синоды в Арле (313 год) и в Римини (359 год). Теми же годами датируется епископство в Эбуракуме (Йорке), вероятнее всего, самое старое в Англии. Христианизация и распространение веры протекали в Британии - по утверждениям историков - очень разумно, прямо-таки ловко, вполне приемлемым и легким для приятия варварами-кельтами методами. Миссионерам мало мешали старые боги, они даже считали полезным, когда слушатель, внимая словам Евангелия, стоял, прислонившись к кромлеху. Языческих верований не преследовали и не отвергали скопом. Яснее всего это видно на примере тонкой и тактичной деятельности святого Колумбы с острова Иона, обращавшего пиктов в 563 - 590 годах. Видя, что пикты одаряют божескими почестями источники и ключи, святой муж не вопиял, не плевался, не проклинал и не пытался пикетировать источники. Он втихую кропил их святой водой и изгонял дьявола. Таким манером он, как утверждают его агиографы, окрестил триста различных источников. Пикты продолжали почитать источники, не подозревая, что те уже давным-давно не языческие, а освященные! Хитро?! Методом святого Колумбы, который я предлагаю назвать “родниково-ключевым”, Бригита, гоидельская богиня огня, превратилась в святую Бригаду из Килль Дара, Бран - в святого Бриана и святого Брендана-морехода, а его сестра Бранвен - в национальную христианскую святую Бринвен, покровительницу влюбленных. Кстати сказать, национальных святых понаделали несметное множество: были Кадог, Коллен, Дифан, Эйгам, Мохими, Таило, Кильгеран, Ллаудог, Кинидр, Тавлидогг и так далее. Беатификации (национальной, разумеется) дождались даже.., два рыцаря короля Артура - Герайнт и Мабон. Только два, других я не обнаружил, а жаль. “Святой Ланселот”, к примеру, тоже звучало бы прелестно.
Шутки в сторону - из сказанного следовало то, что я считаю бесспорным историческим фактом: обращение в христианство и его распространение в Британии проходило спокойно, терпеливо, бесконфликтно, поразительно и беспрецедентно терпимо. В других уголках мира веру в Христа внедряли мечом и дубинкой, от идолопоклонничества, политеизма и культа “старых богов” отучали смертными казнями, за нарушение поста выбивали зубы, идолы (порой вместе с их почитателями) сжигали. В Британии этого не было. Ибо следует знать, что христианство в Британию пришло не непосредственно из Рима, а из Ирландии. Веру насаждала в Британии очень нетипичная христианско-кельтская церковь и ее кельтские миссионеры <Ирландия (в соответствии с легендой и традицией) была крещена св. Патриком в V веке, но известно, что уже до Патрика на Изумрудном Острове подвизались иные ревнители веры, в том числе известный епископ Паладий. Патрик пришел на подготовленную почву и просто-напросто довершил дело предшественника. Очевидно, что из этих-то предшественников и набирались миссионеры, которые еще в римские времена отправлялись в Британию и Шотландию, например, вышеупомянутые св. Ниниан и ев Колумба. - Примеч. авт.>.
Таким образом, в доартуровской Британии именно кельтские христиане обращали кельтских же язычников, потому-то дело у них шло так славно и эффективно.
Уже упоминавшийся монах Гильдас (вернее, конечно, Гильда!) пишет (в VI веке) о “языческих верованиях, идолах и друидах” как о давно минувших, забытых и канувших в небытие явлениях. В VI веке Британия, если верить Гильдасу, была уже полностью христианской. Судя по самым старшим из известных версиям легенды, у Артура был придворный епископ по имени Бедвини. Джефри же Монмаутский именует придворного епископа Артура Дубрицием и идентифицирует его со святым Дифригом, фигурой вроде бы аутентичной. И Артур мог - повторяю: мог Артур быть христианином, причем образцовым. Борьба же с саксами могла также означать Крестовые войны - борьбу прибывшего из кельтской Ирландии Христа с Вотаном, явившимся из-за Северного моря чужаком-агрессором. Вполне возможно, что Гильдас и Беда, вопреки мнению англосаксонских историков, могли умалчивать об Артуре по совсем иным, внерелигиозным причинам.
Как было в действительности, мы не знаем и никогда не узнаем. Можем только предполагать, и в этом нам помогают авторы артуровских фэнтези, например, Марион Зиммер Брэдли в своих “Туманах Авалона”. К этой книге мы еще обратимся не раз.
Если же руководствоваться текстами “Вульгаты”, либо “Смерти Артура”, то все сомнения должны рассеяться. Все, что совершали Артур и его рыцари, они творили с именем Бога. Бога просили. Бога благодарили. Богом клялись и ругались - словом, находились на грани тяжкого нарушения второй заповеди. Они бесконечно бегали в часовню и падали на колени. Мало того, за ценными указаниями обращались к архиепископу Кентерберийскому, что довольно забавно в свете двух фактов: географического и исторического. Кентербери (Durovernum Cantiacorum) лежит в Кенте, рядышком с Дуврским проливом, а во времена Артура эта территория принадлежала саксам, так что если там и существовал какой-то храм, то скорее всего - капище Вотана. И во-вторых, первым архиепископом Кентерберийским стал святой Августин, впоследствии патрон Артура в бою под Камланном. Но “трудился” святой Августин в скромной церквушке, потому что знаменитый собор-то построили лишь в 1017 году. Причем построил его отнюдь не Артур, а.., именно саксы, вернее, их потомки, не исключено, что на месте давнего храма Вотана. Поскольку язычники-саксы побили христианских (возможно) бриттов, но вскоре после этого приняли христианство. Однако на сей раз уже не от Ирландии, а от Рима. По чисто римскому, непорушенному “кельтизмом” канону <Крещение саксов инициировал папа Григорий II. В 597 году с миссией в Британию отправился св. Августин (? - 631). Этого святого, патрона Англии, не следует смешивать со знаменитым св. Августином (354 - 430), тем, который “породил” августинцев. Св. Августин Английский вскоре по прибытии на Остров крестил Этельберта, короля Кента, и заложил собор в Кентербери. В 604 году возник епископат в Рочестере. В том же году крестили королевство восточных саксов (Эссекс) и начали строительство кафедрального собора Св. Павла в Лондоне. В 625 году Этельборга, дочь Этельберта из христианского уже Кента, вышла замуж за Эдвина, языческого пока что короля Нортумберленда, и принудила его принять христианство, да так эффективно, что он даже попал в святые. Святым был и наследник Эдвина, король Освальд, который в компании со св. Алданом и св. Катбертом укрепил в Нортумберленде христианство и построил знаменитый, существующий по сей день монастырь в Линдесфарке.
Но даже крещеные саксы не забыли своих давних богов. Тиу, Вотан, Тор и Фрея дожили в английском языке до наших дней - в названиях дней недели: Tuesday, Wednesday, Thursday, Friday. - Примеч. авт.>.
Очередным примером набожности Артура и его свиты, который можно при желании отыскать в “Вульгате” и у Мэлори, является то, что все серьезные события и торжества происходили в церковные праздники либо накануне их - доминирует День Очищения и Троицын День (Пятидесятница). Согласен. Так, конечно, могло быть, да скорее всего так оно и было. Только дело-то в том, что, например. День Очищения - это кельтский Имболк (Imbolc) - праздник приближающегося конца зимы, а Троицын День - это кельтская мистерия Бельтайн (Beltaine), торжественная церемония полного расцвета весенней природы. Имболк и Бельтайн, равно как Самайн (Samhain) - то есть День всех святых - конец ноября <В.В. Эрлихман в примечаниях к своему переводу “Мабиногион” называет другую дату праздника Самайн - 1 ноября.>, и Ламмас (Lughnascad - начало августа, то есть День Успения Божьей Матери), в кельтских легендах имеют символическое значение - большинство имеющих последствия мифологических и легендарных событий случались именно в эти дни. Поэтому (независимо от истинной даты коронации) в оригинальных песнях валлийских бардов Артур становится королем во время мистерии Бельтайн. Языческую же мистерию Бельтайн миссионеры превращают в Троицын День. Нам это уже знакомо - это и есть тот самый “родниково-ключевой” метод, “запатентованный” святым Колумбой.
Ну и что, скажут некоторые, возможно, Мэлори малость переусердствовал с архиепископом, может, у него перепугались Кентербери с Гластонбери, может, он спутал церковные праздники и языческие обряды! Но в том, что благочестивый рыцарь был набожным, Мэлори не преувеличивал. А ежели малость и преувеличил, то были тому причины, ибо Мэлори с ностальгией вспоминает времена, когда по прекрасному, счастливому, солнечному Альбиону разъезжали на своих рысаках благочестивые и набожные рыцари... Ох тосковал сэр Томас, тосковал, и не без повода.

ИДЕАЛ БЛАГОЧЕСТИВОГО РЫЦАРЯ

Я уже говорил о том, что “Смерть Артура” возникла в “часы презрения”, которые принесла Англии кровопролитная гражданская война Йорков с Ланкастерами. Мэлори описывает благочестивых, благородных рыцарей, может быть, потому что на его глазах разыгрывается ужас войны Двух Роз, цареубийство, убийства тайные, убийства на эшафоте и убийства на поле боя, продажность и предательство, осквернение трупов побежденных противников, нарушение слова чести, пактов и законов войны, измывательство над правом убежища в церквах, невообразимая жестокость.
Не лучше было и во времена возникновения баллад Кретьена де Труа, “Вульгаты” и героических эпосов. В континентальной Европе бушевали войны и царило предательство. Папы выкалывали глаза антипапам и приказывали возить покалеченных противников по городу, чтобы каждый мог полюбоваться. На юге Франции сотнями тысяч гибли альбигойцы, Прованс и Лангедок превратились в дымящиеся пепелища, изумительная культура этого региона вырубалась под корень. Вся Центральная Европа обратилась в бурлящий котел, в котором исходили паром попеременно папские армии, войска гвельфов и гибеллинов, германцев и англичан, Фридриха Барбароссы, Филиппа Швабского и дьявол знает кого еще. Эти армии воевали между собой, но истинный кошмар выпадал на долю жителей сел и городов.
От этого кошмара имелось психическое противоядие - идеализированный образ благочестивого рыцаря без страха и упрека, несшего ковчежец с мощами на груди и Бога в сердце. Рыцарь, который перед боем молится, а после боя, лежа крестом, всю ночь проводит в часовне, с уважением относится к поверженному противнику, не поднимает руки на безоружного, не обидит ни женщины, ни ребенка... К тому, чтобы рыцарь был именно таким, призывали Джон Уикли, Ян Гус и Бернар Клервоский. А значительно раньше смутьянов, недостойных называться рыцарями, поносил уже знакомый нам Гильдас - им он посвятил свое произведение, ибо они-то и были “горем Британии” в названии его труда.
Однако Гильдас имел в виду несколько иной тип рыцаря. В его времена рыцарство Британии воспринималось совершенно по-другому. Тип средневекового рыцаря и рыцарский кодекс чести, обычай или церемониал - материи абсолютно чуждые исходной версии Артуровской легенды. Эти элементы были привнесены в легенду очередными переработками, совершенными уже после нашествия и захвата Острова Вильгельмом Завоевателем. В таких переработках первоначальная концепция разворачивалась на 180 градусов. Бойцы Артура перестают быть кельтскими патриотами, героями борьбы за национальное дело, за спасение страны от натиска чуждой, захватнической сакской культуры. Они превращаются в “универсальных рыцарей”, а идея становится с ног на голову - бойцы Артура не потому рыцари, что в них нуждается страна, а как раз наоборот - они дерутся, ибо так положено: ведь они же рыцари, а рыцарь - если только он рыцарь истинный - должен быть послушен воле Бога, сеньора и уложениям священного рыцарского права. Его национальные и личные взгляды не имеют никакого значения. Он обязан быть “правильным” рыцарем. Конец. Точка.
И по заказу Бернара Клервоского о “благородных рыцарях” написан цикл романов “Вульгаты”, именно о таких слагали романсы труверы и трубадуры. Но при этом нельзя было обойтись без легенд и мифов, поскольку в реальной-то жизни таких рыцарей не было. Рыцарь из армии Йорков или Ланкастеров, рыцарь Барбароссы либо Филиппа Швабского, рыцарь из-под Тьюксбери или Босворта, Леньяно либо Бовина был, как правило, тупым и невежественным мясником. Тащившийся же с Крестовым походом на альбигойцев рыцарь Симона де Монфора и Доминика Гузмана был самым что ни на есть обычнейшим бандитом. Убийцей.
Возникали романы о рыцарях, к которым притесняемые дамы слезно обращались за помощью и помощь эту получали, хотя в действительности при виде приближающихся рыцарей все население - а дамы в первую очередь - в панике убегало в леса. Писали о верных вассалах, о рыцарях, на слово которых можно положиться, хотя в действительности предательство и отступничество были основными элементами стратегии и тактики. Описывали рыцарей набожных, благочестивых, в действительности же... Да, что говорить...
В 1170 году Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, громит с амвона объявленные королем Генрихом II Плантагенетом так называемые кларендонские конституции, ограничивающие привилегии Церкви. Король перед своими верными рыцарями обрушивается на “бессовестного попа”. Четверо из этих рыцарей - Реджинальд Фицурс, Уильям де Тресси, Хьюг де Морвилль и Ришард Брайто - правильно понимают и интерпретируют свой рыцарский долг перед сюзереном. 29 декабря, то есть вскоре после Рождества, архиепископа убивают на ступенях алтаря.
В 1208 году посвященные в рыцари крестоносцы сэра Симона де Монфора захватывают город Безье в Лангедоке, один из центров “еретиков" - катаров, или альбигойцев. Какой-то рыцарь спрашивает присматривающего за акцией папского легата Арнольда Амори, как отличить “наших” от “отщепенцев”. “Приканчивайте всех, - говорит тот. - Бог распознает свою паству”. Убивают пятнадцать тысяч человек, в основном женщин и детей.
В 1327 году король Эдуард II Плантагенет был низложен и заключен в замок Беркли. Его жене Изабелле, ее фавориту Мортимеру и епископу Винчестера Орлетону живой король был неудобен. Два благородных рыцаря - барон Джон Мальтраверс и сэр Томас Гурней - получают приказ: Эдуард должен умереть, но нельзя, чтобы на его теле остались следы насильственной смерти. Верные и благородные рыцари Мальтраверс и Гурней убивают короля, вколотив ему в анальное отверстие раскаленный железный прут.
В 1369 году Эдуард по прозвищу Черный Принц, внук убитого в замке Беркли Эдуарда II, герой неисчислимых “рыцарских” сказок для детей, которого Фруассар <Жан Фруассар (1337 - 1410), французский поэт и историк, в частности, автор “Chronique de France, d'Angetere, d'Ecosse et de Bretagne”. Материалы к истории войн он, наверное, получал от очевидцев описываемых событий. - Примеч. авт.> называл “благороднейшим и достойнейшим” рыцарем, какие только жили со времен короля Артура, ведет войну с Францией. Захватив город Димож, “истинный рыцарь Черный Принц” дарует жизнь и свободу всем взятым в плен рыцарям. Как ни говори - рыцарская солидарность обязывает. Остальные шесть тысяч защитников и жителей Лиможа (в том числе женщины и дети) перебиты.
В 1427 году рыцарь Стивен де Виньоль, известный под прозвищем Ла Гир, один из командиров в армии Жанны Д'Арк, перед атакой на англичан обращается к капеллану с просьбой отпустить ему грехи. Исповедоваться он не хочет, на это у него нет ни времени, ни желания. “Хотя бы помолись”, - предлагает священник. И Ла Гир, не слезая с коня, обращает очи к небу и восклицает: “Господи Боже, я требую, чтобы Ты помог мне в бою! По принципу взаимности! Ибо если б Ты был Ла Гиром, а я Тобой, то я б Тебя поддержал!"
Вот всего несколько примеров. Но типичных. Очень. И однако же в наше время слово “рыцарь” неизменно воспринимается позитивно - мы говорим о “рыцарственности” и “рыцарском поведении”, “рыцарском слове”, “рыцарском духе”. У нас - в Польше - были “рыцарские кружки” в прежних кавалерийских хоругвях и в давнем сейме. Рыцарская школа и.., пан Володыевский, Малый рыцарь. До сих пор рыцарем становится офицер, к погонам которого прикоснулась сабля во время церемонии присвоения звания. Человек, награжденный орденом Виртути Милитари, становится “кавалером” (chevalier <рыцарь (фр.).>), кавалером также именовался юноша, который “по-рыцарски” - учтиво и благородно относился к девушке и был ее опекуном и защитником. И именно “Спящие Рыцари”, а не Спящие - например - уланы ожидали в Татрах (в Польше или в других местах - в мире) Дня Великой Битвы. Нам также прекрасно известно - наша история об этом позаботилась - понятие “рыцарская смерть”.

К памятнику твоему придут народы,
Надпись сию сохранят камни:
Здесь покоится рыцарь, что бился без страха
И жил без упрека.
Юлиан Урсин Немцевич

Что касается вошедшего в поговорку “рыцаря без страха и упрека” (chevalier sans peur et sans reproche), то неплохо было бы знать, что первым историческим носителем такого титула был известный французский рыцарь Арнольд Вильгельм де Барбазон (1360 - 1431), вторым же - еще более знаменитый Пьер дю Таррель, известный как Баярд (1473 - 1524).
Так какими же - могут спросить - были рыцари на самом-то, деле? Ежели действительно столь уж жестокими, как хочет сказать автор, то как попали эти “рыцарские” элементы в нашу культуру и язык, да и почти во все языки мира <Как раз в нашей-то культуре и языке существует и иной тип рыцаря - образ рыцаря с черным крестом из Тевтонского ордена, деяния которого гораздо ближе были к исторической истине о рыцарях. Крестоносец из Мальборка (в действительности, вероятно, вовсе не демонический и вряд ли намного худший других ему подобных) стал тем не менее в нашей культуре ярким контрастом, другим полюсом идеала. У Сенкевича можно прочитать: “Не раз я видел, как благородный рыцарь щадит другого рыцаря, который слабее его, говоря себе: не прибудет мне чести, если я лежащего растопчу. А Крестоносец именно в этом случае бывает особенно ожесточенным”.
Точно так же подшутила история с немецкой культурой и языком. Здесь, кроме “рыцарского деяния” (Rittertat) и “рыцарского поведения” (ritterliches Benehmen), живут слово и понятие “Raubritter” - “рыцарь-разбойник” (именно так именовался благороднорожденный и посвященный в рыцари господин, “вколачивающий” заработка ради на ниве грабежа и убийства. Именно такие исторически реальные рыцари были несчастьем и ужасом Германии XIII - XIV веков, то есть в период наибольшей популярности артуровского мифа). - Примеч. авт.>?
Отвечаю: они забрели из рыцарского романа - прежде же всего из переработанного (на универсальный европейский лад) артуровского мифа. Попали они не только в литературу, поэзию и разговорную речь, но и в историю. Ибо исторически подтвержденные чрезвычайно немногочисленные примеры действительно рыцарского поведения восходят к тем временам, когда легенда об Артуре и его верных товарищах из Камедота была уже широко популярна и знакома. Немногочисленные “хорошие рыцари” просто старались подражать своим литературным образцам. При этом они, как правило, ограничивались тем, что выступали на турнирах в костюмах Ланселота, Тристана или Гавейна да украшали шлемы шарфами и лентами своих Гвиневер и Изольд. В повседневной же жизни, а уж тем более на войне, подражать идеалам было затруднительно.
Артуровский миф в последующих фазах развития не отличался одной лишь ностальгией по старым добрым, ушедшим временам, когда еще на свете жили действительно добродетельные, верные и благовоспитанные рыцари. Миф не сокрушался по поводу упадка рыцарской культуры. Не над чем было сокрушаться, скорбеть, ибо - как доказывают многие историки - об упадке рыцарской культуры можно говорить уже с момента возникновения рыцарства и его культуры вообще. В действительности миф шел гораздо дальше: творил рыцарскую утопию. Творил совершенно фиктивный идеал. Идеал рыцаря, которого никогда не было.
Обе упомянутые выше проблемы всплыли, как говорится, когда кельтский миф стал биться за значимое место в европейской культуре, когда начал приобретать универсальность. Однако эта универсальность - что любопытно - не смогла стереть кельтских следов, которые продержались в любой, даже наиболее искаженной и “модернизированной” версии легенды.

НАЦИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТ МИФА

Артур был кельтом. С дедов-прадедов и всем существом. Больше того, Артур был идеализированным кельтом. Он попросту должен был быть таким. Кто не поймет этого, тот никогда не поймет легенды.
О днях праздников и кельтских обрядов я уже упоминал, о валлийской мифологии говорил, к ее соотношению с некоторыми героями и личностями мы еще обратимся, когда займемся вопросом who is who в легенде. Пока же остановимся на некоторых существенных принципах “кельтскос-ти”, непосредственно относящихся к центральной фигуре легенды - королю Артуру, тому Артуру, который был повелителем кельтов.
Даже в лучше всего нам известном и в то же время наиболее искаженном каноне мифа нас наверняка заставят задуматься отдельные явления и факты. Взять хотя бы такой: почему Артур, сын Утера Пендрагона, должен пользоваться волшебствами Мерлина и вытаскивать меч из камня? Зачем главари кланов (“короли”) собираются на “посиделки”, чтобы решить, кому же стать у них самым главным? Если трон даже не наследуется, то почему бы просто-напросто не взять власть в руки самому сильному либо самому богатому?
А потому, что осуществление власти у кельтов понималось и исполнялось совершенно уникальным для тогдашних сообществ образом. Король (племенной вождь) не был хозяином земли - земля была всеобщей, принадлежала всем. Владыка получал власть на правах доверенного лица - осуществлял правление от имени “народа”, а не от собственного. Это очень важно, поскольку нам, воспринимающим миф в его средневековой (европейско-средневековой) форме, Артур является в ипостаси короля-сюзерена, его рыцари - в образе вассалов или ленников, а население страны Логр - подданными. Нет ничего более ошибочного. Кельтский повелитель не мог ни унаследовать, ни принять власть, не мог ее единолично осуществлять. Власть была ему поручена в результате консенсуса, а при ее осуществлении властелин обязан был руководствоваться благом страны и народа. Это благо понималось как благо земли - при хорошем владыке страна, или буквально понимаемая земля, была здорова и счастлива, цвела и рожала, кризис же власти либо хаос безвластия означали неурожай, голод и другие напасти. Когда правление владыки хромало, болела и земля. Скверно управляемая страна (этот мотив позже неоднократно использовался в литературе) превращалась в Бесплодные Земли, “La Terre Gaste, The Wasted Land” (Элиот).
В мифологиях и преданиях всего мира бытует мотив короля-богатыря, который благодаря своим геройским деяниям получает признание всего народа и которому народ в знак признания заслуг и личных качеств доверяет власть. И править он должен был так, чтобы народу жилось как можно лучше. При этом во всем мире такие легенды были не более чем психическим противоядием от реальной личности владык и их поступков. От сознания, что король есть постольку, поскольку он трон унаследовал либо добыл силой. Земля является его собственностью, которой он может свободно и без ограничений распоряжаться. Подданными он правит по самой сущности обязательных общественных условий и еще потому, что у него в руках аппарат принуждения. А перестанет он править, когда умрет или кто-нибудь - чаще всего другой король - его низложит.
У кельтов тоже существуют подобные легенды, но они зиждятся на традиции и реальных фактах. Король кельтов получал власть как бы “по доверенности” - потому что был богатырем. Потому что его фактические деяния и заслуги делали его достойным того, чтобы доверить, ему власть (не наоборот). По отношению к людям и земле кельтский король осуществлял сервитут - ничего больше. Его приказов слушались, если он заслуживал того, чтобы быть ему послушным. Ни на что более власть не уполномочивала - в особенности же не давала права владеть землей и распоряжаться этим правом. Земля была общим достоянием всех кельтов. Если об этом знать, легче понять яростное сопротивление, которое столетиями оказывали норманнским и английским феодалам валлийцы, ирландцы и шотландцы. Феодальная система реализации власти, которую норманны и англы старались навязать валлийским, ирландским и шотландским кельтам, ставила с ног на голову весь их кельтский мир.
Потому-то Артур и был провозглашен “королем всех бриттов” и “надеждой страны”. Потому-то он - “первейший богатырь среди богатырей”, потому-то именно он, а не кто другой, извлекает меч из камня. Это он, как бог Ллеу от богини Арианрод, получает меч Экскалибур, символ власти, из рук Владычицы Озера. Поэтому, словно герой Кухулин, который в одиночку защищал Ольстер от целой армии Медб из Коннэхта, Артур, защищая страну, “собственноручно” положил под Бадоном почти тысячу саксов.
Разумеется, Кухулин не управился бы с целой армией, Артур не повалил бы тысячу саксов. Это легенда. Легенда, выражающая кельтскую тоску по королю-герою, по непобедимому королю-богу, которому богиня (Великая Мать, символ Земли) вложила в руки магический меч. По королю, признанному самою Землею, которую в качестве выразителя воли народа он будет достойно защищать. По королю, принятому всеми, объединяющему всех. По королю, под началом которого страна расцветет и будет счастливой, урожайной, здоровой...
Конечно, таких королей не было. Это миф. Миф, родившийся во времена, когда мир британских кельтов уже рушился под ударами иноземных захватчиков. Во времена, когда выяснилось, сколь слаба по сравнению с жестоким феодализмом наивная кельтская демократия...
Миф о короле Артуре...
Несбыточный кельтский идеал. Что ж, от кельтов осталось немного. Но идеал выжил. Ибо был - в противовес самим кельтам - несокрушимым.
И осталась легенда.
Абсолютно по той же самой причине.

ГРААЛЬ - ВЕРШИНА МИСТЕРИИ

"Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он пришел к Пилату, просил Тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать Тело. И, взяв Тело, Иосиф обшил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился” (От Матфея святое благовествование, 27:57 - 60).
Оно, конечно, так, но дело-то в том, что Иосиф не удалился. Да, да, знаю, все остальные евангелисты - Иоан, Лука, Марк, а также апокрифист Никодим в один голос утверждают то же, что и Матфей. Мол, удалился, и все тут, а у гроба остались две Марии - Мария Магдалина и Мария, жена Клеофа. Но ведь мы-то знаем Артуровскую легенду!
Иосиф Аримафейский не удалился от гроба. Иосифу явился Христос, живой, а из раны его, той, что нанесена копьем римского центуриона Лонгина, текла кровь. Иосиф взял сосуд и собрал в него последние капли крови Спасителя, И только после этого удалился, покинул Иерусалим, отправился в город Сарра, а оттуда поплыл в Британию. Именно он, Иосиф, “повинен” в том, что все языческое население этой земли обратилось в христианство. Сосуд, в который были собраны капли крови самой настоящей “царской” (Ie sang real, Sangreal, Greal, Grail, Graal), исчез из этого мира, был спрятан, а потомки Иосифа стали наследственными стражами Тайны. Грааль исчез, но мудрый Мерлин напророчил, что когда-нибудь да он вернется. И Грааль вернулся...
Как мы уже знаем, первым о Граале напомнил Кретьен де Труа. Правда, Кретьен романа не докончил, наверно, поэтому у него нет ни слова о Христе или Иосифе Аримафейском. Ну ни словечка. Мы не знаем, что такое Грааль, у Кретьена Грааль остается тайной. И еще одно: таинственный сосуд у Кретьена - это блюдо или тарелка (escuelle), сосуд, которым пользовались во время пиршеств.
Вся эта история вновь всплывает в религиозной версии легенды - у Роберта де Борона (“Joseph d'Arimathie”). Там перед нами уже появляется полная история Иосифа Аримафейского, крови, собранной в сосуд (который у Борона впервые становится чашей, той самой, из коей Христос вкушал во время Тайной Вечери), исхода Иосифа в Британию, передачи потомками друг другу чаши до последнего из них, того самого, который становится Королем-Рыбаком, стражем тайны чудесного сосуда до прихода истинного наследника...
Был ли Роберт де Борон первым, придавшим артуровскому мифу религиозную окраску, или же Церковь уже раньше пыталась приспособить короля Артура и Грааль к собственным нуждам, мы не знаем. Не знаем так же, каким образом в кельтскую легенду, несомненно, представляющую собой мешанину мифологий, традиций и реальных исторических событий, касающихся попыток сдержать экспансию саксов в Британию, ворвались евангелические мотивы. Роберт де Борон (как, впрочем, и Кретьен) ссылается на какие-то ему одному известные источники и таинственные книги, которые позволили ему узнать фактическую историю евангельского Иосифа Аримафейского и чудесного сосуда, связанного с Тайной Вечерей, Распятием и Воскресением. Такие “таинственные источники” - мотив в литературе старый как мир, вечно живой и вечно модный: не так давно мы говорили о “Британском документе”, который послужил Джефри Монмаутскому при работе над “Историей королей”. А был еще Джеймс Макферсон и сфабрикованные им “Песни Оссиана”. Так что “тайные книги” и. “тайные документы”, из которых Роберт де Борон узнал правду о Святом Граале, можно смело отнести к той же категории, что, однако, не стало помехой тому, чтобы впоследствии они помогли некоторым сделать захватывающие дух выводы и заключения <Взять хотя бы теорию М. Байгента, М. Лейга и X. Линкольна, содержащуюся в работе “Святой Грааль и Святая Кровь”, в соответствии с которой Христос вовсе не был распят, а с помощью Иосифа Аримафейского (!!!) и своей жены (!!!) Марии Магдалины сбежал в Европу. Таким образом, “Святой Грааль” - это реальная “кровь”, то есть династическая линия, тайну которой стерегли друиды, меровинги, альбийгоцы, тамплиеры, розенкрейцеры, масоны. "Недостает еще только евреев и.., цирюльников. Пардон, евреи есть - доказывая, что какой-то Rex Mundi, потомок и наследник Христа, все еще ожидает того дня, когда примет власть над миром, авторы то и дело цитируют “Протоколы Сионских мудрецов”.
А вот цирюльников почему-то нет!
Приведенную теорию удачно высмеивает Эко в “Маятнике Фуко”. - Примеч. авт.>. Историю Роберта подхватили цистерцианцы в “Вульгате”, произведении, которое, как я уже упоминал, вероятнее всего инспирировал еще при жизни Бернар Клервоский. И теперь все становится ясно. Нет никаких “таинственных источников”. Есть политика. И ничего кроме.
Что интересно, выдуманная Робертом де Вороном чаша в “Вульгате” исчезает. Грааль снова становится тарелкой, как у Кретьена. Остальное (то есть сущность и происхождение Грааля) в принципе идентично. Однако, как уже сказано, клирики ввели в действие фигуру, которой нигде и никогда раньше не было - целиком ими изобретенную, - Галахада, сына Ланселота, рожденного от него девственницей Элейной, дочерью Пелеса, внучкой потомка Иосифа Аримафейского по прямой линии.
"Вульгата” (часть, озаглавленная “La Queste del Saint Graal”) поучает, что Грааль объявился в Камелоте точно в момент прибытия Галахада ко двору в День Пятидесятницы. Случилось это во время ужина после вечерних молитв. Загремело, озарилось - и вот пред очами собравшихся возник накрытый Покровом Сосуд, несомый невидимыми руками. “Дворец, - читаем мы, - заполнился наипрекраснейшими ароматами мира”. А на столах пред рыцарями “явились изысканнейшие яства, и перед каждым было такое, кое он желал”. А Грааль исчез так же неожиданно, как и появился.
Инициатором Великого Поиска (и в “Вульгате”, и у Мэлори) оказывается наименее ожидаемая особа - не Галахад, не Персиваль, не Артур, а... Гавейн. Именно Гавейн предлагает разгадать Великую Тайну, выяснить, что же было сокрыто под Покровом. “Пусть каждый из нас, - призывает Гавейн, - даст рыцарскую клятву, что завтра же с утра отправится в поход, который будет длиться один год и один день..."
Король Артур в ужасе - цистерцианцы в “Вульгате” четко намекают на то, что король-то уже знает: грядет конец эпохи. Приближаются сумерки богов - “Gotterdammerung”. Тех, других, богов. И других божеств - иных идеалов, иных, нежели те, что были установлены Латеранскими Соборами. В ужасе и дамы - грешные и безнравственные дщери Евы. Они тоже знают, что приходит конец шелкам, конец amour courtois, теперь будут четки, молитвы и власяница.
Правда, некоторые дамы тоже хотели бы поклясться и отправиться в поход, но оказавшийся в Камелоте старый отшельник Насиен гремит во весь голос, что будет богохульством и смертным грехом, ежели Грааль станут искать столь низкоподлые существа. Рыцари-мужчины, если они и не безгрешны, могут очиститься путем исповеди, но женщинам никакая исповедь не поможет. Дщери Евы нечисты и на века останутся таковыми. Куда уж им за Граалем!
Так что дамы остаются, а рыцари отправляются. Коллектив Круглого Стола перестает существовать. Рыцарям наплевать на все. Угрожающие стране зловещие гиганты и драконы, разбойники-рыцари и бандиты, саксы, ирландцы, пикты - все это материи преходящие и не заслуживающие того, чтобы ими забивать головы. Рыцари отправляются искать Грааль. Так сказать, раз, два, три, четыре, пять - я иду искать! Решили разделиться. Каждый едет в одиночку. Каждый идет своим путем. Самым первым едет единственный, наидостойнейший и наичистейший, специально для этой цели придуманный Галахад. Ну а читатель уже знает, что среди избранных рыцарями “своих путей” единственный, соответствующий, тот, что ведет к цели - именно путь Галахада.
Кто же такой Галахад?
Джозеф Кэмпбелл выводит имя “Галахад” от библейского Гилеада либо Галаада. Правда, в соответствии со Священным Писанием Гилеад не человек, а плодородная долина в Заиордани - но это место символическое, “свидетельство согласия и мира” (Бытие, 31:47 - 52) <В русском переводе Библии эти разделы изложены несколько иначе.>. Кроме того, Кэмпбелл считает, что объяснение имени Галахада скрывается в библейской фразе “Numquid resina non est in Galaad”, то есть “Разве уже нет бальзама в Гилеаде?” (Книга пророка Иеремии, 8:22.) Стало быть, артуровский Галахад должен был выступать в “Вульгате” одновременно как символ мира, примирения и бальзам, средство от страданий и всяческого зла. Утешитель и спаситель.
Истоки же вдохновения цистерцианцев, пишущих “Вульгату”, Кэмпбелл усматривает в решениях, принятых на Четвертом вселенском Латеранском Соборе, созванном Иннокентием III в 1215 году. Собор этот, кроме официального призыва к смертоубийственному Крестовому походу против альбигойцев и вальденсов, установил также следующий догмат: во время святой мессы при пресуществлении даров присутствует Христос. Присутствует реально - телом и кровью. Он одновременно и священник, и жертва:
"In qua idem ipse sacerdos, et sacrincium lesus Chistus, cuius corpus et sanguis in sacramento altaris sub speciebus panis et vini veraciter contentur...” <Посему Иисус Христос, тело и кровь коего выступают при причащении в Церкви в образе хлеба и вина, сам является и священником, и жертвой одновременно.>.
И еще один догмат был принят на Четвертом Латеран-ском Соборе. Догмат, существующий до сих пор: есть только одна вера и одна Церковь. Только одна. И только один единственно истинный путь, отступление от которого означает вечные муки. “Una vero est fidelium universalis ecclesia, extra quam nullus omnino salvatur...” <Единственно истинная вера есть вера во всеобщую Церковь, вне которой никто не может быть спасен.>.
Только один путь, путь Галахада. И только один Грааль.
Получается, что Грааль и Христос - суть одно и то же. Отыскать Грааль после долгого, опасного, полного трудов странствования - значит проплыть по жизни, обходя рифы грехов. Обходя соблазны, но не страшась страданий, восторжествовать духом над слабым телом и грешной, неустойчивой материей бренности. Овладеть Граалем - значит добиться искупления. Взобраться на гору Монсальват, чтобы быть “salvatur”. Свершить мистерию. Преступить грань.
Зачем монахи придумали Галахада? И зачем сделали его сыном Ланселота, ведь Ланселот же грешник из грешников, ибо постоянно поддерживает порочную связь с Гвиневерой? Даже зачиная с Элейной Галахада, он думает, будто проводит ночь с королевой, чужой женой. Следовательно, Галахад - дитя греха и прелюбодеяния! Ланселот поддался вожделению, смертному греху, ибо возжелал жены ближнего своего. Вдобавок ко всему этот ближний-то - король, сеньор, сюзерен.
Ланселот нарушает одну из самых священных заповедей средневекового рыцаря: предает сюзерена. Так почему же “Вульгата” делает Галахада сыном Ланселота, прелюбодея и вероломного человека?
Сын, ребенок символизирует возрождение, рождение вновь. Возрождение в лучшей, идеальной форме - в той форме, которую мы могли бы иметь, если б жизнь нас не испортила. И более того, сын - это искупление вины. Для монахов “Вульгаты” Галахад не только повторное воплощение - он искупление грехов Ланселота. Того Ланселота, который ведь некогда носил имя Галахад, прежде чем отринул его ради светского и преходящего nom de guerre. Галахад - то, чем Ланселот мог быть, если б...
Понятное дело, Ланселот Грааля не находит, хоть ищет весьма интенсивно. Не может найти, ибо.., он все ж таки остается грешным Ланселотом, а не чистым Галахадом. Подводят также Гавейн и Лионель - поскольку остаются гордецами, поскольку постоянно чванятся, поскольку их все время занимают проблемы этого мира, а не идеалы духа, ибо они самые обычные, а отнюдь не идеальные рыцари. Грааль наконец находят трое чистых и безгрешных: Галахад, Персиваль и Боре. Но Персиваль и Боре, несмотря на чистоту (сексуальную, конечно), несмотря на то что они “рыцари идеальные”, по “Вульгате”, могут быть лишь спутниками Галахада. Даже Персиваль, - который во всех более ранних версиях был тем, кто отыскал Грааль, в “Вульгате” сходит на второй план. Почему? Да потому, что остаться должен только один. Потому что дорога есть только одна. Галахад, и никто кроме него - вот оно предупреждение всем альбигойцам этого мира. Una vero est fidelium universalis ecclesia!
Галахад, достигнув Наивысшей Цели, навеки покидает нашу грешную юдоль вместе с чудесным сосудом. Персиваль сбрасывает латы, уходит в пустынники и вскоре умирает. В Камелот возвращается лишь Боре для того, чтобы передать Артуру послание цистерцианцев и “Вульгаты”: вместе с Граалем ушла надежда. Исчез символ и средоточие духа, а без духа современный мир, мир рыцарства, мир Артура - эти миры должны рассыпаться в пыль и прах...
У Грааля - как почти у каждого элемента Артуровской легенды - есть в кельтской мифологии свой прообраз, прототип. Это факт полностью установленный и подтвержденный неоднократно. Как и каждый кельтский элемент легенды, он подвергался модификациям применительно к определенным целям. Каждая последующая эпоха добавляла свои собственные цели - цели “современные”, соответствующие “современным” и актуальным для данной эпохи моральным идеалам, вернее, идеалам группы, которая считала себя идеальной. Религиозная версия мифа моложе самой легенды более чем на шестьсот лет. Однако можно ли утверждать, что религиозная версия лучше и моральнее кельтской праверсии лишь потому, что-де ко времени возникновения “Вульгаты” культура и цивилизация “дозрели” на шестьсот лет? Всегда ли модификация и актуализация мифа означают его обогащение, облагораживание содержащихся в нем идей?
Сегодня идеалы христианства, привитые на почву Артуровской легенды по инициативе Бернара Клервоского, мы считаем возвышенными и благородными, а христианский Грааль (неизменно в форме чаши или кубка) занял в современной культуре достойное место как символ святого и высочайшего идеала. Однако нельзя забывать, что такая экзегеза мифа имела во времена возникновения “Вульгаты” очень конкретную - моральную и политическую - цель. Во-первых, следовало дать беспощадный бой идеалам amour courtois, противоречащим навязываемым Церковью аскетизму и программной идиосинкразии по отношению ко всем формам современной любви, ибо с точки зрения Церкви amour courtois была тем, чем позже стала Вандея по отношению к Французской революции и Наполеону - то есть бунтом и сопротивлением. Amour courtois кощунственно утверждала, будто любовь к женщине может управлять человеком столь же сильно, как и любовь к Богу. В соответствии с канонами amour courtois рыцарь в отношении к даме своего сердца исполняет рыцарскую службу, он - ее пленник, трактует даму - сосуд греха - наравне с королем, сюзереном. Божьим помазанником! Это немыслимо!
Интересно, что из всех версий легенды “Вульгата” наиболее убедительна как раз в том, что касается плотской любви. Произведение прямо-таки пышет сексом и эротикой. Там, где Мэлори ограничивается (при описании дев) фразами типа “Она была очень красивой девушкой”, “Вульгата” ничтоже сумняшеся сообщает, что “ее выпуклые груди, маленькие, беленькие и ядреные, вздымались под платьем как твердые яблочки”. Мэлори (говоря, например, о Ланселоте и Гвиневере) деликатно замечает: “Были они в ту ночь вместе в ложе или же нет, этого я не знаю и не отважусь утверждать, ведь вы помните, что в те времена любовь имела иные формы, нежели сегодня”; “Вульгата” же сообщает “городу и миру”, что “пара любовников, улегшись нагими и плотно обхватившись, самозабвенно ласкают друг друга”, “роскошно удовлетворяют друг друга взаимно” и так далее. Несомненно, это имеет тот же самый источник, что и все порицание секса, развернутое Церковью, - то есть не поддающийся приглушению телесный огонь, полыхающий в “благочестивых”, отупевших от аскетизма и целибата монастырских братишках и сестренках. А может быть, монахи сознавали, что цель, которую они хотят достичь, требует.., увлекательного изложения? А может быть, они руководствовались такой мыслью: если уж приходится это делать, то лучше “роскошно удовлетворять друг друга”, нежели выполнять обязанности ленника. Лучше ненадолго “улечься нагими и самозабвенно ласкать друг друга”, нежели умирать от любви и издалека одарять женщину почестями, которых женщина недостойна...
Другая цель церковной версии была такова: надлежало взять в крепкие руки рыцарство и его идеалы, а из-за отсутствия оных - создать их. Рыцарь должен был перестать думать о приятных мелочишках, а с момента посвящения, носящего - в более позднем виде (с XI века) - характер религиозной инициации, ждать в покое и набожном сосредоточении увенчания своей жизни. Должен был ожидать минуты, когда объявится Грааль - например, в виде призыва к Крестовому походу <Идеалом и образцом - и апофеозом - всяческих христианских достоинств Бернар Клервоский называл тамплиерский орден, “Милицию Божью”, готовую к бою в порядке защиты веры по первому призыву. Это и случилось в 1129 году. Неполных двести лет спустя, в 1307 году, “идеальные рыцари”, обвиненные в волшебстве, содомии, демонолатрии, богохульстве и ереси, будут выть от боли в пыточных домах и гореть на кострах вдоль и поперек всей Франции. - Примеч. авт.>.
Следует признать, что Церковь поступила ловко - не предавала легенду анафеме и не громила ее с амвона. Вместо этого создала и запустила в обращение собственную версию мифа, настолько мощную и принятую людьми, что она вытеснила предыдущие. Версию религиозную, классическую, некоторые ее аспекты живы и по сей день.
Однако классичность сильно подрывает другая версия. Поиски Грааля. Версия Вольфрама фон Эшенбаха. Версия, которую следует признать бунтарской - сегодня мы сказали бы “диссидентской”. Вольфрам фон Эшенбах тоже оказался в “Вандее”, сомкнулся с Кретьеном и труверами против Роберта де Борона и (более поздних) цистерцианцев.
В версии Вольфрама Грааль.., камень! Не тарелка, не миска, не кубок, не чара, не чаша, которой пользуются во время мессы, но камень. Правда, не обыкновенный, а чудотворный - одно только лицезрение этого камня обеспечивает человеку вечную молодость, благодаря ему возрождается из пепла омоложенный Феникс. Но камень (философский?) - не чаша, камень исключает из истории ее литургический подтекст и связи с причастием. Камень гораздо ближе Каббале <Вольфрам фон Эшенбах (по примеру предшественников) тоже ссылается на “таинственные источники”. “Парсифаль” якобы возник на основании “достоверных информации”, полученных от некоего Киота. Этот Киот - несомненно, Гийо, прованский трубадур, крепко связанный с тамплиерами. Информацию о Граале Гийо черпал вроде бы от мэтров известной школы Каббалистики в Толедо, особенно активно пользуясь знаниями еврейского астронома и мудреца Флагетана. “Диссидентство” труда Вольфрама видно еще в одном: Грааль спрятан на горе Монсальват. Предполагают, что Монсальват - это Монсежур, последняя твердыня альбигойцев, захват которой и бойня в 1244 году означали конец ереси в Лангедоке. Эта отсылка, равно как и элементы мифической и запутанной символики в “Парсифале”, считается результатом увлечения Вольфрама манихейской и катарской схизмой. Другой факт, который мог бы это подтвердить: Грааль на горе Монсальват стерегут тамплиеры, которых уже во времена Вольфрама резко осуждал Папа Инокентий III за благоволение к катарам, не удержавшись при этом от намеков на распространяющееся в ордене “волшебство” (булла “De inolentia Templariorum”). 1200 - 1220 годы, в которые Вольфрам писал “Парсифаля”, требовали тщательно избегать намеков как на альбигойцев, так и на тамплиеров. Вольфрам этого не сделал. Я не стану строить предположений относительно того, как это случилось, ибо боюсь (по примеру упомянутых Байгента и компании) впутаться в какую-нибудь заговорщическую теорию деяний. - Примеч. авт.>.
В версии Вольфрама Галахада нет. Нет никакого chevalier sans peur et sans reproche, который рождается и становится рыцарем исключительно с одной целью. Есть только Парсифаль, а Парсифаль - вовсе не идеал. Хотя желает таковым быть и стремится к этому.
Вольфрам фон Эшенбах, как я говорил, сам был храбрым рыцарем, победителем турниров. Его “диссидентский” подход к религиозной версии легенды легче понять, если вспомнить, что церковь несколько раз пыталась “протолкнуть” запрет на проведение турниров. Рыцарь Вольфрам иначе понимает рыцарские идеалы.
Роман Вольфрама, мужественного рыцаря, дышит жизнерадостностью и оптимизмом. Парсифаль, добытчик Грааля, познает сущность и прелесть бытия. Познает сущность гуманизма. Парсифаль проникает в тайну, чтобы излечить от страданий Амфорта, Короля-Рыбака. Парсифаль не исчезает из этого мира вместе с Граалем, а остается, чтобы теперь обрести высочайшую духовную ценность (которой Грааль у Вольфрама отнюдь не перестает быть), радоваться жизни вдвойне. Девиз Вольфрама: не надо ждать откровения и ниспосланного сверху наказа, не надо ждать никаких “Deus vult”. Давайте искать Грааль в себе. Ибо Грааль - это благородство, это любовь к ближнему, это способность сопереживать, сочувствовать. Это - истинно рыцарские идеалы, к которым стоит и следует искать истинные пути, пробиваться сквозь “дикую чащу” там, где “ни дорожек нет, ни тропок”. Каждый должен отыскать свою стежку сам. Но стежка не одна. Стежек, тропинок множество.
Парсифаль сочувствует Королю-Рыбаку, Парсифаль - это Шут, который знает одно: король страдает. Об этом Шуте, как мы помним, рассказывает один шут, Парри, другому шуту, Джеку Люкасу, когда оба глубокой ночью лежат на траве в Центральном парке и пытаются силой воли разогнать тучи на небе. А позже, когда один из них страдает, когда угасает в коматозе на койке в нью-йоркской клинике, второй рискует жизнью, чтобы раздобыть Грааль. Кубок, на котором видна надпись: “Ланни Кармайклу, Рождество 1932”. Не надпись важна. Важна человечность. Сердце.
Воистину, хоть я и ценю намерения, но предпочитаю гуманизм Вольфрама фон Эшенбаха и Терри Джильяма идиосинкразии озлобленных цистерцианских писак и Бернара Клервоского...
Шли годы, культура продолжала “дозревать”, артуровский миф развивался, служил очередным целям. Об одной из таких целей я поведаю без всякого желания, исключительно по необходимости. Чтобы это сделать, мне и впрямь придется “закрыть глаза и думать о благе Англии”, ибо случилось так, что почти через восемьсот лет после создания “Вульгаты” рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер попытался подогнать миф Артура и Круглого Стола к идеологии и кодексу своих “черных рыцарей” из СС. А Гитлер (факт исторически подтвержденный, а не позаимствованный из фильма о приключениях Индианы Джонса) поручает специальной группе провести в Пиренеях и Лангедоке поиски горы Монсальват и Грааля <Поиски и раскопки в Южной Франции спонсировал сам Альфред Розенберг, главспец по вопросам “расовой чистоты”. Интересно, как с расовой теорией герра Розенберга сочетается тот факт, что, если верить Вольфраму фон Эшенбаху, оба “немецких” рыцаря Грааля (Парсифаль и Лоэнгрин), будучи близкими родственниками Короля-Рыбака Амфорта, происходили по прямой линии от Иосифа Аримафейского. А сие означает, в соответствии с нацистскими стандартами, что у них в жилах была доля еврейской крови. - Примеч. авт.>.
Я лично думаю, что должно было быть: “и пожертвуй собою ради блага Англии”. Чудотворный сосуд из легенды о короле Артуре должен был послужить коричневым наследникам нибелунгов и “арийской” рыцарской традиции в качестве Wunderwaffe <Чудесное оружие (нем.).> против “коварного Альбиона”! Получается, что Граалю предстоит послужить оружием против кельтов.
Тех самых кельтов, которые Грааль изобрели.
Совершенно очевидно, что в качестве источника, образца и архетипа Грааля - как бы кощунственно это ни прозвучало для приверженцев канонической версии легенды - были взяты легендарные кельтские артефакты. В большинстве случаев - котлы.
Чудотворный котел, как правило, собственность какого-либо бога либо группы богов, появляется в кельтских, преданиях очень часто. У ирландского бога Дагды, одного из сыновей богини Дон, был котел, именуемый Ундри. Каждый гость Дагды находил в котле еду, соответствующую его личным заслугам и поступкам. Благочестивые и особо боевитые герои вылавливали из котла самые аппетитные, наилучшие куски. Голодным от Ундри не отходил никто. Каждый обнаруживал в котле - здесь я вспоминаю текст “Вульгаты” - яства преотборнейшие, и каждый доставал такое, какое хотел”. Нужны еще примеры? Извольте.
Богатырь Кухулин во время геройской экспедиции в Dun Scaith, Город Тени, получил от богов Тьмы чудесный котел, в котором никогда не переводилось мясо. А в британской и валлийской мифологии?
Бог Бран владеет котлом, который - как позже и Грааль - регенерировал жизненные силы, оздоровлял и даже возвращал жизнь умершим.
Богиня Кериддвен была обладательницей котла, в котором варила эликсир мудрости и знания. Эликсир предназначался сыну богини, но его случайно вкусил слуга богини, юноша по имени Гвион Бах. Магический напиток подействовал: когда юноша подрос, он стал известен под именем Талиесин - величайший бард Британии. У бога Пуйла, владыки страны Аннуин (Аннон, Аннун, Анвин), был котел, который не только варил еду, нет, это был изукрашенный жемчугами Котел Вдохновения, Внушения и Поэзии, то есть того, что для кельтов имело огромную “духовную ценность”. Ни трус, ни предатель, ни клятвопреступник, ни лжец не могли даже приблизиться к котлу Пуйла... Вам это ничего не напоминает? Это же тютелька в тютельку Грааль!
В валлийской легенде котел Пуйла был спрятан в постоянно вращающемся недоступном замке Саег Sidi, явном прототипе замка Короля-Рыбака и горы Монсальват. Его пытались добыть многие богатыри, но свершил это - по валлийской легенде - не кто иной, как герой героев, самый энергичный и достойный из всех, всем, так сказать, кельтам кельт, самолично король Артур, правда, не без помощи барда Талиесина...
Как мы уже знаем, на континенте открывателем Грааля был Персеваль Кретьена де Труа. Персеваль же выводится из мифического валлийского героя Передура. А Передур в валлийских мифах в результате долгих поисков и плутаний отыскал “чудесный и таинственный предмет”, которым была.., отсеченная, кровоточащая голова на блюде, которую несли две девушки. Исследователи мифа отождествляют этот кошмарный предмет с головой бога Брана Благословенного, которая стала прорицательницей и предупреждала бриттов о нашествии врагов. Исследователи не только усматривают в “голове” один из первообразов “Грааля”, но и считают, что у древних кельтов было в обычае мумифицировать, а потом почитать отрубленные головы и черепа как врагов, так и особо уважаемых предков. Имя почитаемого в Ирландии страшнейшего бога Кромм Круаха переводится как “Кровавая Голова”. Так что венцом походов Передура оказывается отыскание священного артефакта. Передур является свидетелем мистерии...
Правда, мистерии кельтской. Которую со временем “прочли наново” и соответствующим образом подкрасили.
Существует еще одна, очевидным образом связанная с поисками Грааля легенда. Это известное и популярное в валлийской мифологии, повторенное в одной из ветвей “Мабиногион” сказание о любви героя Килоха к Олвен, деве, столь прекрасной, что там, где она ступала, вырастали четыре белых клеверинки (отсюда и ее имя, означающее “Белый След”).
Увы, Олвен была дочерью гигантского циклопа Глота (Yspadden'a Penkawr'a), а ему было предсказано, что день, когда она обретет мужа, станет последним днем жизни отца. Поэтому неудивительно, что Глог недружелюбно поглядывал на кандидатов в зятья, то есть каждого незамедлительно потчевал палицей по черепу. Олвен же по сему случаю оставалась девицей, а Глог-Испадден тешился добрым здравием и намеревался прожить долго.
Килох, сознавая, что одному ему не справиться, обратился за помощью к королю Артуру и его дружине. Компания вооруженных до зубов “сватов” быстренько явилась в замок Испаддена Пенкавра. Видя, что ему светит, Глог прибег к уловке. Поставил условия. “Лады, - сказал он, - порядок. Олвен выйдет за Килоха, но сначала принесите-ка сюда свадебные дары”. И принялся эти дары перечислять.
Список был длинным, и от него аж дух захватывало - гигант потребовал за дочку исполнения достойных Геракла “деяний”, а также доставки невероятного количества магических предметов и артефактов, а для того, чтобы добыть хотя б один из них, требовались сверхчеловеческие усилия целой команды героев. Но команда героев была, как всем ясно, под рукой.
Начался долгий и трудоемкий quest - поиск. Пришлось драться с великанами, чудовищами, да что там, даже с богами. К счастью, помогали другие боги. Вскоре Испааден получил почти все, чего пожелал, - в том числе (внимание, внимание!!!) волшебный котел Диурнаха, единственный сосуд, способный сварить пищу для свадебного пиршества. Рыцари Артура раздобыли все - недоставало лишь трех чародейских предметов: бритвы, ножниц и гребня, спрятанных в голове кошмарной бестии, гигантского кабана Торх Труйта (Trwch Trwyta).
Рыцари Артура разделились на группы и отправились на четыре стороны света, поскольку для победы над кабаном требовались дополнительные магические предметы. Долго-долго бродили рыцари, испытывая неисчислимые приключения, но наконец все было скомплектовано. Теперь можно было взяться и за кабана - только вот неизвестно, где его искать, кабана-то. Чтобы выследить зверюгу, рыцари снова разделились и опять же разъехались на все стороны света...
Отыскали и обнаружили кабана в Ирландии. Сам Артур девять дней и девять ночей дрался с ним, но не одолел. А рассвирепевший не на шутку Торх Труйт сиганул в море и поплыл в Уэльс, чтобы там, на родине охотников, понаделать шуму и шороху.
Долго рыцари мотались вдоль и поперек всего Уэльса (легенда не только чудовищно детальна, но и чертовски длинна). Не один доблестный рыцарь сложил голову от страшных кабаньих клыков, но наконец Артур, бог Манавиддан, сын Ллира и еще несколько других смельчаков прихватили кабана в водах реки Хафрен (теперешнего Северна). Силой выдрали из башки бестии бритву и ножницы. Однако прежде, чем успели отобрать гребень, Торх Труйт вырвался и умчался в Корнуолл...
Перед перечнем опасностей (и длительностью описания) гонок по Корнуоллу бледнеет вся предыдущая часть легенды. Так что сократим: наконец гигантского кабана догнали и отобрали у него гребень, а Торх Труйт скакнул в волны морские и был таков.
Артур и оставшиеся в живых рыцари вернулись к Испаддену и показали тому добычу. Не успел гигант наахаться, как ему отсекли голову, и Килох быстренько, не ожидая, пока обезглавленный тесть остынет, взял прекрасную Олвен в жены. Какова отсюда мораль?
Хм-м-м... Не хотелось бы изобретать теорий, гласящих, что прапрапраобразцом Поисков Грааля была охота на огромную свинью. Таким-то уж банальным я быть не хочу. Предпочитаю - вслед за Данте - отождествить Грааль с действительной целью великих усилий мифических героев. Да. Предпочитаю отождествить Грааль с Олвен, из-под стоп которой, как мы уже знаем, вырастали белые клеверинки. Ибо я считаю, что Грааль - женщина. Тому, чтобы ее отыскать и завоевать, чтобы ее понять, стоит посвятить много времени и усилий.
Вот она, собственно, и мораль.

МИСТЕРИЯ ЛЮБВИ

Нет ни неба, ни земли, ни бездны, ни ада.
Есть только Беатриче. Да, собственно, и ее тоже нет.
Ян Лехонь

And therefor all ye that be lovers, calle unto youre
remembraunce the monethe of May.
<И поэтому все те, кто когда-либо был любовником, призывают в воспоминаниях месяц май. (англ.)>
Сэр Томас Мэлори

1275 год. Флоренция. Некий Данте Алигьери, прогуливаясь, неожиданно видит девятилетнюю девочку, резвящуюся в ручье. Девочка - Беатриче Портинари, дочь флорентийского дворянина. Молоденькая Беатриче видит глаза поэта. Она еще не знает, что в этот момент все решилось. Еще не знает, что обретет бессмертие, что будет известна всему миру, а имя ее на веки веков будет связано с чистой, возвышенной, идеальной любовью. Беатриче Портинари об этом еще не знает. Но Данте уже знает.
Лес Брокилианде. Чародей Мерлин, прогуливаясь, натыкается на светлый ключ, у которого сидит прелестная черноволосая девочка. Мерлин неожиданно понимает, у него возникает поразительная уверенность, что все уже решено. Он знает, что ради этой девочки он отдаст все. Свою чародейскую силу, славу, обязанности перед Артуром и Британией. “Кто ты, о прелестная?” - спрашивает он. Девочка поднимает фиолетовые глаза. “Я - Нимуэ, - отвечает она. - Ты только что обрек себя на меня”.
Май (the monethe of May). Ланселот прибывает ко двору Артура и видит Гвиневеру...
Тристан прибывает в Ирландию и видит Изольду... Вся любовная литература мира.
Камелот. Двор короля Артура. Праздничный день. Для одних - Троицын День. Для других - время мистерии Бельтайн. Перед глазами собравшихся в тронной зале рыцарей Круглого Стола появляется Чудотворный Сосуд.
Джозеф Кэмпбелл в упомянутой выше книге утверждает, что явление Грааля глазам рыцарей Артура соотносится с ощущением “эстетического очарования” (aesthetic arrest), восхищения, именно такого, которое охватило Данте Алигьери при виде плещущейся в ручье Беатриче. При этой сцене с Данте (как и с рыцарями) происходит перемена: томление его сердца, до того смертно чувственное и прозаическое, осветилось поэзией. А книга Теодора Парницкого называется “Только Беатриче”, и в книге этой звучат такие слова:
"Ты окрепнешь, станешь отважнейшим меж отважных, ибо Грааль - источник могущества и отваги, а Грааль над Граалем - моя женственность”.
Есть только Беатриче. И, собственно, ее нет. Энигма. Загадка. Тайна. Мистерия.
Вся любовная литература мира.
Грааль - это женщина.
Но слова, приведенные Теодором Парницким, произнесла не женщина.
Их произносит Богиня.
Поскольку - как говорит Марион Зиммер Брэдли в “Туманах Авалона” - богов много и много у них имен. Но Богиня только одна. Великая, Белая, Тройственная. Та, которая была, есть и будет.

ВЕЛИКАЯ, БЕЛАЯ, ТРОЙСТВЕННАЯ

У бриттов была своя Дон, у гоиделов своя Дана и ее дети. Но кто и для кого построил Стоунхендж около 1800 года до рождения Христа и более чем за два тысячелетия до короля Артура? Кто и для кого возвел в Ирландии каменные постройки Бруга на Боинне или Нью-Гранж в те времена, когда в Египте еще не построили ни одной пирамиды?
Это сделали не кельты, их экспансия на Британские острова началась лишь около VI века до Р.Х. Значит, постройки - дело рук “иберов”? А может, неведомой, прадревней, кто знает, действительно первоначальной народности Острова? А для кого и зачем их возвели? Меня не убеждает ни Дэникен, ни выдумки о “календарях”, “астрономических обсерваториях” или “сигналах для космитов”. Подобные Стоунхенджу сооружения могли выражать только одно - почитание. Их строили для богов.
Богов много, и много у них имен. Но Богиня только одна. Та, изображения которой выскребали на стенах пещер, фигурки которой вырезали из клыков мамонтов не за два, а за двадцать пять тысячелетий до рождения Христа. Та, которая есть Тройственная: Дева, Беременная Мать и Старуха-Смерть. Та, что пришла из Хаоса еще до возникновения Времени.
Та, что отделила Воды от Небес и плясала на них, а ее пляски породили ветер - и мир начал дышать... Она дарит жизнь и жизнь отбирает - для того, чтобы она возникла вновь. Великая Богиня, которой позже дали множество имен: Мут, Анат, Иштар, Тиамат, Астарта, Инанна, Кибела, Изида, Шакти, Гея, Артемида, Терра Матер, Бона Дея, Минерва, Диана, Лилит, Дану, Дон, Ардуйна, Эпона, Кериддвен, Арианрод, Морриган... Та, жрицей которой скорее всего была Мария из Мигдал-Эля, позже названная Марией Магдалиной... Та, для которой устраивали танцы на Крите, в честь которой устанавливали менгиры и кромлехи. Для которой построили Стоунхендж, Эвбери, тумулкясы Бруга на Боинне.
Та, которую кельты почитали в образе матрон... Та, изображение которой красовалось на щите Артура при битве под Бадоном...
Та, которая была, есть и будет.
В “Туманах Авалона” культ Великой Богини образует центральный пункт до- и раннехристианской культуры Британии, и факт этот действительно разгоняет туманы, покрывающие артуровский миф. Заинтересовавшиеся легендой Артура не могут позволить себе роскошь игнорировать эту книгу. Марион Зиммер Брэдли невероятно искусно сплела культ Великой Богини с легендой, с Артуром, с Экскалибуром, с Граалем, с личностью Мерлина-Талиесина, с Вивьен и Морганой, чрезвычайно убедительно показала конфликт Старого (Великая Мать) и Нового (христианство с его монополией на истину). Своим успехом книга - кроме несомненного таланта миссис Брэдли - обязана еще.., кое-чему. Это “кое-что” - прекрасное и глубокое знание всего, что касается культа.., существующего и в наши дни.
Увы, в польском издании “Туманов Авалона” опущено авторское вступление, в котором Марион Зиммер Брэдли благодарит некоторых лиц и указывает источники, из которых черпала. А лица эти - теоретики, идеологи и предводители современных поклонников Великой Богини, сплотившихся в неокельтском и неодруидском (и очень феминизированном) движении под названием “Викка”.
Во-первых, это Джеральд Броссо, фактический создатель и ведущий теоретик движения. Во-вторых, Маргарет Мюррей, британский антрополог, автор трудов “The Witch Cult in Western Europe” (1921-й) и “The God of the Witches” (1931), доказывая, что действия, известные нам под ярлыками “чары” и “шабаш ведьм”, по существу, являются продолжением древнейших, уходящих в глубокий палеолит религиозных обрядов в честь Великой Богини. Мюррей стала вторым после Гарднера идеологом виккан. В-третьих, Стархью, писательница, автор книги “The Spiral Dance”. В-четвертых, Элисон Гарлоу, жрица “Викка” из секты “Covenant of the Goddess”, Следует знать, что с движением “Викка” связан известный автор фэнтези Дайана Паксон, а книги Толкина, Урсулы Ле Гуин и других мэтров литературы такого рода всегда можно найти в книжных лавках викков.
Движение “Викка” можно, конечно, рассматривать как чудачество (да оно в определенной степени чудачество и есть), но того, что культ Великой Богини представляется самым старшим из известных человечеству, отрицать нельзя. Кто хочет, пусть прочитает “Белую Богиню” Грейвса. Я же не скажу больше ни слова. Не имею права. Мне нельзя.
Ну разве что еще только одно: основными культовыми предметами виккан, без которых не может состояться ни одна викканская мистерия в честь Великой Тройственной, являются чара (чаша) и меч.
Грааль и Экскалибур.
Дальше - тишина.

WHO IS WHO, ИЛИ КТО ЕСТЬ КТО (ЛИБО ЧТО) В АРТУРОВСКОМ МИФЕ

Несколько упомянутых в легенде лиц, предметов, мест и названий требуют определенных пояснений. Не потому, чтобы я подозревал кого-то в незнании данного имени либо термина - совсем наоборот. Просто таких имен и терминов слишком много.
В особенности это относится к “Смерти Артура” Томаса Мэлори, который, компилируя - до границ (а порой и за их пределы) избыточности все известные и доступные ему версии и переработки легенды, осуществил сверхчудотворное умножение некоторых названий и действующих лиц. Ошибки в транскрипциях и языковых версиях привели к жуткой мешанине. Валлийский язык - исходный язык мифа - далеко не легок ни в написании, ни в фонетике. Поэтому-то валлийские оригиналы дошли до наших дней в чудовищно искаженной очередными переписчиками форме.
Кроме искажений, свершалось указанное выше кошмарное умножение. Прототипами многих фигурантов легендарной драмы были, конечно же, боги валлийского пантеона и кельтские герои. Некоторые из богов и героев при последовательных (в смысле - очередных) переработках породили целые серии богатырей.
Так, к примеру, владыка Волшебной страны Пуйл (Pwyll) стал Пелесом, Пелеаном, Пеламом, Пелеасом и, наконец, Пелинором. Бог Гуин (Gwyn), сын Нудда, - стал сэром Гвинасом, Гуйнасом и Гвенбаусом.
Корнуоллский аналог Гуина злой бог Мелвас (Melwas) стал сэром Мелиасом, Мелиотом, Мелиодасом, Мэлгвином, Мелеаусом и, наконец, Мелеагантом, Мелегантом, Мелиагаунтом либо Мелиагрансом - нехорошим князем, похитившим королеву Гвиневеру (которая, кстати говоря, была и Гиневрой)!
Бог Бран Благословенный, которого миф размещает в валлийской стране Говер (район залива Кармартен), “расплодившись”, порождает Брайана, Бреуниса, Бреунора, Брандегориса, Бранделя и Брандилеса.
В легенде “размножались” не только боги, но и смертные. Уриенс (Uriens), король Регеда, выступающий в мифе под собственным именем, тем не менее тоже дождался alter ego как король Риенс, сэр Районе и король... Нентрес. Отец Гвиневеры-Гиневры-Гвенвыфар, известный из валлийских легенд как Оргирвран (Orgyrvran), играет свою роль под именем Леодегранса, но он тоже “размножился” (раздвоился, растроился и т.д.) в Кольгреваунса, Кларивауса и даже Гувернаила.
Путаницу (с большим или меньшим успехом) пытается упорядочить литература фэнтези. Т.Х. Уайт (“The Once and Future King”) твердо придерживается (хоть постмодернистки и с ухмылкой) версии Мэлори. То же самое можно сказать и о Ги Джебриеле Кае. Так же, хоть и с явным уклоном в сторону “кельтскости”, поступает Марион Зиммер Брэдли в романе “Туманы Авалона”. А вот Стивен Р. Льюхед в цикле “Пендрагон” опирается на валлийские оригиналы и версии Уильяма Малмсберийского и Джефри Монмаутского. У него, к примеру, нет Ланселота. Подобным же образом поступает Джиллиан Бредшоу в трилогии “Hawk of May, Kingdom of Summer, In Winer's Shadow”.
Идеи других писателей мы вкратце обговорим в соответствующих главках.

АРТУР

...the noble Arthur, -whose noble acts I purpose to wryfe in this present book here for folawyng.
<Благородный Артур, чьи благородные деяния я намереваюсь описать в этой книге (англ.).>
Сэр Томас Мэлори, предисловие к оригинальному изданию “Le Morte Darthur”

Об этой фигуре мы знаем уже все, так что ограничусь двумя проблемами: генеалогией и именем.
Однозначно верным представляется, что король Артур - это исходно бог Гвидион (Гуидион - Gwydion) и “родился” он путем характерной для кельтской мифологии трансформации бога в героя. Такой точки зрения придерживается и Брэдли в “Туманах Авалона”: в этой книге Гвидион - настоящее имя короля.
В валлийских преданиях (валлийцы обожали родословные и генеалогические древеса) Артур - потомок легендарного Кустеннина (Константина) Гарнеу. У Кустеннина было множество сыновей, в частности. Утер (впоследствии Пендрагон) и Майхрион. Майхрион был отцом короля Марка Корнуоллского (вспомним Изольду), Утер же.., ну, чьим отцом был Утер, известно. Притом у валлийского Артура были родственники: брат Мадог и сестра Гвиар.
Ну, коли уж мы вспомнили Утера: “Пендрагон” - не часть имени, а титул, “должность”. Pen - по-валлийски значит “гора”, отсюда “Пендрагон” (валлийское “Пендаран”) - Верховный военный вождь, римский “Dux Bellorom”. По такому же принципу ирландская “гора” - Ard - служила для величания королей Тары титулом Ard Rhi. А если правильным признать написание “Бендрагон”, то сразу же напрашивается аналогия с богом войны Браном, “чудотворную” голову которого именуют Утер Бен.
Однако вернемся к Артуру.
Известны попытки вывести его имя от валлийского “Гвиртур” (Gwyrthur). Довольно правдоподобна теория о происхождении имени короля от валлийского слова “arth” и галльского “artos”, означающих то же, что и “медведь” (Ursus). Монах-хронист Гильдас в своем “De excidip et conquestu Britanniae” не использует имени “Артур”, зато вспоминает (с неприязнью) о некоем “Медведе”, вожде, который - несмотря на первоначальные успехи - довел-таки Британию до окончательного краха.
Пытаются также вывести имя короля от латинского “cataphractus” (тяжеловооруженный) - “arctarius” - “artorius” и так далее. Но такие фокусы представляются аналогами известного “метода тыка”. Кто-то заметил, что кельты в Галлии почитали бога, именуемого “Mercurius Arctaius”, но и это, пожалуй, тоже попытка “взять врага на ура”.
А вот шутник Джек Вэнс (цикл “Lyonesse”) поместил пращуров Артура меж королей им же придуманных Древних Островов, именуемых Гибрасы (мифические Ну Brasil). По Вэнсу, Утер Пендрагон был потомком Олама Магнуса, короля Лионессе. Браво, Джек!
И под занавес один довольно малознакомый курьез из биографии короля Артура. Я позаимствовал его из “Смерти Артура” Мэлори. Так вот, Артуру, этому богобоязненному рыцарю и благородному королю, следовало бы выступать в фарсах и кукольных представлениях в паре с царем Иродом, ибо, как и Ирод, он довел дело до убиения невинных младенцев. Зная по предсказанию Мерлина, что он погибнет от руки ребенка, родившегося в день праздника Бельтайн, Артур приказал под страхом смертной казни выдать ему всех родившихся в тот день младенцев. Затем велел погрузить их на корабль и пустить на волю волн. Множество невинных детишек погибли, но чудом уцелел оказавшийся среди них Мордред, и предсказание Мерлина сбылось. На поле брани под Камланном.
К приведенному выше отвратительному эпизоду из жизни Артура обращается Ги Джебриель Кай в своей трилогии фэнтези, крепко привязанной к артуровскому мифу и кельтской мифологии.
"Дитя из предсказания” и “убиение невинных младенцев” перешли в многочисленные произведения типа фэнтези - достаточно вспомнить фильм “Уиллоу” Рона Говарда.

1   2