ХIII
век — один из главных этапов в истории становления английской судебной
системы. Именно тогда было создано общее право (common law), действующее
на всей территории страны. Среди попыток обобщить и зафиксировать опыт
английской юриспруденции этого периода значительный интерес представляет
трактат Генри Брактона «О законах и обычаях Англии», в котором содержатся
материалы свитков судебных документов и документов исполнительного производства.
Как королевский судья Г. Брактон имел большой опыт работы в различных
судах и отражал в какой-то мере интересы представителей высших судебных
кругов Англии.
До появления его трактата в судах Англии использовалось только неписаное
право, и поэтому можно считать книгу Брактона кодексом, в котором впервые
зафиксированы неписаные нормы английского права. Это подтверждает и сам
автор трактата: «Тогда как почти во всех странах пользуются законами и
писаным правом, только в Англии действуют неписаное право и обычай. Именно
в этой стране право возникло из неписаного (обычая), получившего всеобщее
одобрение в результате применения. Но не будет ошибкой называть английские
законы (хотя и неписаные) законами, ибо силу закона имеет то, что по справедливости
поставлено и одобрено высшей властью короля, по совету и с согласия магнатов
и с общего одобрения государства».1
Большое внимание в трактате Брактона уделяется проблеме монархической
власти, ее характеру, границам и взаимоотношениям с законом, что связано
со своеобразным положением короля в английской судебной системе и особой
ролью его юрисдикции в правовой системе королевства. В данной статье мы
рассмотрим сущность теории Брактона о сакральном характере королевской
власти, а также о непосредственной роли короля в процессе создания английских
законов и взаимодействия с ними.
Первая редакция трактата Брактона вышла в период правления Генриха III,
приблизительно в 1254—1256 гг. Ее изданию предшествовала большая работа,
в ходе которой Брактон привлек обширные сведения из практики английских
судов, которые он собирал в течение почти 20 лет.2 Брактон также воспользовался
богатой библиотекой г. Экзетера, где были собраны англо-саксонские законы,
каталоги предписаний, собрания решений различных судов, проповеди, хроники.
В его распоряжении находились: Сумма Азо (Azo),3 Свод Юстиниана, Суммы
Матримония Танкредского, Бернарда из Павии и многие другие источники,
а из трактата Гленвилля он позаимствовал его структуру для описания английского
права.
Основное содержание трактата составляет фиксация норм английского прецедентного
права с учетом появления новых правовых норм. Текст трактата свидетельствует
о том, что в определенных судебных казусах присутствует влияние римского
и канонического права. Однако мы полагаем, что эти системы права оказали
заметное влияние на составление трактата: они дали запас юридических терминов,
понятий и определений, показали готовую схему изложения правовых норм.
В историографии существует ряд суждений о степени и глубине знания Брактоном
этих законов. Ф.В. Мэтланд и Э. Канторович считают Брактона выдающимся
знатоком римского права, в то же время, по версии Г.Дж. Ричардсона, познания
автора трактата в области римского и канонического права довольно незначительны,
особенно в статьях,4 связанных с гражданскими судебными процессами.
Поскольку трактат Брактона является первым опытом свода норм английского
общего права, его отличает некоторая хаотичность и непоследовательность.
Условно разделим содержание книги на три части: 1) теоретическая часть
трактата; 2) замечания Брактона, основанные на решениях различных судов,
что можно рассматривать как практическую часть; 3) большое количество
дополнений, которые существенно влияют на содержание всей теоретической
части трактата и расположены без всякой определенной системы. Эти дополнения
в зарубежной историографии получили название «сомнительные страницы»,
поскольку их автор точно не установлен. Ф. Шульц и Э. Канторович считают,
что дополнения принадлежат редактору источника,5 который присоединил их
к трактату уже после смерти Брактона. Ф.В. Мэтланд утверждает, что некомпетентный
редактор не мог существенным образом повлиять на содержание текста источника,
поэтому он предполагает, что дополнения принадлежат Брактону, который
просто не успел включить их в трактат.6 Современный историк права Д. Йэйл,
который занимается исследованием проблемы использования трактата, также
придерживается мнения, что «дополнительные страницы не могут служить основанием
для отрицания авторства Генри Брактона».7
Первая книга трактата Брактона включает в себя основную часть материала
о сущности королевской власти и с учетом всех дополнений, сделанных на
так называемых сомнительных страницах, на наш взгляд, наиболее полно отражает
суть юридических представлений того времени. Причем дополнения представляют
особый интерес независимо от того, кто является их автором, так как именно
здесь содержатся сведения о положении короля «над законом».
Королевскому праву Брактон придает большое значение, что вполне естественно.
С середины XIII в. королевская власть в Англии стала воздействовать на
формирование общего права. Начинается период оживленной законодательной
деятельности. Впервые король Англии начал регулярно издавать законы, что
стало нормой при осуществлении королевских функций. Быстрое и заметное
расширение роли центрального правительства в законодательной области отразилось
и в юридической теории конца XIII в. Согласно Брактону, король передавал
часть своих судебных полномочий представителям закона на местах: «Королю
позволено давать с помощью закона (lex) то, что закон дает ему, а именно:
справедливость и власть, так как король не будет править лучше, чем закон,
поэтому он желает, чтобы его подданные использовали не силу, а решение
суда».8
Королевский закон всецело исходил от короля, был дарован народу для поддержания
справедливости и приобрел юридический статус для создания популярного
писаного закона. Таково мнение Брактона. Но королевское предписание о
судебной власти требует некоторого разъяснения, необходимого для понимания
точки зрения Брактона об отношениях между королем и законом. В трактате
говорится: «Король не может делать на земле ничего, кроме того, что он
может делать по закону, и поэтому нисколько не противоречит известному
положению:
“То, что угодно государю, имеет силу закона,” потому что в конечном счете
король следует закону, а именно — закону королевства, на котором основывается
его власть и который установлен должным образом после рассмотрения и обсуждения
его в совете королевских сановников, уполномоченных на это самим королем».9
Таким образом, для формирования содержания закона необходимо было коллективное
обдумывание и согласие, поэтому король мог действовать только после вынесения
советом знати окончательного решения, утверждая и провозглашая закон своей
волей. В то же время Брактон утверждал, что королю нет равных внутри его
королевства, «поскольку равный не может иметь власть над равным».10
Приведенные высказывания позволили исследователям трактата сделать вывод,
что либо Брактон себе противоречит, утверждая, что король сам создает
законы и в то же время подчиняется им, как считает В.М. Корецкий, либо
король находится, по Брактону, в двойственном положении — «над законом»
и «под законом» одновременно.11 Это предположение получило у Э. Канторовича
название «диалектика Брактона».12
С точки зрения Э. Канторовича, метод Брактона всегда одинаков: возвышение
через ограничение, подчинение милости Бога, которой король мог рисковать,
если не ограничивал себя законом.
Э. Канторович предполагал, что «подлинные привилегии» короля невозможны
без повиновения закону и что в этом случае юридический статус «над законом»
мог существовать, только если существовал также юридический статус «под
законом». Таким образом, король, «делающий» закон, и закон, «делающий»
короля, взаимно обусловливали друг друга. Король — сын закона — становится
отцом закона. Такова «диалектика Брактона».13 Но в любом случае власть
короля простирается только на то, что он делает по закону. Из lex regia
— основного закона королевства — Брактон выводит не только зависимость
от него короля, но также королевскую власть издавать законы в интересах
людей, а также и возможность толковать закон, как он хочет. На наш взгляд,
отношения между королем и законом в трактате Брактона представлены несколько
иначе, что отразилось в первую очередь в представлениях о сакральном характере
происхождения королевской власти.
Божественное право в трактате — самая высшая категория, все остальные
права, включая и королевское право, подчиняются ему. Бог был Богом закона.
Бог — сам закон. Поэтому не случайно, что с первых страниц Брактон утверждает:
«Судейское место подобно трону Бога».14 «Король осуществляет власть закона
как представитель и слуга Бога на земле, так как его власть только от
Бога. Бог находится в короле и через него может творить свой суд, поддерживать
и защищать то, что король справедливо решил. Власть же совершать беззаконие
принадлежит дьяволу, но не Богу, и король окажется слугой того из них,
чье дело он выполняет».15
Отметим, что в Боге, который борется за душу преступника, в XIII в. видели
верховного судью, который стоит над королем и является безусловным образцом
для земного правосудия. «Те, кто боится Бога, и те, кто не может отвернуться
от зла, должны меньше всего подвергаться светскому наказанию, так как
сам Бог наказывает людей за их зло».16 А так как король в трактате Брактона
является служителем (minister) Бога, значит, королевский суд — это единственная
инстанция на земле, где преступник может очиститься от такого греха, как
преступление. Таким образом, здесь проводится некоторая аналогия между
королевским судом и Страшным судом над душой грешника.
Элементы непосредственной связи короля с Богом содержатся и в тексте клятвы,
которую король приносит при вступлении на престол. Основополагающее обязательство,
которое брал на себя король, вступая на трон, — это верность Богу. Во
имя Иисуса Христа король клялся применять все, что в его власти, для того
чтобы охранять королевский мир и правильно приказывать ему, а приговоры
суда в любом случае рассматривать справедливо и милосердно, так как он
«должен сам показать сострадание милосердному Богу. Все это делается для
того, чтобы благодаря королевскому правосудию все люди могли наслаждаться
свободным, непокоренным миром».
Выполнение данного требования было залогом надлежащего осуществления судебной
деятельности, что находило отражение и в формуле: «Да помогут в том Бог
и все святые», завершающей практически любую судебную присягу.
Также следует добавить, что судить неправедного короля мог только суд
Божий. Ни одно преступление короля, даже самое тяжкое, не подлежало суду
земному. «Достаточное наказание для него, что он ждет Божьей мести».18
В «день гнева» Повелителя дурно судящий король почувствует месть Того,
кто сказал: «Моя месть, я отплачу». «В тот день короли и принцы созерцают
Всевышнего, так как боятся наказаний, когда золото и серебро будут бессильны,
чтобы освободить их. Кто не испугается также испытания, где Повелитель
будет обвинителем, защитником и судьей? Его приговор не подлежит обжалованию...»19
В статьях трактата «О том, что королю нет равных» и «О юрисдикции короля»20
Брактон проводит довольно любопытное сопоставление короля с Иисусом Христом
и Девой Марией. «Благословленная Мать Бога, Дева Мария, Мать нашего Господина
имеет необычайную честь быть над законом, но для того, чтобы показать
пример покорности, не отказывается быть подчиненной законам. Позволим
поэтому королю — представителю (vicarius) Иисуса Христа делать то же самое...»21
Такое положение короля, несомненно, содействовало укреплению его власти,
хотя и накладывало на правителя для упрочения своих позиций моральную
ответственность за свои проступки. Таким образом, представление о короле
— судье от Бога — в трактате Брактона выглядит как своеобразное переплетение
религиозных, правовых и этических взглядов.
Необходимо также отметить, что король у Брактона является верховной властью
только в светских судах. «В религиозных делах светский судья не судит
(поскольку он не имеет там власти принуждения) и не может исполнить приговор;
судебное рассмотрение здесь принадлежит духовным судьям, которые управляют
духовенством и защищают его. И в мирские дела, юрисдикция по которым принадлежит
королям и принцам, которые защищают государственную (respublical) юрисдикцию,
духовные судьи не должны вмешиваться, поэтому их права или юрисдикция
ограничены и отделены за исключением, когда меч должен помочь мечу, так
как здесь большое различие между духовным сословием и королевством».22
Поэтому, на наш взгляд, вряд ли король действительно выполнял в светском
суде функции викария Христа. Данный термин применялся, как правило, только
к представителям духовенства.23 Такое положение короля ограничивало его
роль как представителя Христа духовными лицами, которые хотя формально
и получали судебную власть из рук короля, но имели значительную самостоятельность
в управлении церковными делами. Добровольное же подчинение Христу короля
и светского правительства скорее всего соответствовало модели духовного
поведения, но вовсе не означало сходства с ним. Таким образом, Брактон
не сомневался в сакральном происхождении королевской власти, но представление
о короле как о викарии Бога довольно расплывчатое, так как этот истинный
представитель Христа не имел возможности вершить правосудие, не учитывая
притязаний церкви.
Перейдем теперь к рассмотрению процедуры создания законов, сформулированных
в трактате Брактона. Здесь, на наш взгляд, заслуживает внимания то обстоятельство,
что при написании главы «О жалобах короны» Брактон использовал прецеденты,
которые длительное время имели место при решении дел, связанных с нарушением
королевского мира. Поэтому можно с полным основанием предположить, что
правила, возникшие и получившие обоснование в практике королевского суда,
должным образом могли называться законами, т. е. король не создавал законы,
он только возводил уже утвердившийся обычай в ранг закона, в некоторой
степени изменяя его по своей воле.24
В этой связи необходимо отметить и роль совета знати, «совета контролирующего
и совета вдохновляющего»,25 как его называет Э. Канторович.
В трактате говорится: «Король имеет над собой высшего — Бога, а также
закон, который делает его королем, и свою курию, а именно графов, баронов.
Чтобы его власть не стала необузданной, надо, чтобы в его королевстве
был еще кто-то, кто превосходил бы его в вершении справедливости, а ему
следует быть последним, или почти таким, признающим, что это правильно».26
По мнению Брактона, ограничивать волю короля разрешается только графам
и баронам, всем остальным в случае нарушения королем закона следует просить
помощи у Бога и ждать, пока он накажет виновного, т. е. королевский совет
принимал непосредственное участие в создании законов королевства, пытаясь
тем самым ограничить королевскую волю, но в итоге получалось, что совет
магнатов обсуждал не сами законы, а лишь обычаи, которые затем король
объявлял законами.
Именно такой путь придания обычаям силы закона и составляет, на наш взгляд,
так называемое ограничение воли короля, его положение «под законом». Брактон
не акцентирует внимание на своем собственном мнении, поэтому можно предположить,
что он использовал уже устоявшиеся правила. Пользуясь неписаным законом,
Брактон довольно точно изобразил местный образ жизни и практические проблемы
судей. Автор трактата точно констатировал факт безоговорочного принятия
обществом закона, выведенного из обычая, определенного советом магнатов
и подкрепленного королевской властью.
Брактон не объясняет, почему принятие нового закона требует именно такой
процедуры, но с полной уверенностью утверждает, что верховные нормы английского
закона происходят только от местных укоренившихся обычаев. Брактон считал
также, что неписаные нормы, которые используются в Англии как законы,
составляют существенную часть всеобщего закона.27 Но это вовсе не означает,
что он исключал возможность изменить или отменить обычай, возведенный
в ранг закона, для этого нужно было только согласие короля с мнением своей
курии. Он также признавал, что в полностью непрецедентных случаях должен
требоваться новый закон. «Законы не могут быть изменены без общего согласия
всех тех, с чьего совета и согласия они были провозглашены... Если появятся
новые и необычные судебные дела, которых прежде не было в королевстве,
и их судебное решение будет трудным и непонятным, есть возможность отложить
их до великого королевского суда, чтобы эти дела были приняты с решения
совета королевского двора инстанциями, которые в должной мере обладают
знанием права».28
Страницы трактата, на которых король выступает в роли верховного судьи,
не представляют, на наш взгляд, доказательства, что Брактон считал короля
стоящим «над законом». Англия живет «не под властью человека, а под властью
Бога и закона» (non sub homine sed sub deo et lege)29. Детальное объяснение
в трактате юридических правил, применяющихся в различных видах королевских
прав, также не должно считаться основанием того, что он рассматривает
короля как отца права. Формулировка законов непременно должна быть результатом
коллективного обсуждения королевским советом, где достигается согласие.
К сформулированным законам король добавляет необходимое «предписание о
власти», которое гласит, что «король имеет силу принуждать следовать ему».30
Неотъемлемое превосходство короля в праве принуждения связано с его обязательством
использовать это только в соответствии с законом. Таким образом, объяснение
Брактона без помощи «диалектики Э. Канторовича» довольно просто: в разных
случаях и по различным причинам закон, который применяется королем, отличается
от закона, который применяется другими людьми.
Что же касается представления Брактона о двойственном положении короля,
то, на наш взгляд, можно с полным основанием утверждать, что король находится
не «над» и не «под» законом, а в его бытии. Мы считаем, что в трактате
Брактона наглядно представлено схоластическое «противоречие» средневекового
права, которое заключается в следующем: долг короля — подчиняться праву,
король находится «под Богом и законом», и не король «делает» закон, а
закон «делает» короля, однако ни один судья не смел оспаривать действия
короля, ни одно предписание не могло быть выдано против короля, король
должен был подчиняться своим собственным законам, но от него нельзя законным
образом потребовать этого.
Конечно, нельзя было помешать королю выходить за пределы, которые он сам
установил для себя. Однако, поступая таким образом, он ослабил бы веру
общества в законность своей власти, и не исключено, что ему пришлось бы
прибегнуть в этом случае к такому средству сохранения власти, как сила.
«Поэтому, воистину милосердный, он избрал сильнейший метод уничтожения
дьявольской работы — он будет пользоваться не властью силы, а здравым
смыслом справедливости».31 «Король есть король, пока он хорошо управляет,
но он становится тираном, когда при помощи насилия подчиняет своему господству
доверенный ему народ».32 Именно данное положение подразумевается в анализе
Брактоном двойственного характера королевской власти: ее потребности в
вооруженной силе для подавления бунтовщиков и отпора внешним врагам и
ее потребности в справедливых законах для управления мирными подданными.
«Для короля, который правит справедливо, необходимо иметь две вещи, а
именно: оружие и законы; при помощи того и другого он может надлежащим
образом управлять страной во время войны и мира... чтобы, с одной стороны,
была обеспечена законом военная мощь, а с другой — чтобы сами законы могли
охраняться и защищаться силой оружия».33 Если не будет достаточно военных
сил против врагов, мятежников и непокорных, то государство окажется беззащитным;
но если будут бездействовать законы, то погибнет правосудие, и никто не
сможет выносить справедливых судебных решений.
Итак, в первой книге трактата Брактона собраны значительные сведения в
пользу аргументов об особом значении отношений между королем и законом.
Версия Брактона о том, что закон является границей и критерием королевской
власти, не была новой. В то же время автор утверждал, что король в отношениях
со своими подданными должен быть образцом поведения; для знатных людей
королевства сила установления связи между справедливостью и миром была
в принципе неотделима от короны; подчинение короля закону должно быть
достигнуто только через его сдержанность. Такие выводы содержались в любой
концепции полномочий верховной власти, но королевская власть, по мнению
Брактона, имела свои особенности. Это выразилось в своеобразной позиции
Брактона в процессе создания концепции судебного законодательства через
взаимодействие античных формулировок со средневековыми положениями и фактами,
а также в довольно сильно укрепившейся в XIII в. законодательной власти
короля, что прежде всего отразилось в процедуре создания законов в сочетании
с совещанием магнатов, но принимавшихся в конечном итоге только с королевской
санкции и чаще всего в интересах правителя. Такие законы имели силу на
всей территории королевства. Брактон признавал, что основная часть существующего
закона могла быть увеличена новыми определениями из непрецедентных казусов,
которые отличались от судебных аргументов, похожих друг на друга, что,
в свою очередь, открывало путь к законодательным переменам. Тем не менее
при составлении трактата Брактон обращался к законам, которые были установлены
через процедуры, не вызывающие у него сомнения, и были необходимы для
использования в конкретном судебном разбирательстве.
Что касается образа Христа, то он, конечно же, не мог не повлиять на осмысление
и функции королевской власти. Концепция верховенства права всецело поддерживалась
в этом случае господствующей религиозной идеологией. Представления о короле
как о викарии Всевышнего явно имели своей целью обосновать суверенитет
королевской власти в судебной системе Англии. Особенно такое сопоставление
призвано было сыграть решающую роль в общественном сознании народных масс,
для которых наследственный лидер, являвшийся воплощением божественной
воли и объединявший в своем лице законодательную, судебную и административную
власть, олицетворял стабильность общественной жизни и прочность земного
мира, а его повиновение Богу составляло условие для подчинения ему подданных.
* Аспирантка Санкт-Петербургского государственного университета.
1 Bracton H. On the laws and customs of England.
London, 1968. Vol. 2. P. 19.
2 Эти материалы содержатся в «Записных книжках» Брактона и являются существенным
дополнением к трактату (См.: Bracton’s Note Book. A collection of cases
decided in the king courts during the reign of Henry the third annoted
by a lawyer of that time seemingly of Henry of Bracton. London, 1887.
Vol. 1—3).
3 Установлено, что Брактон в своем трактате процитировал не менее 500
отрывков из Дигест Юстиниана без всяких на него ссылок, считая само собой
разумеющимся, что они в Англии являются законом (См.: Берман Г.Дж. Западная
традиция права: эпоха формирования. М., 1994. С. 127).
4 Select passages from the works of Bracton and Azo. London, 1894. Introduction;
Kantorowicz E. Bractonian Problems. Glasgow, 1941. P. 22—34; Richardson
H.G. Azo, Drogheda and Bracton // English Historical Review. 1944. № LIX.
P. 22—47.
5 Shulz F. Critical studies on Bracton’s Treatise // Law Quarterly Review.
1943. № LIX. P. 172—180; Kantorowicz E. Bractonian Problems. P. 23.
6 Select passages... Introduction.
7 Yale D. «Of No Mean Authority»: Some later uses of Bracton // On the
Laws and Customs of England. North Carolina, 1981. P. 384. — О характеристике
источника см. также: Turner R.V. The English Judiciary in the age of Glanvill
and Bracton, 1176—1239. Cambridge, 1986. P. 234—238, 259—261.
8 Bracton H. On the laws and customs of England. P. 33.
9 Это положение заимствовано Брактоном из Кодекса Феодосия и Валентиниана
(См.: Lewis E. King above law? // Speculum. A journal of medieаval studies.
1964. Vol. 39. № 2. P. 243).
10 Bracton H. On the laws and customs of England. P. 33.
11 Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы
/ Под ред. В.М. Корецкого. М., 1961. С. 159.
12 Kantorowicz E. The King’s Two Bodies. Princeton, 1957. P. 150—157 (Пер.
на русск. см.: Канторович Э. Два тела короля: Очерк политической теологии
Средневековья // История ментальностей. Историческая антропология. Зарубежные
исследования в обзорах и рефератах. М., 1996. С. 142—154).
13 Kantorowicz E. The King‘s Two Bodies. P. 155.
14 Bracton H. On the laws and customs of England. P. 21.
15 Ibid. P. 305.
16 Ibid. p. 300.
17 Ibid. P. 304.
18 Ibid. P. 33.
19 Ibid. P. 22.
20 Ibid. P. 33, 305.
21 Ibid. P. 33.
22 Ibid. P. 304.
23 Lewis E. King above law? P. 267. Schulz F. Bracton on Kingship // English
historical Review. 1945. № LX. P. 147—148.
24 Об этом см.: Савело К.Ф. Раннефеодальная Англия. Л., 1977. С. 32.
25 Kantorowicz E. The King’s Two Bodies. P. 155.
26 Bracton H. On the laws and customs of England. P. 33.
27 Ibid. P. 25.
28 Ibid. P. 21.
29 Ibid. P. 33.
30 Ibid.
31 Ibid. P. 33.
32 Ibid. P. 305.
33 Ibid. P. 19.
О. А. Святовец
Проблемы королевской власти в трактате Генри Брактона «О
законах и обычаях Англии» [Журнал "Правоведение"/1997/№ 4]
Источник: Юридическая
Россия
|
