|
Обращает на себя также внимание роль женщин в артуровском цикле. У кельтов
был принят «обычай наследовать по женской линии. Например, герой средневековой
легенды кельтского происхождения Тристан наследовал брату своей матери
королю Марку»44. Интересно заметить, что имя жены короля Артура, играющей
значительную роль в цикле, встречается в старых валлийских текстах, где
звучит как Гвинфевар - «белый дух». В ходе развития и трансформации артуровских
мифов на традиции кельтов накладывается культ девы Марии, что рождает
одну из самых распространенных тем цикла - тему Прекрасной Дамы.
Еще один образ артуровских легенд, Гавейн, на протяжении всего развития
Артурианы сохраняет ряд своих первоначальных черт, характеризующих исходный
этап формирования мифов об Артуре. Под именем Вальвейн или Гуолчмай он
становится одним из самых ранних персонажей артуровского цикла. Валлиец
по происхождению, он наделен такими первобытными и грубыми чертами, которые
трудно принять англо-норманнам.
Немногие из этих черт Гавейн проносит через весь цикл. Они сохранены даже
в тексте Мэлори, относящемся к концу XV века: сила его растет от рассвета
к полудню и исчезает с заходом солнца; его родство по материнской линии
гораздо важнее, чем по отцовской; на всем, что связано с Гавейном, лежит
печать волшебства, и в целом его приключениям присущ особый элемент фантастики
и даже гротеска. С самого начала он являлся одним из виднейших сподвижников
Артура и был слишком выдающейся фигурой, чтобы исчезнуть впоследствии.
Этого и не случилось, но по мере появления новых персонажей, которые «узурпировали»
многие черты и приключения Гавейна, он постепенно отходил в тень. Профессор
Э.Винавер пишет: «История Гавейна особенно интересна. Он один из самых
известных рыцарей Круглого Стола, уступающий лишь Ланселоту. Беспредельно
преданный своему королю, он щедр и благороден, храбр и могуч. Он наделен
всеми земными человеческими добродетелями, его чтят и любят как соотечественники,
так и чужеземцы... Но поскольку Господь не имеет отношения к его подвигам,
никакие достоинства не помогают ему, и кончает он, как последний преступник.
Вероятно, было опасно делать грешника столь привлекательным, и считалось
необходимым показать, что достоинства и успехи Гавейна все же не приносят
ему вознаграждения»45. Ему не удается сохранить даже свои человеческие
достоинства. К концу XIII столетия Гавейна превзошли многие рыцари, вышедшие
на сцену позже него. Гавейн
как натура простая и грубоватая, в которой еще сильно сказываются черты,
характерные для дофеодальной эпохи, с точки зрения церкви и феодальных
норм, был нравственно неприемлем. Первоначально он, видимо, выступал в
роли возлюбленного королевы, избавившего ее от заточения в потустороннем
мире. Лишь гораздо позже любовником Гвиневры стал не Гавейн, а Ланселот.
И, конечно, именно Ланселот унаследовал многие черты, изначально свойственные
Гавейну.
Тем временем Гавейну, который уже не считался исключительно образцовым
персонажем, было «позволено» вернуть себе старые «безнравственные» черты.
В результате роль Гавейна стала достаточно двусмысленной. Например, у
Т.Мэлори, с одной стороны, Гавейн убил Ламорака, открыто нарушил слово,
совратив Этарду после того, как поклялся отвоевать ее для Пелеаса. Все
это никак не согласовывалось с кодексом рыцарской чести, и Гавейн выведен
настолько опрометчивым, чувственным и жестоким, что даже собственный брат
осуждает его.
С другой стороны, в рассказе о войне Артура и императора Люция Гавейну
отведена героическая роль. И в конце книги, несмотря на то, что ненависть
Гавейна к Ланселоту и решимость отомстить за своих родственников влекут
за собой трагические последствия, его образ приобретает подлинно эпическое
величие, чему, кажется, способствуют даже его недостатки. Вероятно, тут
необходимо принять во внимание, что Мэлори пользовался как французскими,
так и английскими источниками, и некоторые из этих противоречий объясняются
методом его работы.
Конфликт Гавейна и Ланселота у Т.Мэлори символизирует борьбу двух разных
идей, двух миров. Гавейн представляет собой старый мир, его наиболее глубокие
чувства (например, чувство кровного родства). Ланселот олицетворяет собой
новое (хотя, возможно, в силу архаичности исторического материала, положенного
в основу артуровского цикла, и в этом герое идет борьба старого с новым),
его верность - это верность вассала своему сюзерену. В этой схватке неустойчивое
равновесие между двумя мирами, поддерживаемое Круглым Столом, рухнуло.
Не только образ Гавейна претерпевает различные изменения в ходе того,
как под влиянием социокультурных причин трансформируется Артуриана - новое
значение приобретают образ самого Артура (в ранних мифах большой интерес
вызывает он сам, его деяния и взаимоотношения с окружающими; в поздних
версиях героем, как правило, является один из рыцарей Круглого Стола,
Артуру же отводится роль символа), идеалы, утверждаемые легендами (если
вначале основной темой являются военные достижения, то позже проповедуются
нормы куртуазного вежества) и т.д.
Рассмотрим первые письменные истоки формирования Артурианы. Упоминание
Ненния об Артуре, датируемое 858 годом, где говорится о знаменитом военачальнике
бриттов (dux bellonan), одержавшем двенадцать побед над англосаксами и
пиктами, вряд ли можно считать мифологичным. Заметим, однако, что некоторые
исследователи рассматривают его как указание на легенду об Артуре, к этому
моменту уже прочно завоевавшую симпатии людей. Так, например, М.П.Алексеев
аргументирует это тем, что «Гильдас (VI в.) еще ничего не говорит об Артуре,
хотя подробно повествует о борьбе кельтов против англосаксонских завоевателей;
ничего не сообщают о нем и англосаксонские источники, например, Беда,
хроники»46. Итак, посмотрим, где берут начало литературные версии артуровского
цикла.
Долгое время легенды об Артуре существовали лишь в устном народном творчестве,
и латинские источники сообщают лишь о популярности артуровских легенд
в кельтской среде (писавший в начале XII века Уильям Малмсберийский не
без осуждения отмечал чрезвычайное распространение среди населения легенд
об Артуре, которым в народе «бредят до сего дня»47). Эти источники, как
полагал Э.Фараль, и послужили отправной точкой для Гальфрида Монмутского
, его «Истории бриттов», появившейся примерно через десять лет после произведений
Уильяма Малмсберийского, так как именно в этой книге Артур впервые изображен
во весь рост как завоевывающий мир монарх, окруженный изысканным двором
и храбрейшими рыцарями 48.
* * * |
