Там, где стояли различные склянки,
он велел раздеться юной крестьянке,
и она, повинуясь приказу,
охотно и сразу
платье сняла, обнаженной осталась,
но не стеснялась...
И врач увидал: на диво
это юное тело красиво.
И так жаль врачу ее стало,-
прямо сердце стучать перестало
и рассудок чуть не отказал...
И он сам ей об этом сказал.
Но она его умоляла,
вновь и вновь повторяла,
чтоб он продолжал свое дело
и скорее разрезал ей тело.
Вот и стол она видит высокий,
где обряд свершится жестокий.
Лекарь девушку за руку взял,
взобраться на стол приказал.
Она легла без тени тревоги.
Он связал ей руки и ноги,
а потом стад подыскивать нож:
который из них хорош?
(Их здесь много, широких и длинных,
для дел отнюдь не невинных.)
Пусть внявшая голосу долга
хотя бы страдает недолго,
и легко, и быстро умрет...
Лекарь камень точильный берет,
и точит свой нож, и точит,
к делу все приступить не хочет!

А бедный Генрих, за дверью стоя,
чувство испытывает не простое.
Он удручен,озадачен,
великим смятеньем охвачен.
Ах, ужель не увидит он снова
черты лица дорогого?
А если он их увидит,
то здоровым отсюда не выйдет.
Но ему нсцеленье обещано?
Вдруг в стене замечает он трещину
и, прильнувши к ней, видит сквозь щель
этот стол, что похож па постель,
а вернее, на смертное ложе,
на котором,- Господи Боже,-
связанная, нагая,
лежит его дорогая.
"О, как же ты глуп! - сказал он себе,-
ты ждешь перемен в своей скорбной судьбе
и требуешь избавленья
без Божьего соизволенья!
Ты небом страдать осужден навек,
а хочешь, чтоб спас тебя человек?
Глумясь над Господним словом,
надеешься стать здоровым?!
На что ты девушку подговорил?
Да сам ли ведал ты, что творил?
Смерть ее будет лишней,
ибо все решает Всевышний!
Исцелит - ликуй, не простит - страдай.
Только девушке умереть не дай,
кровью чистой своей твой позор оплатить!.."
И, не выдержав, начал он в дверь колотить.
"Отворите скорее, я вам говорю!"
"Господин, как закончу, так и отворю:
ни мгновенья нельзя в этом деле терять!"
"Отворите же! Сколько вам раз повторять!
Надо кое-что нам обсудить непременно!"
"Говорите... Мне слышно вас и сквозь стену",
"Нет! Сквозь стену я не хочу говорить!"
Что поделать? Пришлось ему отворить.
И Генрих в комнату вошел,
увидел тот высокий стол,
где связанная дева,
нагая, словно Ева,
исхода сладкого ждала...
Тут он, схватясь за край стола,
вскричал: "Дитя невинное!
Не буду я причиною
ужасной гибели твоей!
Врач, развяжи ее! Скорей!
Да будет освобождена
та, что для жизни рождена
и столь собой прекрасна.
За что ей гибнуть понапрасну!
Спасибо за твое добро.
А золото да серебро,
согласно уговора,
ты, врач, получишь скоро!"
(И мы заметим мимоходом:
врач счастлив был таким исходом.)
Но когда спасенная поняла,
что судьба ее жертву не приняла,
то, свой стыд позабыв девичий,
против всяких правил приличий,
принялась она истошно рыдать,
на себе в исступлении волосы рвать,
так, что все, кто это видали,
сами также рыдали.