Манифест вагантов уже намечал путь, со временем приведший к "Телемскому аббатству" великого гуманиста эпохи Возрождения Франсуа Рабле.
Однако мечтая о свободе и человеческой доброте, ваганты по собственному опыту знали, что мир, окружавший каждого из них, был скорее злым, чем добрым. Бедность следовала за ними по пятам, прерывала их учение, заставляла их мерзнуть и голодать. И хотя молодые весельчаки готовы были подчас и себе и другим внушать утешительную мысль, что бедность даже добродетель, им все же было трудно продираться сквозь жизнь с пустым карманом в дырявом рубище. Не раз и не два в песнях вагантов звучали жалобы на унизительную бедность, которая делала их игралищем бездушной фортуны. Об этом писал Архипиит Кельнский, сравнивавший себя с листом, гонимым по полю неутомимым ветром. Об этом писал и другой замечательный вагант - Гугон, по прозвищу Примас Орлеанский (около 1093 - около 1160), немало испытавший на своем веку. Он, как и Архипиит, бойко выставлял на всеобщее обозрение свои неудачи и гораздо реже - удачи. Впрочем, ведь и куртуазные лирики в духе времени позволяли окружающим заглядывать в свою интимную жизнь, но то была жизнь, граничащая с легендой, подчиненная изысканной куртуазной моде. Ваганты не отрывались от грешной земли. Они гораздо конкретнее, откровеннее, хотя, вероятно, и им свойственно стремление подчинять поэтический мир определенной схеме, в которой уже не "высокая" любовь, а кабацкий разгул занимал одно из главных мест. В этом разгуле ваганты обретали желанную свободу, в то же время из-за него они часто превращались в голодранцев, тщетно взывавших о помощи к сильным мира сего.
Жестокосердие, обличаемое в песнях вагантов, чаще всего сопряжено с алчностью, с сребролюбием, стяжательством. Особенно широко эта тема развита в поэзии Вальтера Шатильонского (около 1135 - 1200), одного из самых образованных латинских поэтов XII века, автора обширной эпической поэмы "Александреида", посвященной деяниям Александра Македонского. Вальтер и ваганты, его последователи, гневно сетуют на то, что мошна стала подлинной владычицей мира. Ей служат надменные графы и дворяне, гоняющиеся за роскошью, и что особенно худо - ей служит духовенство, возглавляемое папской курией. Обличая клир и прежде всего разросшуюся симонию, поэты не стесняются в выборе крепких словечек. Церковников они называют волками в овечьей шкуре, церковь сравнивают с продажной блудницей, а папский Рим - с грязным рынком, преисполненным скверны. Эти резкие выпады против князей церкви и их подручных, если и не делали вагантов воинствующими еретиками, наподобие Арнольда Брешианского, казненного папой в 1155 году, все же свидетельствовали о их вольномыслии. Ваганты не были раболепными чадами церкви. Они не желали кривить душой и прославлять то, что считали дурным и вредным. Дух вольномыслия царил в их лирической поэзии, от которой, говоря словами Рабле, "скорее пахнет вином, чем елеем". Архипиит Кельнский мог, например, вполне благочестивую стихотворную "проповедь" неожиданно закончить обращением к богу, которого он убедительно просит снабжать его деньгами. А в своей знаменитой "Исповеди", пронизанной горьким юмором, прославить беспутную жизнь ваганта, предпочитающего умереть не на ложе, а в кабаке. Серьезные жанры духовной словесности тем самым приобретали пародийное звучание. Обращаясь к распространенному в средние века жанру "прений" (диспутов), ваганты заставляют заурядное пиво спорить с виноградным вином ("Спор между Вакхом и пивом") или же, касаясь традиционного вопроса: кому в делах любовных следует вручить пальму первенства, ставят молодого школяра-клирика выше высокородного рыцаря ("Флора и Филида").
Достигнув в XIII веке большого расцвета, поэзия вагантов имела свою предысторию. Еще в пору раннего средневековья встречались латинские стихотворения, близкие по своему духу к вагантам. Они обращают на себя внимание уже в Каролингский период ("Каролингские ритмы", VIII - IX вв.). Светские стихотворения о весне, любви и забавных происшествиях встречаются в сборнике XI века "Кембриджские песни", названном по месту нахождения рукописи (в Кембридже). Что же касается до вагантов, то с ними мы знакомимся прежде всего по обширному сборнику "Carmina Burana" ("Буранские песни"), составленному в XIII веке в Баварии и найденному в начале XIX века в Бенедиктбейренском монастыре. На немецкое происхождение этого сборника указывает то, что в нем наряду с латинскими текстами иногда встречаются тексты на немецком языке.
Творчество трубадуров, миннезингеров и вагантов, хотя и не исчерпывает всего богатства лирики средних веков, все же дает ясное представление о том расцвете, который наступил в лирической поэзии Европы в XII - XIII веках. Если оставить в стороне классическую древность, это был первый великий расцвет европейской лирики, за которым в свое время последовал еще более могучий расцвет, порожденный эпохой Возрождения. Но ведь ренессансная поэзия множеством нитей была связана с прогрессивными литературными исканиями предшествующих столетий. Об этом не следует забывать.