ПРИМЕЧАНИЯ
вершенно ясным из
примера. Мы можем удвоить число колонн пли их высоту —7
такое изменение не будет выходить из категории numerus. Три здания, высота,
ширина и длина которых выражаются одними и теми же числами 1, 2, 3, могут
разниться с точки зрения своей finitio, ограничения: в одном случае высо
та = 1, ширина = 2 и длина = 3, в другом случае высота = 2, а ширина = 1
и т. д. Иными словами, одними и теми же «числами» по-разному «ограничи
вается» или «замыкается» определенная часть пространства. Не следует забы
вать, что подобно тому, как numerus охватывает и числа арифметики, и вели
чины геометрии, подобно этому и finitio одинаково относится и к числам, и
к элементам геометрии, например линиям. Поэтому, например, ромб и квадрат
со сторонами, выражаемыми одним и тем же числом, разнятся своей finitio
(хотя, конечно, если принять во внимание не только длины сторон, но и вели
чину углов, они разнятся и numero). Категория finitio стоит в теснейшей связи
с понятием «очертаний» (lineamentа), о которых была речь в кн. I: «сила и смысл
очертаний сводятся к указанию прямого и совершенного пути, как сочетать и
соединять линии и углы, которые окаймляют и замыкают лицо здания» (I, 1,
стр. 11, абз. 2)—в этих словах выражается вся природа finitio. Наконец, третья
категория—размещение (collocatio) не требует пояснений: Альберти постоянно
повторяет, что каждая часть здания должна занимать то положение, которого
требует ее природа (ср. IX, 1, стр. 308, абз. 1): «Впрочем и наиболее блиста
тельное не совсем будут отвергать и изгонять, но, как драгоценные камни в
венце, размещать в местах наиболее достойных».
Именно последний
термин collocatio показывает зависимость Альберти от
Цицерона, который так определяет это понятие: «Сущность размещения (colloca-
tionis) заключается в таком сочетании и построении слов, что не оказывается
ни встречи их, резкой для слуха, ни зияния [то есть встречи двух гласных], и
речь слажена и легка» (De orat., Ill, 43, 171). В сочинении «Оратор» (70, 232)
Цицерон дает примеры того, как от дурного распорядка слов теряется вся кра
сота речи и опять употребляет тот же термин collocatio. «Разве ты не видишь,—
говорит он,—как при незначительной перестановке слов, при тех же словах,
при той же фразе, все обращается в /ничто, так как из складных эти слова пре
вращаются в бессвязные и, наоборот, если ты возьмешь рыхлую фразу какого-
нибудь неумелого оратора и слегка переменив порядок слов, расположишь эти
слова в должном строю, тотчас же станет складным то, что раньше было рас
плывчатым и несвязным». Категория Альберти является, таким образом, своеоб
разной архитектурной транспозицией того, что давно и хорошо было известнб
теоретикам ораторского искусства (о других истоках того же понятия см. даль
ше, в примечании на стр. 640).
Этим не
исчерпываются заимствования из Цицерона. Такое выражение, как
ex universo partium numero et natura exprimendum seligendumque, «извлечено и
выделено из всей совокупности частей» (ciip. 317, абз. 1)? доставившее немало
труда переводчикам и комментаторам (ср. Flemming, стр. 18), находит свое
объяснение у Цицерона. «Я полагаю так,— говорит Цицерон (Orator, 2, 8),—
нигде нет ничего более прекрасного, чем то прекрасное, из которого, словно
из каких-то уст, точно образ исходит все прочее прекрасное (unde illud ut ex
ore aliquo, quasi imago, exprimatur). Его нельзя воспринять ни глазами, ни уша-
[ 633 ]