ФРАГМЕНТ АНОНИМНОЙ
БИОГРАФИИ
ловеческой жизни—это
клеветники, ибо они умеют уязвлять доброе
имя насмешкой или зубоскальством так же, как раздражением или
злобой; а рану, нанесенную их коварством, никакими средствами
нельзя заставить зарубцеваться. Поэтому он старался и быть и ка
заться достойным благоволения людей, почтенных всем своим пове
дением, всем обхождением и всем разговором, и говорил, что надо
применять все свое умение как и в прочих отношениях, так главным
образом в этих трех. Но это умение должно быть применено так
искусно, чтобы ничто не казалось неестественным, гуляешь ли ты по
городу, едешь ли верхом или говоришь; во всем этом надо прояв
лять крайнюю осмотрительность, чтобы всем угодить в полной мере.
И тем не менее, несмотря на то, что он был обходителен, вежлив и
никому не вредил, он чувствовал ненависть недоброжелателей и за
таенную вражду, очень для него докучную и чрезвычайно тягост
ную. Особенную выдержку проявлял он в перенесении жесточайших
обид и невыносимых оскорблений от собственной родни. Он обра
щался со своими завистниками и злейшими недругами с такой скром
ностью и терпением, что даже самые злостные из его противников и
соперников не решались в присутствии почтенных и достойных лю
дей отзываться о нем иначе, как с полным уважением. Да и при лич
ных встречах с ним почтительно обращались даже его завистники.
Но там, где случались подобные им и легкомысленные слушатели,
эти люди, прикидывавшиеся в других случаях любящими, за глаза
старались очернить его всяческой клеветой: настолько было для них
невыносимо, что тот, положение которого они всеми силами и сред
ствами старались ухудшить, превосходит их доблестью и славой.
Мало того (не говоря
уже о прочем), были такие среди его близ
ких, которые, зная по опыту ето гуманность, благожелательность и
щедрость, замышляли против него несказанные преступления, забы
вая о всякой благодарности, и составляли чудовищные заговоры в
его собственном доме, подстрекая наглых слуг варварским образом
зарезать его, ни в чем неповинного. Подобные оскорбления со сто
роны близких он сносил с невозмутимостью и молчанием, не подда
ваясь негодованию и жажде мести и не допуская как-нибудь обесче
стить и публично опозорить своих родственников. Он даже слишком
бережно относился к репутации и чести своих близких и, раз полю
бив кого-нибудь, уже не способен был его возненавидеть, несмотря
ни на какие оскорбления с его стороны, говоря, что к злодеяниям
против людей достойных чрезвычайно склонны люди бессовестные;
ибо он сознавал, что гораздо достойнее сносить, чем наносить оскор
бления; поэтому состязание не желающих наносить оскорбление с
теми, кто готов его наносить, не может происходить на равных усло
виях. И так он сокрушал нападки наглецов терпением и защищался
от невзгод единственно непоколебимой доблестью. Он пользовался
расположением достойных и серьезных людей и бьтл в милости у
многих высоких особ; но так как для него были невыносимы всякое
[ XXII ]
