ФРАГМЕНТ АНОНИМНОЙ БИОГРАФИИ

гач, хозяин этого дворца, принужден был из-за долгов отправиться
в изгнание.

Долгое время не отвечая на дерзости одного расточителя и наг
леца, он сказал ему наконец: «Я, почтеннейший, не стану препирать
ся с тобой, тебе окажет гостеприимство государство». Об этих словах
дерзкий человек вспомнил, когда попал в тюрьму.

Стоя перед зданием, где тиран Николай д’Эсте впоследствии
умертвил большую часть феррарской молодежи, он сказал феррар
цам: «Друзья мои, какими скользкими в скором времени станут эти
плиты, когда под этой крышей прольется обильный дождь». В пред
сказаниях о грядущих событиях он соединял в себе и предусмотри
тельность с ученостью и талант с искусством прорицания.

Существуют его «П исьма к врачу Паол о», где он пред
сказал будущие события на своей родине за целые годы вперед; кро
ме того, его друзья и близкие засвидетельствовали его предсказа
ния, сделанные им за двенадцать лет вперед, как о судьбе пап, так
и о событиях во многих других городах и о сменах владетельных
особ. Он обладал даром предвиденья, благодаря которому предуга
дывал расположение и ненависть к нему окружающих. Только лишь
взглянув на любого из присутствующих, он уже знал насквозь все
его пороки. Несмотря на всевозможные доводы и все усилия, он на
прасно старался расположить к себе тех, кто, как он чувствовал с
первого взгляда, будут с ним враждовать. Однако, их неприязнь он
сносил терпеливо, считая ее роковою, и при всяком споре заставлял
себя быть сдержанным даже сверх меры, чего никогда не делал, от
плачивая за оказанные ему благодеяния. Он не мог потерпеть, что
бы кто-либо превзошел его в доброхотстве, но тщеславие было ему
до такой степени чуждо, что даже свои достойные оглашения по
ступки он приписал в сочинении * (0 семье» своим предкам. Да и в
мелких своих сочинениях он приводил имена других людей и не
устанно заботился о прославлении своих друзей.

Он терпеливо выносил и боль, и стужу, и жару. Когда он, не до
стигши еще и пятнадцати лет, был тяжело ранен в ногу и ему, по
правилам врачебной науки, стягивали и зашивали рану, прокалывая
ксгёку иглой, он не издал н*и единого стона. Мало того, несмотря на
сильную боль и жестокую лихорадку, он собственноручно помогал
врачу, следя за лечением раны; все время обливаясь холодным по
том от боли в боку, позвал музыкантов и в течение почти двух ча
сов* преодолевал ужасную и мучительную боль, слушая пенье. Он от
природы легко простужался и совершенно не выносил сквозняков.
Однако, постепенно, начиная с лета, он приучился к тому, что и зи
мой и при каком угодно ветре скакал верхом с непокрытой ничем
головой. По какому-то природному недостатку он до такой степени
не переносил чеснока и особенно меда, что, даже когда они случай
но попадались ему на глаза, его начинало тошнить. Он поборол в се
бе это свойство тем, что застайлял себя смотреть на эти невыноси-

[ ХХУШ ]