ФРАГМЕНТ АНОНИМНОЙ БИОГРАФИИ

мые ему предметы и прикасаться к (ним, и достиг того, что они пере
стали его беспокоить, чем доказал, что люди могут приучить себя
к чему угодно.

Выходя для отдыха на прогулку по улицам и видя, как все ремес
ленники без устали работают в своих мастерских, он, как будто по
приказанию строгого судьи, часто немедленно возвращался домой,
говоря: «Надо и нам продолжать начатую работу». С наступлением
весны, глядя на расцветающие поля и холмы и считая, что все де
ревья и растения непременно надеются принести плоды, он с глубо
ким сокрушением начинал укорять себя, говоря:    «Ведь и тебе,

Баттиста, следует подумать, чтобы твои занятия
принесли какой-нибудь плод».

Когда же он осенью смотрел на отягченные созревшими колось
ями нивы и на деревья, усеянные плодами, он впадал в такое глубо
кое уныние, что случалось видеть его иной раз горько плачущим и
слышать, как он шептал про себя: «Вот, Леон, сколько со
всех сторон свидетелей и обвинителей нашего
нерадения! И где же есть что-нибудь, что за це
лый год не принесло великой пользы смертным?
А у тебя есть ли хоть что-либо завершенное,
что ты должен был бы принести на пользу о б-

щую?»

Особенное и исключительное удовольствие доставляло ему смо
треть на что-нибудь выдающееся своим совершенным видом и красо
той. Он непрестанно восторгался почтенным обликом бодрых и здо
ровых старцев и повторял, что преклоняется перед очарованием при
роды. Он говорил, что кони, овцы и другие прекрасные животные
достойны самого внимательного отношения, потому что сама приро
да удостоила наделить их совершенной прелестью.

На смерть своей исключительно красивой собаки он написал над*
гробную речь.

Всякое проявление изящества путем человеческих дарований он
считал прямо божественным и так во всем ценил эти дарования, что
даже и плохих писателей считал достойными похвалы. Смотря на
почки, цветы и особенно на приятные виды, он нередко выздорав
ливал от болезни...