Том І. Текст : Десять книг о зодчестве в переводе В. П. Зубова и Фрагмент анонимной биографии в переводе Ф. А. Петровского. — MCMXXXV. — XXIX, 392 с., ил.
Том ІІ. Материалы и комментарии : Джорджо Вазари. Жизнеописание Леон-Баттисты Альберти ; Леон-Баттиста Альберти. О живописи; О статуе; Математические забавы и другие сочинения ; Комментарии В. П. Зубова при участии: А. И. Венедиктова, А. Г. Габричевского и А. К. Дживелегова. — MCMXXXVII. — XV, 791 с., ил.
.
Том І. Текст
ОТ РЕДАКЦИИ
«Десять книг о зодчестве» Леон-Баттисты Альберти — первый известный архитектурный трактат со времени Витрувия. За четырнадцать столетий, отделяющих Альберти от Витрувия, мы пока не знаем ни одного литературного документа по вопросам европейского зодчества. Большие системы средневекового феодального искусства возникали в процессе медленного стихийного роста; если они и имели свои «теории», то теории эти были скорее продуктами многовекового накопления коллективного опыта, а не сознательно заданными художественными программами, как это было в эпоху Ренессанса. Ренессанс, пожалуй, единственный пример в прошлой истории мирового искусства, когда создание нового стиля — в данном случае нового стиля, определившего всё дальнейшее развитие искусства вплоть до наших дней — осуществляется не на протяжении столетий, а в течение немногих десятилетий, не «стихийно», а на путях сознательных исканий, сознательного освоения наследия прошлого и творческого разрешения сознательно поставленной задачи.
Причем мастера раннего Ренессанса чувствовали себя творцами новой культуры, в которой не было, а по их мнению и не должно было быть, разрыва между теорией и практикой, между наукою и искусством. Их глашатаем и был Леон-Баттиста Альберти, их манифестами — альбертиевские трактаты о живописи, о скульптуре и об архитектуре.
«Это — эпоха, начинающаяся со второй половины XV столетия, — говорит Энгельс. — Королевская власть, опираясь на горожан, сломила мощь феодального дворянства и основала крупные, по существу национальные монархии, в которых получили свое развитие современные европейские нации и современное буржуазное общество; и в то время как буржуазия и дворянство еще ожесточенно боролись между собой, немецкая крестьянская война пророчески указала на грядущие классовые битвы, ибо в ней на арену выступили не только восставшие крестьяне, — в этом не было ничего нового, — но за ними показались начатки современного пролетариата с красным знаменем в руках и с требованием общности имущества на устах. В спасенных при гибели Византии рукописях, в вырытых из развалин Рима античных статуях перед изумленным Западом предстал новый мир — греческая древность; перед [классическими... (..?..) пластическими] светлыми образами ее исчезли призраки средневековья; в Италии достигло неслыханного расцвета искусство, которое явилось точно отблеском классической древности и которое в дальнейшем никогда уже не подымалось до такой высоты. В Италии, Франции, Германии возникла новая, первая современная литература; Англия и Испания пережили вскоре затем свою классическую литературную эпоху. Рамки старого orbis terrarum были разбиты; только теперь, собственно, была открыта земля и положены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла в мануфактуру, явившуюся в свою очередь исходным пунктом современной крупной промышленности. Духовная диктатура церкви была сломлена; германские народы в своем большинстве приняли протестантизм, между тем как у романских народов стало все более и более укореняться перешедшее от арабов и питавшееся новооткрытой греческой философией жизнерадостное свободомыслие, подготовившее материализм XVIII столетия.
Это был величайший прогрессивный переворот, пережитый до того человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страстности и характеру, по многосторонности и учености. Люди, основавшие современное господство буржуазии, были чем угодно, но только не буржуазно-ограниченными. Наоборот, они были более или менее обвеяны авантюрным характером своего времени. Тогда не было почти ни одного крупного человека, который не совершил бы далеких путешествий, не говорил бы на четырех или пяти языках, не блистал бы в нескольких областях творчества (прекрасно, и именно не только в теоретической, но также и в практической жизни...); Леонардо да Винчи был не только великим художником, но и великим математиком, механиком и инженером, которому обязаны важными открытиями самые разнообразные отрасли физики; Альбрехт Дюрер был художником, гравером, скульптором, архитектором и, кроме того, изобрел систему фортификации, содержащую в себе многие идеи, развитые значительно позже Монталабером и новейшим немецким учением о крепостях. Макиавелли был государственным деятелем, историком, поэтом и, кроме того, первым достойным упоминания военным писателем нового времени. Лютер вычистил не только авгиевы конюшни церкви, но и конюшни немецкого языка, создал современную немецкую прозу и сочинил текст и мелодию того пропитанного чувством победы хорала, который стал марсельезой XVI века. Люди того времени не стали еще рабами разделения труда, ограничивающее, калечащее действие которого мы так часто наблюдаем на их преемниках. Но что особенно характерно для них, так это то, что они почти все живут всеми интересами своего времени, принимают участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются — кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим. Отсюда та полнота и сила характера, которая делает из них цельных людей. Кабинетные ученые являлись тогда исключениями; это либо люди второго и третьего ранга, либо благоразумные филистеры, не желающие обжечь себе пальцев [как Эразм]».
Основные контуры новой картины мира и нового идеала человека начинают проступать в начале XIV века в писаниях ранних гуманистов и в крепких, величественных образах Джотто. Однако в этот век напряженной классовой борьбы новая идеология проникает далеко не во вcе области культуры. Наука все еще находится во власти богословия и университетской схоластики, первые робкие попытки популяризации знания исчерпываются наивными и эклектичными энциклопедиями, а гуманистическая интеллигенция все больше и больше замыкается в сферу чистой филологии. Искусство также переживает период исканий и брожения. Городские коммуны и монастыри разворачивают широкую строительную деятельность, стены ратуш и капелл покрываются многочисленными и пространными фресками. «Однако в поисках собственного художественного языка искусство нарождающейся итальянской буржуазии пользуется по существу чуждыми ей формами северной готики.
В 20-х и 30-х годах XV века картина резко меняется. Первый толчок опять-таки исходил из Флоренции, которая вступила в длительный период внутриполитической консолидации, после упорной, но победоносной борьбы крупной буржуазии как с остатками феодальных групп, так и с организованным выступлением пролетариата во время восстания «чомпи». С момента фактического прихода к власти банкирского дома Медичи, которому удалось достигнуть и внешне крупных политических успехов, формирование новой буржуазной идеологии идет стремительным темном, захватывая всё новые и новые области культуры, и в первую очередь живопись, архитектуру и технику в самом широком для того времени смысле. Начинается лихорадочное строительство, в которое господствующий класс охотно вкладывает свои капиталы. Пробуждается небывалый интерес к научным проблемам, обусловленный насущными практическими заданиями архитектуры, дорожного и ирригационного строительства, фортификации, баллистики, бухгалтерии и т. п. Вместе с тем самочувствие нового человека настолько окрепло, его кругозор настолько расширился, его восприятие пространства и времени настолько оформилось, что в течение нескольких десятилетий совершается подлинная революция в области архитектуры и изобразительных искусств. Революция эта связана с именами Мазаччо, Брунеллеско и Донателло. Эти люди были представителями новой, постепенно образовавшейся группы художественно-технической интеллигенции, которая одинаково была чужда как университетской науке, так и литературной интеллигенции гуманистического толка. Самая характерная черта их деятельности и их творческого метода заключается в полной слитности науки и искусства, теории и практики, причем дело не только в том, что в каждом из них по большей части соединялись в одном лице инженер, изобретатель, живописец, скульптор, архитектор, ювелир, математик и т. д., а в том, что, вследствие этой недифференцированности, их идеология носила целостный и при этом практический характер и вдохновлялась огромным пафосом познания и овладения миром.
Поэтому, несмотря на многие и частые срывы в натурализм, искусство этих мастеров раннего Ренессанса по существу своему глубоко реалистично, ибо в основе его лежит не столько стремление к возможно более широкому охвату изображаемой действительности, сколько стремление творить на основе познанных законов природы. Решая чисто художественные проблемы, они обогащали науку, и наоборот, новая стилевая система складывалась на основе научного исследования.
Так возникла картина в нашем современном смысле этого слова, которая была художественным полноценным выражением нового человека, нашедшего в перспективе свою систему отображения внешнего мира. Сложнее дело обстояло в архитектуре. Если живописцы могли следовать по новым путям, проложенным Джотто, то архитектору приходилось преодолевать вековую готическую традицию, которая, несмотря на все внесенные в нее итальянцами коррективы, явно не соответствовала новому мировоззрению. Приходилось нащупывать новую традицию. Всё указывало на античность: и монументальные остатки древнего мира и проповедь гуманистов. Гений Брунеллеско и пошел по этому пути, мало того: он через позднеримские формы разгадал сущность греческого архитектурного мышления. Однако его гениальные идеи никак не могли сделаться школьной теорией, а между тем все искусство раннего Ренессанса должно было познать античность и должно было сформулировать свою теорию. Действительно, огромный эмпирический и теоретический опыт, который накапливался в мастерских пионеров нового искусства, должен был получить литературное теоретическое выражение, чтобы сделаться действенным фактором новой культуры.
Между тем большие мастера 20-х и 30-х годов были чаще всего — люди не книжные, которые никак не могли одолеть всего огромного научно-литературного наследия средневековья. Они не могли в достаточной степени проникнуть и в наследие античности, в то время еще не столь внушительное по объему, но представлявшее для них гораздо большую ценность. Наконец, они просто-напросто не могли словесно выразить и теоретически обобщить того, что они умели делать, наблюдать и изображать, так как ни современный им литературный итальянский язык, ни тем более латинский не имели соответствующей терминологии. В качестве примера достаточно вспомнить беспомощные теоретические рассуждения в «Комментариях» Гиберти, современника Брунеллеско, и ту титаническую работу, которую, даже несколько десятилетии спустя, приходилось проделывать гениальному Леонардо — наиболее законченному представителю этой буржуазной художественно-технической интеллигенции — над усвоением и преодолением книжной научной традиции и над созданием научного языка.
Итак, наступил момент, когда молодое искусство должно было перейти от теоретизирования к настоящей теории и философским обобщениям и от подражания отдельным античным мотивам к познанию античности. Переход этот мог осуществиться, с одной стороны, через сотрудничество двух ветвей итальянской интеллигенции: старой — гуманистической и новой — художественной, с другой — при условии возникновения нового типа ученого — не схоластического, не школьного, который, создавая научный язык, сделал бы решительный шаг от эмпирических обобщений к подлинно научному мышлению.
Гениальность Леон-Баттисты Альберти сказалась в том, что он учел всю важность этого решающего момента в истории новой культуры, учел принципиально ведущую роль, которую играли в ней точные науки и пространственные искусства. Его гениальность проявилась еще и в том, что он, доктор канонического права и гуманист, пошел учиться в художественные мастерские, овладел мастерством зодчего, живописца и ваятеля и тем самым явился творцом теории искусства и основоположником того сознательного, научного овладения античным наследием, которое сыграло решительную роль во всем развитии буржуазного искусства.
***
Альберти был родом из очень древней, некогда феодальной, но давно обуржуазившейся флорентийской семьи. Его дед, Бенедетто, был крупнейшим политическим деятелем. Вместе с Медичи и Строцци он был лидером «народной» партии, представлявшей интересы средней буржуазии и блокировавшейся во время восстания «чомпи» с младшими цехами и с пролетариатом. Когда, после подавления восстания, наступила реакция, крупная буржуазия в лице Альбицци, захватившего власть, жестоко расправилась со своими противниками. Многочисленное семейство Альберти, которое представляло собой крупнейший торговый и банкирский дом, подверглось беспощадным гонениям: казням, конфискациям, объявлениям вне закона и ссылкам за пределы флорентийской территории. Баттиста родился в 1404 году в Генуе или Венеции, где отец его поселился за три года до его рождения. Прекрасное домашнее воспитание, дилетантские занятия всеми искусствами, солидное «среднее» образование, полученное в Падуе в школе блестящего педагога и гуманиста Барсиццы, и наконец полный курс юридических наук и докторская степень в болонском университете — все это, при исключительном даровании и невероятной трудоспособности, сделало Альберти одним из образованнейших людей своего времени.
Однако тот факт, что всё детство и юность Альберти протекли в изгнании, в значительной степени предопределил характер его будущей деятельности. Правда, жестокие репрессии не могли разорить «фирмы» Альберти, которая имела многочисленные конторы как в самой Италии, так и за ее пределами. Однако молодому Баттисте пришлось пережить жестокую нужду: отец его умер очень рано, а родственники, видя его страстное увлечение науками я полную неспособность и нежелание вести дела, все больше и больше урезывали его содержание. Надо думать, что они смотрели на него как на отщепенца. Он чувствовал, что его судьба в собственных его руках и что он должен сам сделать из себя человека. Отсюда, — как это видно из его предполагаемой автобиографии, этой первой биографии европейского интеллигента, — упорная работа над самовоспитанием и сознательная закалка тела и духа, благодаря чему из болезненного и забитого юноши выработалась сильная, гармоничная натура, сочетавшая в себе «спортсмена», художника, писателя и мыслителя.
Трудно сказать, какими средствами располагал Альберти после того, как опала была снята с его семьи и после того, как правление Медичи дало ему возможность вернуться на родину. Во всяком случае, он всю жизнь находился в зависимом положении, занимая те или иные, иногда весьма скромные, служебные должности сначала при церковных магнатах, а затем, на протяжении почти что всей своей долгой жизни, — при папской курии. Повидимому, Медичи не очень-то давали ходу своим прежним союзникам, и Альберти так и не мог или не пожелал обосноваться во Флоренции.
Альберти впервые посетил Флоренцию, вероятно, уже в 1428 или 1429 воду, тотчас же после снятия с него опалы. Во всяком случае, в 1435 году он уже близко сошелся с Брунеллеско и его кругом и написал два трактата: «О живописи» и «О статуе», причем оба дошли до нас в двух редакциях: итальянской и латинской. Трактат о живописи, написанный сначала по-итальянски, является первым документом итальянской научной прозы и образцовым научно-популярным изложением математических и эстетических положений. По глубине мысли и точности формулировок альбертиевский трактат остается, пожалуй и поныне, непревзойденным образцом, ибо даже знаменитый леонардовский «Трактат», при всем своем богатстве, значительно уступает ему в этих отношениях, не говоря о том, что основные положения Леонардо заимствовал у Альберти. Книга о живописи, написанная для живописцев и для широких масс «не книжных» людей, была не только манифестом нового искусства, но и первым учебником новой европейской перспективной живописи. То же в значительной степени относится и к трактату «О статуе».
При этом одновременно со своей научно-популяризаторской деятельностью Альберти ведет горячую борьбу за права итальянского языка как языка литературного. Альберти начал свою писательскую деятельность как правоверный гуманист. Когда он приехал во Флоренцию, ему еще не было тридцати лет, но он был уже автором нескольких латинских трактатов на моральные и эротические темы, а главное — автором латинской комедии, которой он долго мистифицировал знатоков, выдавая ее за античный подлинник. Но во Флоренции он сразу понял, насколько вопрос о языке являлся жгучей и злободневной культурной проблемой. К тому же споры на эту тему уже разгорались, и «народный» язык имел уже немало сторонников среди литераторов и политических деятелей. И вот Альберти решительно к ним примыкает и в 1441 году организует во флорентийском соборе публичный поэтический конкурс на лучшее итальянское стихотворение на тему о дружбе. Премии никому не присудили и, вообще говоря, конкурс провалился. Объясняется это не столько низким поэтическим уровнем представленных стихотворений, сколько открытой оппозицией гуманистов, которые воспрепятствовали и второму конкурсу, затеянному Альберти. Однако гораздо более действительной пропагандой народного языка были сами литературные произведения Альберти; его многочисленные итальянские трактаты на морально-политические темы и книга «О семье» являются и поныне классическими образцами итальянской прозы.
К архитектуре Альберти подошел поздно, но вся вторая половина его жизни была ей посвящена. Первая постройка, связываемая с его именем, палаццо Ручелаи во Флоренции, датируется концом 40-х годов. Но главный толчок к занятиям архитектурой Альберти без сомнения получил в Риме. Решающую роль здесь сыграло страстное увлечение его, как гуманиста, античным Римом и упорная археологическая и топографическая работа над памятниками. Сохранился небольшой топографический трактат Альберти на латинском языке, в котором описан изобретенный им прибор для съемки и который служил приложением к недошедшему до нас плану. Кроме того, несомненно, что Альберти производил многочисленные обмеры, о чем свидетельствуют многие замечания в его архитектурном трактате.
С другой стороны, весьма существенным импульсом к его практической и теоретической работе в области архитектуры явились в 50-х годах грандиозные строительные проекты папы Николая V, который по заслугам сумел оценить дарование и ум Леон-Баттисты Альберти и сделал его своим ближайшим советником по вопросам архитектуры. Предполагалась полная перестройка Ватикана и построение нового храма на месте обветшалой старой базилики св. Петра. Проекты Николая V остались проектами, и от них, к сожалению, никаких следов не сохранилось, однако это был первый почин к осуществлению той строительной программы, над которой работали все лучшие силы Италии в течение следующих двух столетий. Участие Альберти в планировке мирового города, вероятно, с особой остротой дало ему почувствовать мировое значение новой архитектуры.
Именно к 50-м годам и относится написание «Десяти книг о зодчестве». По свидетельству современников, Альберти в 1452 году читал трактат Николаю V, который, вероятно, и вдохновил его на эту работу. С этого момента и в течение последних 20 лет своей жизни Альберти занимает своеобразное положение высоко авторитетного консультанта по архитектурным делам. Обращаясь к нему за советом, некоторые заказчики поручали ему и составление проектов, как Малатеста в Римини и Гонзага в Мантуе. Но какова была степень реального участия Альберти в постройке приписываемых ему зданий, остается вопросом столь же темным и спорным, как и вопрос об оценке архитектурного творчества Альберти и его значении для развития итальянской архитектуры. Спор на эти темы продолжается, и исследователи раскололись на две противоречивые группы. Одни, как например Штегман и Шлоссер, отмечая низкое художественное качество приписываемых Альберти произведений, а также их стилистическую пестроту и поэтому — неуловимость личной манеры мастера, считают его дилетантом и признают за ним в лучшем случае роль проектировщика, возлагая всю художественную ответственность на помощников Альберти, то есть на реальных строителей, как-то Росселино (палаццо Ручелаи) и Бертино (Санта Мария Новелла) во Флоренции, Пасти (Сан Франческо) в Римини и Фанчелли (Сант Андреа и Сан Себастьяно) в Мантуе. Другие, как например Геймюллер и Виллих, считают Альберти не только гениальным художником, но самой крупной фигурой в итальянской архитектуре XV века, смелым новатором, который предвосхитил многие идеи и приемы высокого Ренессанса и барокко и который, являясь создателем целой школы, оказал огромное влияние на Лаурану и тем самым на Браманте. Мало того, апологеты Альберти готовы приписать ему такие шедевры, как палаццо Питти во Флоренции и Канчелярию в Риме, которые принято связывать с именами Брунеллеско и Браманте.
Время для категорического разрешения этого спора, видимо, еще не назрело. Доля истины имеется и на той и на другой стороне. Действительно, во всех произведениях, для которых документально установлено то или иное участие Альберти, несомненно имеется налицо некоторая сухость, тяжесть и даже грубость; однако, с другой стороны, столь же несомненно, что Альберти во многом оказался новатором (ордерное расчленение дворцового фасада — палаццо Ручелаи, введение мотива триумфальной арки в оформление фасада — Сан Франческо в Римини, так называемый «большой ордер» и ритмическое расчленение боковых нефов — Сант Андреа в Мантуе и т. п.) и благодаря своему авторитетному положению оказал влияние на многих мастеров. Так, если термин «школа Альберти» и звучит, пожалуй, слишком громко, то во всяком случае во многих, особенно в римских, постройках конца XV века (палаццо Венеция, Сан Марко) чувствуется типичный для Альберти «холодок» и свойственная ему антикизирующая манера. Однако историческая роль Альберти-архитектора заключается в том, что он ввел в архитектуру Ренессанса ту, если можно так выразиться, гуманистическую и археологическую струю, которая явилась очень жизненным элементом во всем последующем развитии европейской архитектуры, которая нередко, конечно, вырождалась в сухой академизм, классицизм и даже эклектизм, но которая в творчестве хотя бы Виньолы и Палладио составляет живую, неотъемлемую характеристику художественного образа.
Как бы мы ни оценивали Альберти как архитектора-практика, исключительное историческое и принципиальное значение его «Десяти книг о зодчестве» совершенно бесспорно. В отличие от трактатов по живописи и по скульптуре, которые главным образом адресованы к художнику-практику, книга об архитектуре является своего рода архитектурной энциклопедией, в которой проблема зодчества в целом разрабатывается со всей мыслимой в то время шириной и глубиной и со всей строгостью, доступной тогдашним научным методам анализа и исследования.
Трактат рассчитан на книжно образованного читателя и ставит себе целью пропагандировать в научных кругах архитектуру как науку, как искусство и главное как одну из важнейших областей культуры, а также дать в руки просвещенному строителю и заказчику такое руководство, которое заставило бы его отнестись к своей задаче со всей серьезностью. Поэтому он и написан на латинском языке. Предположение некоторых исследователей, будто существовала первая итальянская редакция, — мало вероятно. «Десять книг о зодчестве» были напечатаны лишь после смерти автора, в 1485 году.
Это произведение представляет очень много особенностей, которые, несомненно, затрудняют его чтение для современного читателя. Прежде всего — язык и манера изложения, которые русский переводчик старался сохранить. Совершенно справедливо указывая на неряшливость и темноту изложения Витрувия, Альберти стремится выражаться яснее и красивее. Кроме того, из чувства своеобразного римского патриотизма он тщательно избегает греческих терминов, которыми Витрувий широко пользуется. Поэтому Альберти пытается создать свою, латинскую терминологию, подчас весьма вычурную, а когда ему не удается подобрать латинского слова, ему приходится оперировать сложными описательными оборотами. Наконец, желая украсить свою речь, он иногда весьма неудачно вводит риторические обороты в самые деловые описания и этим очень утяжеляет изложение, не говоря уже об архаическом способе словесной передачи некоторых математических понятий, например дробей. Словом, не в пример его итальянским научно-популярным трактатам, как например «О живописи» или «Математические забавы», написанным блестяще и где Альберти является творцом научной прозы, в трактате об архитектуре он со своей стилистической — для его времени, правда, непосильной — задачей не справился.
Второе, что должно смущать читателя, это необычайное обилие цитат — часто скрытых — из древних авторов, обилие всяких анекдотов и наивно-фантастических сведений. Конечно, в этом сказывается гуманист с его безграничным пиэтетом к античности. Однако при ближайшем рассмотрении этот пиэтет совсем не так уж безграничен. В отличие от средневековых авторов и от многих гуманистов, просто щеголяющих своей начитанностью, Альберти относится к своим источникам, для своего времени, в достаточной степени критически. Таково его отношение даже к Витрувию, которого он берет за образец. Кроме того, не следует забывать опять-таки безграничной любознательности человека эпохи Ренессанса, который, желая познать как можно больше и как можно больше расширить свой кругозор, обладал доверчивостью, кажущейся нам поистине невероятной и наивной.
И, наконец, еще одно. У Альберти — это, впрочем, относится ка всем трактатам эпохи Ренессанса до Палладио включительно — бывает очень трудно различать четкую грань между античностью и современностью. Когда Альберти говорит о цирках, термах или театрах, ясно, что он занимается археологическими реконструкциями, когда он говорит о частном городском доме, ясно видишь перед собою флорентийский палаццо, но в других случаях, как например в описаниях дворца, мавзолея, башни, мы имеем дело с таким сложным конгломератом античных описаний, собственных обмеров и, наконец, просто фантазий проектирующего архитектора, что приходится подходить к этому скорее как к художественному произведению, чем как к документу.
Однако, если читатель преодолеет все эти трудности, перед ним раскроются большие художественные ценности. Трактат Альберти — первая, и пожалуй последняя, попытка охватить всю архитектуру как единое целое. Альберти часто даже сравнивает архитектурное произведение с организмом, с живым существом. Этот обобщающий философский подход к предмету выгодно отличает Альберти как от Витрувия, который в этом отношении беднее и схематичнее, так и от позднейших теоретиков, которые по большей части дают скорее практические руководства. Кроме того, это — первая эстетика архитектуры, написанная архитектором, причем таким, как Альберти, ученым энциклопедистом в лучшем смысле этого слова, стоявшим на вершине культуры своего времени. Этим объясняется одна, чрезвычайно для нас ценная, черта его эстетики. А именно Альберти, обладавший отмеченной нами исключительной политической и классовой зоркостью, делает первую в истории попытку социологического объяснения законов архитектуры. В начале четвертой книги, когда он исчерпал все функциональные, утилитарные и, так сказать, внехудожественные категории, он, прежде чем перейти к проблемам «красоты» и «украшения», заявляет, что различие архитектурных форм и разнообразие построек определяется не только исследованными условиями, но зависит и от потребностей тех социальных групп людей, для которых строятся здания. Далее Альберти разворачивает блестящие архитектурно-социальные характеристики, как например знаменитое описание крепости тирана и резиденции доброго правителя. В особенности интересно и увлекательно описание виллы, которое перекликается с аналогичным описанием поместья в трактате «О семье».
Но главное, что поражает при более пристальном изучении альбертиевского трактата, это — его необычайная цельность. Несмотря на постоянные отступления, на частые повторения, свидетельствующие о том, что текст не подвергся окончательной шлифовке, о чем бы Альберти ни говорил: о мировой гармонии, воплощенной в художественном образе, или о том, как выводить клопов, он — и читатель это чувствует — никогда не забывает о целом, об архитектуре как о некоем подобии живого организма, как о продукте живого творчества, в котором запечатлелась вся полнота жизни.
Еще при жизни Альберти многие архитекторы и просвещенные любители знали о существовании трактата, многие, наверное, читали его в рукописи. Потребность в «итальянском Витрувии» давно назрела. Альберти умер в 1472 году и при жизни не успел окончательно отделать рукописи для печати. Это, не всегда удачно, пытался сделать после его смерти его двоюродный брат Бернардо. Книга была напечатана впервые в 1485 году с посвящением Лоренцо Медичи, написанным Анджело Полициано. В следующем году появляется первое печатное издание текста Витрувия. В течение XVI века трактат Альберти по своей популярности не уступает Витрувию, которого начинают усиленно переводить и комментировать. Характерно, что на латинском языке «Десять книг о зодчестве» переиздавались только в первой половине XVI века. Зато появляются многочисленные переводные издания: на итальянском языке (1546) в переводе Лауро, затем (1550) в знаменитом и лучшем переводе Бартоли, переиздававшемся много раз, на французском языке (1553) в переводе Мартэна и на испанском языке (1582) в переводе Лозано. В XVIII веке в Англии много раз переиздается итальянский текст Бартоли с английским переводом Леони (1-е издание 1726). Немецкий перевод с латинского оригинала, сделанный Тейером, вышел в 1912 году.
Первое русское издание трактата, выпускаемое издательством Академии архитектуры, рассчитано на два тома. Первый том содержит текст трактата, переведенный с латинского подлинника. В распоряжении переводчика и редакции имелись все (кроме рукописей, хранящихся в Италии) основные источники: три латинских издания (инкунабул 1485 года, хранящийся в Ленинградской публичной библиотеке, парижское — 1512 и страсбургское — 1541 года) и переводы Лауро, Бартоли, Мартэна, Леони и Тейера, а также изданная Бонуччи предполагаемая авторская итальянская редакция первых трех книг. Однако работа над сильно испорченным текстом представляла исключительные трудности и обнаружила многочисленные неточности и вольности прежних переводчиков. Все же, поскольку переводчик и редакция воздерживались от конъектур в тексте, перевод сохранил немало темных и непонятных мест в тех случаях, когда текст подлинника безнадежно испорчен.
Тексту трактата предпослан фрагмент анонимной биографии Альберти, переведенный с латинского по изданию Бонуччи. Большинство исследователей усматривают в этом документе автобиографию мастера, что далеко нельзя считать доказанным.
Особенные трудности были связаны с выбором иллюстраций. Рисунки Альберти к его трактату не сохранились, поэтому редакция остановилась на гравюрах первого итальянского издания Бартоли 1550 года, которые воспроизведены полностью. Рисунки эти отнюдь не являются рабочими чертежами и нередко весьма неточно иллюстрируют текст Альберти. Однако, поскольку они хронологически ближе всего подходят к эпохе написания трактата, они являются более достойным и стильным украшением книги, чем пышные гравюры итальянских и английских изданий XVIII века или чем сухие чертежи, приложенные к немецкому переводу Тейера. Необходимые чертежи и схемы будут даны в комментариях второго тома. К автобиографии прилагается фотография с медали, которая хранится в Париже в собрании Дрейфус и которая, повидимому, является автопортретом Альберти.
Во второй том настоящего издания войдут следующие материалы: 1) перевод целого ряда альбертиевских текстов, тематически связанных с архитектурой вообще или с теми или иными проблемами, затронутыми в трактате, а именно: посвящение трактата «О живописи», адресованное Брунеллеско, письмо к Маттео Пасти о куполе Сан Франческо в Римини, «Математические забавы», «Трактат о пяти ордерах», отрывок из трактата «О душевном спокойствии» с описанием купола флорентийского собора, отрывок из трактата «О семье» с описанием загородного поместья и др.; 2) подстрочный комментарий к текстам первого и второго томов, где, помимо предметных объяснений, будут освещены текстологические вопросы, а также приведены параллельные места из тех источников, которыми так широко пользовался Альберти; 3) ряд статей на темы: биография Альберти, Альберти-архитектор, Альберти-техник, источники Альберти и т. д.
Второй том будет иллюстрирован снимками с произведений, связанных с именем Альберти, а также портретами, чертежами, схемами и иллюстрациями из других старых изданий.
ОГЛАВЛЕНИЕ
От редакции... V
Фрагмент биографии Леон-Баттисты Альберти.XIX
Посвящение Лоренцо Медичи.. 3
Предисловие, вкратце касающееся благ, пользы и необходимости архитектуры, а также целей и порядка предпринятого автором труда ... 5
КНИГА ПЕРВАЯ,
которая озаглавлена «Об очертаниях»
Глава первая. Об очертаниях, их значении и смысле..11
Глава вторая. О поводе к устройству жилищ. Из скольких частей слагается существо архитектуры и чему каждая из этих частей служит . 12
Глава третья. О местности и климате или о воздухе, о солнце и о ветрах, изменяющих этот воздух..11
Глава четвертая. Какая местность более всего и какая менее всего удобна для сооружения зданий...17
Глава пятая. На основе каких указаний и соображений должна быть исследуема пригодность местности...20
Глава шестая. О некоторых более сокровенных преимуществах, а вместе с тем и недостатках местности, которые также должны быть исследуемы предусмотрительными..22
Глава седьмая. Об участке и о видах линий.24
Г лава восьмая. О видах, формах и фигурах участков и о том, какие из них полезнее и устойчивее...25
Глава девятая. О членении, в чем заключается существо строительства. . 29
Глава десятая. О колоннах и цоколях и о том, что относится к колоннам . 31
Глава одиннадцатая. О том, сколь полезны крыши как для обитателей, так и для прочих частей здания. О том, что они по природе разнообразны и потому должны строиться разнообразной формы...33
Глава двенадцатая. Об отверстиях зданий, то есть об окнах, дверях и прочем, что не проходит сквозь всю толщу стены, об их числе и величине .. 35
Глава тринадцатая. О лестницах и их видах, нечетном числе и количестве ступенек, о площадках, дымоходах и водостоках, жерлах очага, отводе рек и надлежащем положении и размещении колодцев и клоак ... 38
КНИГА ВТОРАЯ,
в которой ведется речь о материале
Глава первая. О том, что здание не следует начинать необдуманно, а сначала надо много времени обсуждать и взвешивать, каким и каких размеров должно быть сооружение, и затем внимательно рассмотреть и исследовать, по указаниям опытных людей, все здание в целом и отдельные размеры каждой части не только на чертеже или рисунке, но и в моделях и образцах, сделанных из досок или из чего другого, чтобы по окончании здания тебе не жалеть о сделанном.41
Глава вторая. О том, что ничего не следует предпринимать свыше сил и противного природе и что следует принимать во внимание не только то, что ты можешь, но и то, что тебе подобает, и то, в каком месте ты будешь строить..44
Глава третья. Определив по отдельным частям модели весь план здания, следует посоветоваться об этом с людьми сведущими, и прежде, чем строить, хорошо будет не только выяснить, откуда возьмутся средства, но и заготовить заранее все остальное, необходимое для строительства . 45
Глава четвертая. Что нужно заготовить для постройки, каких мастеров выбирать и в какую пору, по мнению древних, следует рубить деревья 47
Глава пятая. О хранении срубленного леса и обмазывании его, о средствах против его возможных болезней и о надлежащем его размещении . . 49
Глава шестая. Какие деревья более пригодны для строительства и каковы их природа, применение, польза и пригодность для каждой отдельной части здания..51
Глава седьмая. Снова о деревьях вкратце...55
Глава восьмая. О камнях вообще, когда они должны быть добываемы и когда применены в дело, какие мягче, выносливее, лучше и долговечнее. 56
Глава девятая. Кое-что о камнях, достойное упоминания, переданное древними..58
Глава десятая. Откуда и когда брать кирпичи, как их делать и сколько видов их. О полезности трехугольных камней и о пластических изделиях вкратце.60
Глава одиннадцатая. О природе извести и гипса, их применении и видах, в чем они сходствуют, а в чем разнятся; и кое о чем другом, достойном упоминания...63
Глава двенадцатая. О трех видах песка и их различиях и о различии строительных материалов в разных местностях..66
Глава тринадцатая. Имеет ли значение для начала строительства соблюдение времени, какое время подходящее, и о том, с какими молениями и при каких предзнаменованиях следует класть начало стройке.68
КНИГА ТРЕТЬЯ,
в которой речь о строительных работах
Глава первая. В чем заключается существо строительства, каковы части постройки и что для них потребно. О том, что основание не есть часть постройки. Какая почва более пригодна для будущего здания ... 71
Глава вторая. О том, что основания должны быть намечаемы линиями. По каким признакам познается крепость трунта..73
Глава третья. О том, что местности бывают различного рода и оттого ни одной не следует доверяться сразу, не выкопав сначала клоак или цистерн и колодцев; и о том, что в болотистых местах должны быть забиваемы до самого своего верха опрокинутые обожженные колья и сваи не очень тяжелыми молотками, но частыми ударами.75
Глава четвертая. О природе, форме и особенностях камней, об известковом растворе и вяжущих средствах ...77
Глава пятая. О сооружении фундамента по памятникам и образцам древних . 78
Глава шестая. О том, что отдушины или вентиляции должны быть оставляемы в более толстых стенах снизу доверху. Какая разница между фундаментом и стеной. Какие главные части стены. О трех видах кладки и о материале и форме цоколя...80
Глава седьмая. Об образовании, сочетании и связи камней. Какие камни тверже и какие слабее...83
Глава восьмая. О частях заполнений, оболочках, забутке и их видах ... 84
Глава девятая. О каменном поясе, связи и укреплении венцов. Каким образом многочисленные камни слагаются в твердыню стены..86
Глава десятая. О правильном способе возведения стены и соединяемости камней с песком.88
Глава одиннадцатая. О способах оштукатурования и облицовки стен, о скобах и средствах для их сохранности. О древнейшем законе зодчих и о средстве отражения молний..90
Глава двенадцатая. О прямых перекрытиях, о балках и стропилах и о соединении частей костяка между собой..93
Глава тринадцатая. О криволинейных перекрытиях, об арках, их различии и сооружении и о сочетании клиньев в арках..96
Глава четырнадцатая. О том, что бывают различные виды сводов, чем они между собою различаются, какими линиями образуются и каков способ их возведения..98
Глава пятнадцатая. О покровах крыш и их пользе и о видах, формах и веществе черепиц...102
Глава шестнадцатая. О полах по суждению Плиния и Витрувия и по сооружениям древних. О времени начала и окончания различных сооружений и о видах и свойствах воздуха...103
КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ,
озаглавленная «О сооружениях, предназначенных для всех»
Глава первая. Здания были созданы или для необходимости, или для удобства, или для наслаждения, все однако ради людей. О различном делении государства у разных народов. О том, что человек отличается от зверей разумом и знанием искусств, откуда проистекает разница между людьми и между зданиями.107
Глава вторая. Об удобном и неудобном местоположении городов, частью на основании сочинений древних, частью на основании собственного мнения ... 110
Глава третья. О протяжении, пространстве и величине городов, об очертаниях городов и стен и об обычаях и обрядах древних при выборе места для города..116
Глава четвертая. О городских стенах, бойницах, башнях, венцах, воротах и их створках..119
Глава пятая. О величине, форме и видах дорог военных и невоенных . . . 121
Глава шестая. О размещении мостов как деревянных, так и каменных, об их быках, сводах, арках, углах, береговых устоях, клиньях, пиронах, настиле и полотне ...124
Глава седьмая. О клоаках и их применении; о реках и каналах, служащих для судов.129
Глава восьмая. Об удобном расположении гаваней и о размещении площадей в городе.. 130
КНИГА ПЯТАЯ,
в которой трактуется о сооружениях для отдельных лиц
Глава первая. О крепости или жилище царя и тирана, их различиях и частях ..133
Глава вторая. О портике, вестибуле, атриуме, зале, лестнице, ходах, отверстиях, задних воротах, тайниках и потаенных убежищах, о том, чем различаются между собой дома правителей и частных лиц, равно как об отдельных и общих покоях князя и его супруги...136
Глава третья. О надлежащей постройке портика, атриума, столовых летней и зимней, дозорной башни и крепости. О свойствах обителей царя и тирана..138
Глава четвертая. Об удобном построении, расположении и укреплении крепости, будет ли она расположена на равнине или на горе, также об ограде, площади, стенах, рвах, мостах и башнях.140
Глава пятая. О том, как надлежит правильно располагать в крепости посты часовых и площадки, чем их укреплять, и о прочих вещах, необходимых для дворца царя или тирана.142
Глава шестая. Из чего слагается государство; где и как должны сооружаться дома правящих государством и жрецов. О храмах более крупных и мелких святилищах и капеллах ...143
Глава седьмая. О том, что военными лагерями для жрецов являются их обители. В чем обязанность жреца. Сколько видов обителей, где и как их размещать..145
Глава восьмая. О палестрах, публичных аудиториях и школах, местах и приютах для убогих и убежищах для больных как мужчин, так и женщин...146
Глава девятая. О сенаторской и судебной курии, храме и претории и о том, что для них требуется..148
Глава десятая. О том, что сухопутных лагерей существует три вида. Как следует укреплять лагери, и об этом на основании чужого мнения . . 149
Глава одиннадцатая. Об удобном расположении сухопутных постоянных лагерей и их величине, форме и частях...151
Глава двенадцатая. О кораблях и их частях. Также о морских лагерях и их укреплениях...155
Глава тринадцатая. О квесторе, откупщиках государственных доходов и десятины, зданиях для тех чиновников, которые ведают житницей, монетным двором, арсеналом, рынком, верфями и конюшнями. Также о трех видах тюрем и о их строении, месте и формах.157
Глава четырнадцатая. О частных зданиях и их различиях. О вилле и о том, чего следует придерживаться при выборе ее расположения и сооружении ее.159
Глава пятнадцатая. О том, что загородные постройки бывают двоякого рода. Об удобном расположении отдельных частей виллы, предназначенных частью для нужд людей, частью для животных, частью для прочих орудий и надобностей.161
Глава шестнадцатая. О том, что заботы управителя простираются как на животных, так и на жатвы, сбор плодов и на возделывание и обработку поля...163
Глава семнадцатая. О господском доме и вилле знатных, ее отдельных частях и их удобном размещении...165
Глава восемнадцатая. О том, какая разница между виллами богатых и городскими домами. О том, что постройки людей менее состоятельных должны приближаться, насколько то позволяют средства, к постройкам более богатых, и что надобно строить, больше считаясь с летом, чем с зимой.. 171
КНИГА ШЕСТАЯ,
озаглавленная «Об украшениях»
Глава первая. О трудности и отличительных свойствах предпринятого сочинения, причем автор отмечает, сколько труда, заботы и старания было затрачено при его написании ..175
Глава вторая. О красоте и украшении, о том, что из них проистекает и чем они между собой разнятся. О том, что следует строить по строгому правилу искусства. О том, кто является отцом и пестуном искусства . 177
Глава третья. О том, что зодчество пережило юность в Азии, расцвет у греков, а совершенную зрелость у италийцев...179
Глава четвертая. О том, что краса и украшение сообщаются всем вещам или умом, или рукою мастера. О местности и участке, о некоторых законах древних, установленных для храмов, и кое о чем ином, достойном упоминания и восхищения, чему однако верится с величайшим трудом 181
Глава пятая. Краткое повторение о пристойном членении и о разукрашивании стены и крыши. О том, что стройный порядок и мера должны быть соблюдаемы в сочетании частей..185
Глава шестая. Каким образом громады и тяжести величайших камней легче сдвинуть с места или поднять вверх..187
Глава седьмая. О колесах, втулках, роликах, рычагах, полиспастах и их величине, форме и фигуре..189
Глава восьмая. О винте и его нарезке. О том, каким образом тащить, везти и гнать тяжесть. Описание клещей, имплеолы и машины...192
Глава девятая. При оштукатуривании стен следует накладывать по меньшей мере три слоя раствора. Каковы их назначение и состав. О штукатурках и их видах, о приготовлении извести для штукатурки и о видах барельефов и расписных штукатурок..196
Глава десятая. Способ распиливать мрамор. Какой песок для этой цели пригоднее. О полировках мрамора, их сходстве и различии и об изготовлении раствора для накладывания...199
Глава одиннадцатая. Об отделке плоских перекрытий, сводов и поверхностей, находящихся под открытым небом.200
Глава двенадцатая. О том, что украшения отверстий придают очень много прелести, но представляют многочисленные и разнообразные трудности и неудобства, о том, что существует два вида ложных пролетов, и о том, что для каждого из них требуется..202
Глава тринадцатая. О колоннах и их украшениях, о том, что такое плоскость, что такое ось, профиль, выступы, углубления, утолщения, ошейник и повязка. 206
КНИГА СЕДЬМАЯ,
в которой трактуется об украшении святилищ
Глава первая. О том, что стены, храмы, базилики посвящены богам. О местности города, об участке и об его главных украшениях...209
Глава вторая. Из какого по преимуществу камня и камня каких размеров мы должны строить стены и кем первоначально были сооружены храмы...213
Глава третья. С каким умом, усердием и прилежанием следует сооружать храм и украшать его. В какие дни и где закладывать. Равно как и о разнообразном чине жертвоприношений...215
Глава четвертая. О частях храма, их форме и фигуре, о трибуналах [капеллах] и их положении...217
Глава пятая. О портиках храмов, входах, ступенях и об отверстиях и пролетах этого портика...220
Глава шестая. О частях колонны, о капителях и их видах.222
Глава седьмая. Об очертаниях колонн и их частей, о базисе, валах, выкружках, листелях и плинте. Об обломах, поясе, ступеньке, вале, валике, выкружке, каблучке и гуське... 224
Глава восьмая. О капителях дорической, ионической, коринфской и италийской.. 227
Глава девятая. Об архитраве капителей, фризах, плитах, поясах, модильонах, черепицах, каннелюрах и прочем, что относится к колоннам 232
Глава десятая. О полах храма, внутренних помещениях, месте жертвенника, стенах и украшениях стен.240
Глава одиннадцатая. О перекрытиях в храмах. О том, почему эти перекрытия должны быть сводчатыми...243
Глава двенадцатая. Об отверстиях храмов, окнах, дверях, створках, их частях и украшениях.241
Глава тринадцатая. О жертвеннике, причащении, а также о светильниках и канделябрах.. 248
Глава четырнадцатая. Происхождение базилики. О портиках, частях стен и чем базилика разнится от храма.250
Глава пятнадцатая. Об архитравных и арочных колоннадах, о том, какие у базилик колонны и карнизы, об их положении, равно как о высоте окон, их ширине и решетках, также о перекрытиях базилик, о дверях и их виде..252
Глава шестнадцатая. Об общественных памятниках, поставленных и воздвигнутых римлянами и греками в ознаменование своих походов и побед . 256
Глава семнадцатая. Следует ли в храмах ставить статуи и какой материал для них наиболее пригоден...259
КНИГА ВОСЬМАЯ,
которая озаглавлена «Общественные светские здания»
Глава первая. Об украшении дорог общественных, военных и городских. О том, где погребать или сожигать трупы...263
Глава вторая. О гробницах и различных способах погребения...265
Глава третья. О капеллах, гробницах, пирамидах, колоннах, пьедесталах и мавзолее... 269
Глава четвертая. Об эпитафиях, надписях и изваяниях...274
Глава пятая. О башнях и их украшениях..276
Глава шестая. О главных городских улицах. Как украшаются ворота, гавани, мосты, арки, распутья и форум..279
Глава седьмая. Об украшении зрелищных зданий, театров и цирков и о том, сколь велика их полезность..285
Глава восьмая. Об амфитеатре, цирке, гуляньях, местах отдохновения, о портиках для младших судей и их украшениях...293
Глава девятая. Об украшении курий, народных собраний и сената. О том, что города украшаются рощами, бассейнами, книгами, библиотеками, школами, конюшнями, пристанями, а также математическими инструментами .297
Глава десятая. О термах, их удобствах и украшении..301
КНИГА ДЕВЯТАЯ,
заглавие которой «Об украшении зданий»
Глава первая. О том, что следует соблюдать умеренность и бережливость как во всех делах общественных и частных, так особенно в строительном деле. Об украшениях домов царей, сената и консулов...305
Глава вторая. Об украшении городских и сельских зданий...309
Глава третья. О том, что части и члены зданий различаются природой и видом и должны быть украшаемы различными очертаниями и убранством 311
Глава четвертая. О том, какими картинами, растениями или статуями должны украшаться в частных домах полы, портики, площадки и сады . . . 314
Глава пятая. О том, что есть три вещи, которые более всего влияют на красоту и изящество зданий, а именно: число, фигура и размещение . . 317
Глава шестая. О соответствии чисел при разбивке участков и о производном правиле ограничения в гармониях и телах...322
Глава седьмая. О способе ставить колонны, их размерах и размещении . . 326
Глава восьмая. О некоторых наиболее важных ошибках зодчества . 328
Глава девятая. В чем обязанность осмотрительного зодчего. О том, что нужно для изящества украшения...331
Глава десятая. О том, что в особенности должен учесть зодчий, и о том, что ему необходимо знать..333
Глава одиннадцатая. О том, кому и как должен зодчий предлагать свои знания и свой труд..336
КНИГА ДЕСЯТАЯ и ПОСЛЕДНЯЯ, которая озаглавлена «Об исправлении здании»
Глава первая. О недостатках зданий и о том, откуда они берутся. О том, какие из них могут быть исправлены зодчим и какие нет, и о том, что портит климат...339
Глава вторая. О том, что вода особенно необходима для жизни, и о том, каковы ее различные виды.343
Глава третья. О том, что четыре задачи надлежит принимать во внимание в отношении воды, и о том, откуда вода рождается и пробивается и куда она стекает...345
Глава четвертая. О том, каковы приметы для нахождения скрытой воды . . 347
Глава пятая. О рытье и устройстве колодца и штольни..350
Глава шестая. О применении воды, о том, какие воды здоровее и лучше других и какие вреднее .. 351
Глава седьмая. О том, как проводить воду и каким образом ее можно применить для человеческих нужд...356
Глава восьмая. О цистернах, их применении и пользе...362
Глава девятая. О разведении виноградников. О том, как можно выращивать лес в болотистых местах, и о том, как помогать местностям, которые страдают от воды...365
Глава десятая. О дорогах, водных путях и плотинах.366
Глава одиннадцатая. О том, как позаботиться, чтобы в каналах не было недостатка в воде и ничто не мешало пользоваться ими...369
Глава двенадцатая. Какими плотинами укрепляется берег моря. Каким образом укрепляется гавань и вход в нее и посредством какого ухищрения удерживают неподвижную воду.371
Глава тринадцатая. Об исправлениях некоторых вещей и о разных средствах вообще. 375
Глава четырнадцатая. Некоторые мелочи, относящиеся к пользованию огнем 378
Глава пятнадцатая. Как уничтожать и выводить змей, комаров, клопов, мух, мышей, блох, пауков и тому подобных животных..373
Глава шестнадцатая. О том, как делать помещения зданий теплыми и прохладными, и об устранении и исправлении недостатков стен . . . 380
Глава семнадцатая. О том, чего нельзя предусмотреть, но что можно исправить, если оно совершилось..382
Том ІІ. Материалы и комментарии
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Второй том «Десяти книг о зодчестве» содержит, наряду с подробным комментарием к трактату Альберти, ряд текстов и материалов, в подавляющем большинстве случаев впервые переведенных на русский язык.
Основная трудность комментария к архитектурным трактатам Возрождения заключается в энциклопедичности этих трактатов. Подобный энциклопедизм требует и энциклопедического комментария. Если в классических трактатах по архитектуре мы ищем не готовых «мотивов», которые можно механически переносить в современную архитектурную практику, или готовых рецептов, которые достаточно заучить, чтобы проникнуть во все «секреты» и «тайны» классики, то мы не вправе искусственно и односторонне выделять в нашем анализе из сложного комплекса идей одну часть, игнорируя все остальные элементы. Поучительными в больших архитектурных трактатах Возрождения являются не «рецепты» и «шпаргалки», а метод архитектурного мышления, целостное объединение вопросов эстетики, социологии, техники и наук о природе; логика архитектурной мысли Возрождения станет нам ясной только тогда, когда мы будем отчетливо представлять себе общественный строй, технику, науку и идеологию этого исторического периода.
Такая энциклопедичность и широта подхода, отличающая теоретиков Возрождения, в первую очередь Альберти, особенно созвучна нашей социалистической эпохе. Альберти пытался синтезировать технику, искусство и науку, сочетать практику и теорию, опыт прошлого с новыми исканиями. Он не только строил, он сам производил раскопки, усердно изучал древних авторов, интересовался медицинскими и санитарно-гигиеническими вопросами, в период почти полной неразработанности теории сопротивления материалов и статики сооружений обнаружил подчас гениальную интуицию и понимание сложных технических проблем. В своем архитектурном творчестве он умело и тактично использовал опыт прошлого. Стремясь перекинуть мост от теории к живой практике, он чутко прислушивался к строителям-ремесленникам и много труда положил на создание научной литературы на народном итальянском языке. Целостность и разносторонность подхода к архитектуре — коренная и неотъемлемая черта Альберти. Различая «необходимое», «полезное» и «прекрасное», Альберти всегда мыслил все три момента в неразрывной связи и резко восставал против бесплодного украшательства. Уделяя внимание формально-художественным и техническим проблемам, Альберти никогда не забывал об идейной, социальной выразительности архитектуры. Та выразительность, к которой он постоянно возвращается, — это не абстрактная выразительность формально-искусствоведческих категорий, а выразительность живого человека, который создает архитектуру и для которого архитектура создается. Достаточно просмотреть у Альберти те места, в которых он устанавливает соответствие между различными формами архитектуры и различными слоями общества; «тиран», князь, жрецы, богачи, знать — их потребности и их социальное лицо ярко отражены в описании соответствующих сооружений. И наконец, Альберти — едва ли не первый попытавшийся систематически проследить эволюцию архитектурных элементов, взявший за правило начинать исследование не с схоластического, статического определения, а с гипотетической реконструкции возникновения того или иного архитектурного элемента, того или иного типа сооружения. У Витрувия такие гипотезы носят гораздо более эпизодический характер.
Разумеется, нельзя не видеть наряду с этим отрицательных сторон деятельности Альберти. Отражая прогрессивные устремления молодой буржуазии, Альберти вместе с тем не мог выйти из рамок классовой ограниченности; более того, если брать субъективные устремления самого Альберти, нельзя не видеть, что он часто стремился сделать все возможное, чтобы закрепить эти границы и эти рамки. Не будем говорить о том, что самый энциклопедизм его в условиях XV века не мог не быть до известной степени ограниченным: если в области искусства Альберти пролагал новые пути и его трактаты оказались манифестами нового стиля, то в области науки он по преимуществу был популяризатором, а кое-где (например в медицине) — простым компилятором.
В новых условиях своего времени он повторял самые реакционные высказывания рабовладельческого общества. Так, в книгах «О живописи» (см. стр. 41) он писал: «Если живопись пользовалась у греков таким почетом и уважением, что ими был издан закон, согласно которому рабам не разрешалось ей обучаться, то я считаю, что они поступали правильно, ибо искусство живописи всегда было наиболее достойно свободных дарований и благородных умов». Совершенно очевидно, что его «демократия», как и всякая буржуазная «демократия», — «демократия для сильных, демократия для имущего меньшинства» (Сталин). Пусть он заявлял, что «больше старается помочь многим, чем нравиться немногим» (стр. 172), что хочет быть «полезным своему народу», ai nostri (стр. 177), вне поля его зрения оставались широкие слои трудящихся классов, «низменная чернь», по его определению. «Демократизм» Альберти не шел дальше богатых и зажиточных ремесленников, дальше художников, т. е. новой интеллигенции, принимавшей непосредственное участие в создании буржуазной культуры.
В трактате «О семье» найдется немало оголенно-циничных рассуждений о мещанской добродетели и эксплоататорской бережливости; Альберти нередко разражается самой резкой бранью по адресу «плебса», «черни», «мужиков» и чертит самые злые карикатуры. В своей нелюбви к греческому и прославлении древнеримского он доходит порою до националистической ограниченности.
Понять Альберти, а следовательно, и критически принять то ценное, что заключено в его литературном наследии, можно только подойдя к нему конкретно-исторически. Всего ошибочнее было бы превращать его полную противоречий фигуру в носительницу какой-нибудь одной простой формулы или идеи. К сожалению, слишком часто пытались подменить конкретного Альберти элементарной схемой. Так, для Зомбарта Альберти — прямолинейный выразитель буржуазных идеалов собственничества, бережливости и домовитости, один из духовных предков мещанина Смайльса. Поэт, археолог, любитель музыки, спортсмен не укладываются в эту схему ограниченного купца. С другой стороны, попытка фальсифицировать эстетику Альберти и преувеличенно резко подчеркнуть в ней элементы платоновского идеализма (Флемминг) оставляет совершенно в тени черты реализма, пусть классово-ограниченного, но все же решительно обращенного к действительности, к человеческому, к «земному». Только представив Альберти во всей его противоречивой сложности, можно дать настоящий анализ и настоящую его оценку. Только анализ всей исторической среды может уяснить нам причины, почему энциклопедизм Альберти оказался ограниченным, почему, прокладывая новые пути в искусстве и давая здесь выражение новым стремлениям, Альберти в области науки либо повторял и популяризировал чужие теории, либо формулировал новые проблемы без полного их разрешения. Взгляды Альберти на искусство сложились в общении с художниками. Основы науки он почерпнул в университете, где еще господствовало схоластическое образование. Наука не пережила еще тех сдвигов, которые уже имели место в искусстве и литературе.
Не будем забывать также, что обращение к античности не носило в ренессансе характера рабского копирования. Здесь, разумеется, не было еще подлинного историко-критического подхода, но был совершенно определенный оценочный выбор. Писатели и теоретики Возрождения по-своему стилизовали античность. Выявить все творческое и самобытное этого периода можно лишь после того, как будет точно установлено, какими литературными источниками пользовались архитектурные теоретики ренессанса, остатки каких античных памятников имели они перед глазами, по каким путям шла реконструкция этих памятников, и как преломлялись произведения античности в новых исторических условиях. Словом, конкретно-исторический анализ классических трактатов по архитектуре представлялся издательству единственно возможным.
К сожалению, до сих пор ни архитектурное творчество Альберти, ни Альберти-теоретик не изучались именно с этой точки зрения. Литература об Альберти — это либо эмпирический и фактический материал без обобщений, либо весьма спорные обобщения, не подкрепленные в достаточной мере фактами. Достаточно напомнить, что до самого последнего времени давались две диаметрально противоположных оценки Альберти-архитектора, а самый трактат подробно не изучался: в оригинале (на латинском языке) он не переиздавался после 1541 г., и критического издания до сих пор не существует.
Произвольность обобщений Флемминга и др., пытавшихся вычитать у Альберти систему идеалистической эстетики в духе Платона-Плотина, показана в настоящем комментарии. Разрыв между голым эмпиризмом и произвольными обобщениями наиболее заметен в литературе об Альберти, появившейся за последние два десятилетия. С научной точки зрения нельзя сколько-нибудь серьезно считаться ни с бездоказательной попыткой «развенчать» Альберти, сделанной Шлоссером, ни с субъективной философией истории Ольшки, ни с реакционно-националистическими разглагольствованиями Вентури об Альберти, как «выразителе латинского духа». Новые документальные материалы, вместо того, чтобы содействовать приближению к подлинному облику Альберти, тонут в общей предвзятой концепции.
Мы обязаны распутать клубок противоречий, не смазывая этих противоречий. Как бы ни чуждался Альберти «черни» и «плебса», какие бы границы он ни ставил в своих политических прописях, тот факт, что он сознал необходимость перехода от латинского языка к итальянскому, что он понял потребность обогатить опытом практиков науку своего времени и приблизить науку к практическим задачам, имел бесспорное прогрессивное влияние и сыграл свою положительную роль в дальнейшем развитии итальянской культуры.
Мы не поверим Альберти, когда он заявляет, что написанный им по-латыни трактат «О зодчестве» написан для ремесленников. Конечно, он писал для богатых просвещенных заказчиков, а те воображаемые фигуры ремесленников, к которым он обращался, служили для него только поводом упростить изложение. Но не в декларациях и субъективных намерениях автора дело, а в том объективном результате, в которому они привели.
Только осторожно и внимательно проводя границу между идеалами Альберти и его исторической деятельностью, можно разобраться и в сложном вопросе о «социальной философии» Альберти. Альберти резко нападал на «тирана», отгораживающегося от народа в неприступной крепости, советовал держаться подальше от тиранов и не иметь с ними никаких дел, и тем не менее, кем как не тираном в альбертиевском смысле был Сиджизмондо Малатеста, для которого Альберти перестраивал храм С. Франческо в Римини. Быть может, поэтому Альберти и предпочитал всегда переносить вопрос из области политической в область моральную, вопрос о строе заменять вопросом о качествах правителей. Внимательный читатель заметит, что достаточно вычеркнуть моральные характеристики, и нельзя уже будет отличить тирана от «доброго правителя», который, по мнению Альберти, в не меньшей степени, чем тиран, должен быть огражден от «буйной толпы». И наоборот, как бы ни нападал Альберти на тиранов, он всегда готов был поступить к ним на службу, переименовав их в «добрых правителей», в «лучших», и закрыв глаза на их «беззакония».
Итак, нельзя Альберти верить на-слово, брать оторванно его высказывания о «тиранах», о «черни» и т. д. Обличения по адресу «тиранов» не помешали Альберти служить этим тиранам, а брань по адресу «черни» не помешала тому, что его творческое достояние по праву принадлежит народу, а не тем кругам, для которых он предназначал их сам.
Наконец, только выяснив общее состояние итальянской культуры XV века, можно правильно понять, что значило стремление Альберти сблизить теорию и практику. Стремление использовать опыт ремесленной среды, опыт крупных художников XV века, популяризировать научные сведения на родном языке отличало Альберти от гуманистов, как литературной школы, для которых подлинное образование, humanitas, заключалось в изучении античных авторов и в восстановлении «чисто классического» латинского стиля. Научные искания были чужды этим гуманистам, идеология которых выкристаллизовалась в период господства торгово-промышленной олигархии. Вопрос о превосходстве автора зачастую решался по признакам литературного стиля; от сочинений, написанных на «школьной» латыни, они отталкивались по соображениям не столько научного, сколько литературного порядка. Альберти был, если угодно, «радикальнее» гуманистов, но, с другой стороны, в нем было больше сходства с ними, чем, например, у Леонардо да Винчи. Литературные вкусы гуманистов, замкнутость княжеских дворов наложили на его писания более резкую печать, чем на Леонардо, которому были органически ненавистны «пересказчики чужих мыслей», придворные риторы — подражатели Цицерона. В глазах Альберти архитектор — просвещенный консультант при «добром государе»; титан Леонардо слишком хорошо сознавал, что ни один итальянский князь того времени не даст великому инженеру осуществить во всей полноте его необъятные замыслы. Альберти был склонен всю «черную работу» взвалить на «ловких» помощников зодчего, Леонардо стремился все сделать сам и в этой независимости чувствовал свое высшее призвание. Вопросам литературного стиля Альберти уделял неизмеримо больше внимания, чем Леонардо.
Мы должны знать все теневые стороны и не вправе затушевывать того, что замыкало Альберти в границы его класса. На этом фоне тем рельефнее выделяется прогрессивность его художественной архитектурной программы. В историю ренессанса XV век вошел как период утопических программ и грандиозных архитектурных проектов. Но исторические условия были слишком неблагоприятны для того, чтобы обеспечить осуществление этих замыслов. Классовая и политическая борьба, о которой читатель найдет сведения в статьях, помещенных в настоящем томе, не дала возможности осуществить те проекты, которые рисовались воображению передовых архитекторов.
Тот, кто прочтет биографию Альберти, увидит, что его скитания от одного герцога к другому, его неосуществленные проекты по перестройке Рима, тревожные времена римской курии — невольно заставляли его идеализировать строительную деятельность городских коммун. Все, начиная с утверждения, что наиболее величественными и украшенными должны быть «общественные здания», что частный человек и даже правитель не вправе притязать на блеск и величие, подобающие «общественному», все это — отголосок более старых традиций. А между тем, фактически деятельность Альберти была направлена чаще всего на возвеличение отдельного лица, и даже храм С. Франческо в Римини превратился в «святилище божественной Изотты», супруги герцога.
Но как бы ни идеализировал Альберти прошлую деятельность городских коммун, как бы ни стилизовал «под античность» свои описания и на какие бы компромиссы ни шел в своей деятельности, он сформулировал для будущего обширную архитектурную программу. Для последующих поколений «Десять книг о зодчестве» оказались неизмеримо более значительными, чем деятельность Альберти-архитектора. Все последующие теоретики цитировали Альберти, основывались на нем, использовали собранный им у античных авторов материал; выдающиеся архитекторы XVI века (например Палладио) стремились на практике соблюсти отдельные его указания. Будем ли мы читать трактаты Палладио и Скамоцци или комментарий Барбаро к Витрувию, всюду мы найдем редкие и явные следы влияния Альберти. Уже по одному этому трактат Альберти заслуживает нашего самого пристального внимания. Альберти — основоположник всей архитектурной теории ренессанса.
Огромное количество альбертиевых цитат из древних авторов переходит позднее из одного трактата в другой и не всегда проверяется по первоисточникам. Подробный анализ литературных источников Альберти сделает излишними подробные примечания такого рода в последующих советских изданиях классиков теории архитектуры. Этим же объясняется и помещение разного рода указаний справочного характера: о древних писателях (стр. 749—757), о старых единицах мер и т. п. (стр. 757—759).
Участники настоящего издания не располагали рукописями трактата и не могли произвести обмеров памятников. По этой причине издание — лишь приближение к критическому изданию и представляет собой попытку наметить лишь самые общие контуры творческого облика Альберти. Окончательное суждение об Альберти невозможно без длительной работы над рукописями трактата, над архивными документами и над изучением его памятников de visu. Но вся эта работа не может быть плодотворной без той предварительной кропотливой работы, которая впервые проделана в настоящем комментарии.
Не следует забывать, что трактат Альберти не был им окончательно отделан. Многие описания древних сооружений беглы и конспективны и говорят читателю слишком мало, если не обратиться к первоисточнику. Многих мест нельзя правильно понять, не обращаясь к древнему автору, которого цитирует Альберти; лучшее подтверждение этому — старые переводы трактата с их ошибками.
Поскольку систематическая работа над текстом и источниками до сих пор не производилась, издательство не считало возможным ограничиться в комментарии готовыми выводами, не подтвержденными доказательством. Комментарий должен был быть, по мысли издательства, научным, т. е. доказательным и обоснованным.
Следует помнить, что суть комментария не в пояснительных примечаниях, а в углубленном исследовании текста, имеющем целью исправить ошибки латинского печатного издания, способствовать правильному пониманию текста путем сопоставления с источниками и памятниками, показать ошибочность отдельных толкований и переводов, привести для спорных мест варианты толкований и, наконец, осветить важнейшие теоретические проблемы, затронутые в трактате. В последнем случае примечания иногда разрастаются в отдельные экскурсы (о пропорциях, органических аналогиях, о планировке города, о вилле, об эстетике и т. д.). При пространном цитировании древних авторов приходилось считаться с тем, что многие из произведений не переведены на русский язык, а некоторые из переводов устарели или давно распроданы и не переиздавались. То, что большие экскурсы включены в примечания, а не даны в форме монографии, объясняется учетом как удобства читателей, так и удобства композиции: выделить их из общей массы мелких примечаний, касающихся критики текста и источников, значило бы усложнить и без того сложный состав этого тома. Вместе с тем, сделано все возможное, чтобы облегчить пользование комментарием не только при параллельном чтении текста и комментария, но и в том случае, когда читателя интересует одна определенная проблема. Для этого введены по возможности чаще перекрестные ссылки в пределах комментария, и, пользуясь подробным предметным указателем к первому тому, каждый читающий может по соответствующим страницам альбертиевского текста (они проставлены во втором томе на полях) найти все сказанное по данному вопросу в примечаниях.
При беглом чтении может показаться, что в примечаниях уделяется слишком много места мелким расхождениям между античными авторами и Альберти. Хотя взятые сами по себе эти мелочи не всегда имеют серьезное значение, они чрезвычайно важны при решении вопроса о литературных заимствованиях, который представляет интерес не только для биографа Альберти, но и для исследования Возрождения в целом, позволяя на конкретном материале изучить соотношение между ренессансом и античностью.
В pendant к фрагменту анонимной биографии, помещенному в первом томе, второй том начинается с биографии Альберти, написанной Вазари и переведенной с миланезиевского издания «Жизнеописаний». О значении этого документа распространяться не приходится. Если не считать анонимной биографии, которая, быть может, является автобиографией, это первая биография Альберти, и притом биография, в которой большое внимание уделено Альберти-архитектору. Помещение вслед за нею мелких сочинений Альберти оправдано общим замыслом тома: не говоря об отдельных нитях, которые связывают их с трактатом «О зодчестве» (см. примечания на стр. 121—132), эти сочинения рельефно характеризуют универсализм Альберти. Впервые переведенные на русский язык сочинения о статуе и о живописи — такие же манифесты нового искусства, как и трактат о зодчестве. Письмо к Маттео Пасти о перестройке церкви С. Франческо в Римини имеет огромное значение для оценки практической деятельности Альберти-архитектора. «Математические забавы» и «Описание города Рима» обрисовывают математические познания Альберти и его археологические изыскания. Наконец, отрывок о вилле из трактата «О семье» — ценный документ, проливающий свет на социальные отношения и социальные воззрения эпохи, и яркая параллель к описаниям виллы в «Десяти книгах о зодчестве».
Если взять последующие архитектурные трактаты Возрождения, например Палладио и Скамоцци, то мы найдем в них в известной мере внешнее описание вилл, мало говорящее о том социальном укладе, применительно к которому создавались эти виллы. Отрывок о вилле, наряду с документами и текстами, помещенными в приложениях, вплотную подводит нас к вопросу о социологии итальянской виллы, без которой всякий архитектурный анализ неизбежно останется формальным и внешним. Описание виллы в «Десяти книгах о зодчестве»— одно из наиболее ярких мест трактата. Поэтому нельзя было не осветить всесторонне вопроса о вилле как в комментарии, так и путем параллельных текстов.
Комментарий распадается на две части: 1) статьи А. И. Венедиктова, А. К. Дживелегова, А. Г. Габричевского и В. П. Зубова и 2) подробные подстрочные примечания к трактату «О зодчестве», составленные В. П. Зубовым. Наличие подробной биографии Альберти, написанной Манчини и основанной на изучении архивного материала, позволило ограничиться очерком, намечающим основную внешнюю канву биографии и важнейших исторических событий. К биографическим сведениям приходится возвращаться и другим авторам, но в ином разрезе: статья А. К. Дживелегова имеет целью определить положительный вклад Альберти в культуру ренессанса, статья А. Г. Габричевского дает общую сводку данных, характеризующих деятельность Альберти-архитектора. Биографические сведения используются здесь или только для характеристики творческого облика Альберти, или в той мере, в какой они имеют отношение к истории отдельных построек. Самое существо задачи, поставленной А. К. Дживелеговым, вынудило его акцентировать положительные и прогрессивные стороны творчества Альберти. Чтобы не потерять исторической перспективы, читатель должен не упускать из виду всего, сказанного нами об исторической фигуре Альберти в целом.
Статья В. П. Зубова намечает некоторые обобщения и выводы из работы, проделанной им над текстом трактата и изучением его источников.
В комментарии введены дополнительные примечания инженерно-строительного характера, написанные Г. И. Бердичевским (к 1, 3, 6 и 10 кн.), А. С. Сирота (к 2, 4, 8 кн.) и А. М. Таршиш (к 5, 7 и 9 кн.). Эти примечания, составленные уже по написании В. П. Зубовым основной части комментария, всюду отмечены звездочкой. Дополнительное примечание к 4-й книге, введенное на стр. 412—413 в прямых скобках и отмеченное инициалами Г. Б., принадлежит Г. И. Бердичевскому.
Приложения содержат ряд текстов, теснейшим образом связанных с комментарием. Если не принимать во внимание старых и с современной точки зрения неудовлетворительных переводов Диодора и Плиния Младшего, все помещаемые отрывки появляются на русском языке впервые. Перевод отрывка из Диодора и двух писем Плиния Младшего сделан для настоящего издания заново. По отрывку из Диодора (Описание гробницы Осимандия) читатель может легче всего судить о подходе Альберти к античным описаниям архитектурных памятников. Отрывки из сочинений Колумеллы, Баррона, два письма Плиния Младшего, отрывки из сочинения Альберта Великого «О растениях», из сочинения Пьера де Крешенци «О сельском хозяйстве» и письмо Дж.-Ант. Кампани — все имеют целью, как уже сказано, всесторонне осветить вопрос об эволюции итальянской виллы. Вслед за этими отрывками помещен отрывок из сочинения Фр. Патрицци «Об устроении государства», посвященный вопросу о постройке города и обнаруживающий много точек соприкосновения с трактатом Альберти. Наконец, последние три приложения имеют непосредственное отношение к деятельности Альберти-архитектора; здесь помещены описание виллы «Lo Specchio» в Куаракки, построенной по проекту Альберти, проект перестройки Рима в XV веке и приписываемый Альберти (хотя и без достаточного основания) трактат «О пяти ордерах».
По поводу списка изменений латинского печатного текста, внесенных в русский перевод «Десяти книг о зодчестве» и предложенных в примечаниях (стр. 743—745), следует повторить то, что отмечено и во вступительном замечании к списку: исправления собственных имен сделаны условно и могли бы быть обоснованы только по рукописям. Не следует, однако, забывать, что автограф Альберти не сохранился, и в полной мере вопрос вообще решен быть не может. При издании перевода издательство стояло перед дилеммой: либо воспроизводить все искажения собственных имен вплоть до явных опечаток, либо решиться на исправления. Правда, разграничить ошибки переписчика и опечатки с одной стороны и ошибки самого Альберти с другой, — чрезвычайно сложная задача, и надо признать, что выдержанности в этом отношении не достигнуто, в особенности потому, что работа над комментарием продолжалась и после напечатания первого тома.
Однако наличие соответствующих примечаний в значительной степени нейтрализует этот недостаток.
Все иллюстрации настоящего тома ретушированы, и размеры оригинала не сохранены. В подписях по большей части указан источник, откуда взяты иллюстрации, причем сознательно введены два типа подписей: подписи типа «Tormentum по Вальтурио», «Гномон по Евклиду» означают, что рисунок иллюстрирует не столько самый предмет, сколько понимание его у данного автора, тогда как подпись в скобках «Тейер» или «по Тейеру» указывает на интерпретацию, приемлемую с современной точки зрения, или же служит простым указанием на источник. От иллюстраций к сочинениям «О статуе» и «О живописи» пришлось отказаться по той причине, что оригинальных рисунков Альберти не сохранилось, а позднейшие иллюстрации либо вовсе не иллюстрируют наиболее трудных и спорных мест, либо сами являются спорными. Так как оба сочинения, за вычетом этих нескольких спорных мест, ясны без чертежей, а подробный комментарий к этим трактатам, помещаемым здесь лишь в качестве дополнения к трактату «О зодчестве», завел бы слишком далеко, мы сочли возможным обойтись без иллюстраций.
Значение уго́льных скобок в тексте «Математических забав» указано на стр. 125. Прямые скобки в цитатах всюду означают добавления переводчиков или комментаторов.
К сожалению, от знаков ударения и придыхания в греческих цитатах пришлось отказаться по причинам технического порядка.
Издательство настоятельно рекомендует читателю до пользования вторым томом исправить ошибки в тексте первого тома, указанные в конце настоящего тома. Причины некоторых из этих ошибок указаны на стр. 263. Появление первого тома до завершения работы над комментарием при огромных трудностях, которые представляет текст Альберти, искаженный переписчиками его эпохи и типографами и во многих местах до крайности лаконичный, сделали эти ошибки почти неизбежныхми. Разумеется, каждое указание на другие ошибки будет принято с благодарностью.
Издательство и авторы считают своей обязанностью выразить здесь признательность библиотеке Академии наук СССР, библиотеке ВУАН в Киеве, Ленинградской публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина, Всесоюзной библиотеке им. Ленина в Москве, библиотеке Гос. Эрмитажа и всем лицам, оказавшим содействие в работе над настоящим томом.
СОДЕРЖАНИЕ
Джорджо Вазари. Жизнеописание Леон-Баттисты Альберти. Перевод с итальянского А. Г. Габричевского. 3—8
РАЗНЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ АЛЬБЕРТИ
Леон-Баттиста Альберти. О статуе. Перевод с латинского А. Г. Габричевского. 11—23
Леон-Баттиста Альберти. Три книги о живописи. Перевод с итальянского А. Г. Габричевского... 25—63
Леон-Баттиста Альберти. Письмо к Маттео Пасти. Перевод с итальянского А. Г. Габричевского... 65—66
Леон-Баттиста Альберти. Математические забавы. Перевод с итальянского В. П. 3убова... 67—100
Леон-Баттиста Альберти. Описание города Рима. Перевод с латинского В. П. 3убова... 101—108
Леон-Баттиста Альберти. Отрывок о вилле из трактата «О семье». Перевод с итальянского А. Г. Габричевского.. 109—120
В. П. Зубов. Примечания к разным произведениям Альберти . . . 121—132
КОММЕНТАРИИ
А. И. Венедиктов. Леон-Баттиста Альберти. Биографический очерк.. 135—155
А. К. Дживелегов. Альберти и культура ренессанса.. 157—183
A. Г. Габричевский. Альберти-архитектор. 185—233
B. П. Зубов. Источники трактата «О зодчестве»... 235—261
В. П. Зубов. Примечания к трактату «О зодчестве»... 263—681
ПРИЛОЖЕНИЯ
Диодор. Историческая библиотека, I, 46—49 (Описание гробницы Осимандия). Перевод с гречеекого В. П. 3убова.. 685—686
Колумелла. О сельском хозяйстве, I, 1—6; VIII, 3, 8 и 15 (Описание древнеримской виллы). Перевод с латинского В. П. 3убова . . 687—696
Варрон. О сельском хозяйстве, III, 4—5 (Описание орнитона). Перевод с латинского В. П. 3убова. 696—701
Плиний Младший. Письма, V, 6; II, 17 (Описание Тускской и Лаврентинской вилл). Перевод с латинского В. П. 3убова ... 701—708
Альберт Великий. О растениях, VII, 1, 14 (Описание сада). Перевод с латинского В. П. Зубова... 709—710
Пьер деи Крешенци. О сельском хозяйстве, VIII, 2—4 (Описание садов). Перевод с латинского В. П. 3убова ... 710—712
Джованни-Антонио Кампани. Письмо о вилле. Перевод с латинского В. П. Зубова... 713
Франческо Патрицци. Об устройстве государства. I, 9; VIII, предисловие, 1, 3—16 (О постройке города). Перевод с латинского В. П. Зубова. 714—727
Франческо Ручеллаи. Отрывок из семейного дневника (Описание виллы «Lo Specchio» в Куаракки). Перевод с итальянского А. Г. Габричевского.. 728—729
Джаноццо Манетти. Отрывок из жизнеописания Николая V (Проект перестройки Рима в XV веке). Перевод с латинского В. П. Зубова... 729—738
Леон-Баттиста Альберти (?). Пять архитектурных ордеров. Перевод с итальянского А. Г. Габричевского. 738—742
Список изменений латинского печатного текста, принятых в русском переводе «Десяти книг о зодчестве» и предложенных в примечаниях .. 743—745
Список сочинений Альберти.. 745—749
Сведения об авторах, сочинения которых упоминаются или использованы в книгах «О зодчестве»... 749—757
Справочные таблицы к «Десяти книгам о зодчестве» и комментарию . 757—759
Список литературы, упоминаемой в тексте, и литература об Альберти-архитекторе .. 760—766
Указатель собственных имен. 767—772
Географический указатель... 772—777
Предметный указатель. 777—791
Ошибки и опечатки, замеченные в первом томе. 792—793
