Правда, слуги не много и знали.
И постепенно Констанция пришла к мысли, что
никакой тайны не существует, что она
племянница Гильома, кузина Виктора, Жака и Клода. А ее родители погибли
какой-то
страшной смертью.
И Констанция тешила себя надеждой, что в конце
концов придет то время, когда
старый Гильом Реньяр откроет тайну ее прошлого и даже покажет могилы ее
родителей.
Время от времени повзрослевшая Констанция уже
ловила на себе настороженные
взгляды мужчин. В этих взглядах было что-то пока еще для нее непонятное. В
глазах
мужчин вспыхивал какой-то огонек, а на губах появлялась странная улыбка.
Констанция в ответ тоже улыбалась, но
беззаботно. И мужчины, словно в чем-то
уличенные, прятали свои взгляды. Если бы кто-нибудь из тех грабителей, которые
вечно
крутились в доме Реньяров, попробовал хоть жестом, хоть намеком или словом
обидеть
девушку, он бы прожил недолго — ровно столько, сколько летит пуля, выпущенная
из
пистолета одного из Реньяров.
А оружие в доме всегда было наготове. А может
быть, обидчика Констанции постигла
бы другая участь, как расправляются с непокорными своей воле Реньяры.
Правда, Констанция относилась к этому
спокойно, считая, что так и должно быть,
абсолютно уверенная, что то же самое происходит и у соседей и во всем мире. Ее
учили,
что всегда побеждает сильнейший, тот, кто более зол, свиреп и смел. А все
остальные не
достойны даже сожаления. Если человек не может себя защитить и позволяет, чтобы
его
убили, значит не стоит его и жалеть, значит он этого и заслуживает.
Вот в таких условиях росла и взрослела
Констанция.
Однажды Жак сказал Констанции:
— Ты уже большая и должна
уметь постоять за себя.
— Но ведь вы всегда
защищаете меня.
— Иногда нас может не
оказаться рядом и тебе самой придется бороться за свою жизнь
и честь. Поэтому давай я научу тебя стрелять.
Констанция с радостью согласилась, а старый
Гильом Реньяр согласно закивал.
— Правильно, Жак,
обязательно научи. Пусть это и не женское дело, но это искусство
никому еще не помешало. Не жалей ни пуль, ни пороха.
И Жак с Клодом принялись вдохновенно учить
Констанцию искусству меткой
стрельбы. После нескольких уроков рука Констанции окрепла. Она уже не
жмурилась,
услышав выстрел, не дергалась испуганно в сторону.
А еще через несколько недель Констанция
стреляла не хуже самого Виктора. Да и
верхом она ездила тоже отлично. Старый Гильом был очень доволен своей
воспитанницей.
Иногда по вечерам он спускался во двор, слуга
выносил заряженные пистолеты и
подзывал Констанцию. Та радостно подбегала к нему.
— Ну что, Констанция, ты
покажешь старому Гильому как метко ты научилась
стрелять?
Констанция уверенной рукой брала пистолет,
взводила курок и стреляла. Гремел
выстрел, Гильом Реньяр удовлетворенно хмыкал, видя, как пуля впивалась в ствол
старого
дерева.
— А еще? — говорил старик.
Констанция брала второй пистолет — и вторая
пуля ложилась рядом с первой.
Старый Гильом тоже брал в дрожащие руки
пистолет, долго и старательно целился,
зажмурив один глаз, затем стрелял. А потом беспомощно разводил руками.
— Что ж поделаешь, я уже
старый, рука потеряла былую твердость, да и глаза не те. А
ведь раньше об искусстве Реньяра знали и говорили все. Я мог с двадцати шагов,
почти не
целясь, попасть в маленькую монетку.
Но больше всего Констанции была по душе не
стрельба и не верховая езда, больше
всего ей нравилась тишина и одиночество. Но ей так редко приходилось бывать
одной!
Вечно рядом с ней крутился кто-нибудь из Реньяров или слуг.