Он долго стоял у окна, не обращая внимания на
холодный пронзительный ветер,
смотрел, как быстро плывут по небу лохматые тяжелые тучи. Время от времени в
разрывах появлялся бледный осколок луны.
— Неужели завтра не будет
погоды? Неужели будет лить дождь, и я не смогу
выбраться из дому?
Филипп плотно закрыл окно и забрался под
одеяло.»Господи, пошли завтра хорошую
погоду, я тебя прошу! Ведь мне обязательно, во что бы то ни стало завтра надо
увидеть
Констанцию, сказать ей слова. А как это сказать? — тут же задумался Филипп. —
Неужели я смогу признаться ей в любви?
Ведь я никогда прежде этого не делал. А
поверит ли Констанция моим словам?»
Филипп пошарил рукой под подушкой, нашел
перстень, завернутый в чистый носовой
платок, вытащил его и попробовал примерить себе на палец. Но перстень был
настолько
изящен и мал, что даже на мизинец левой руки Филипп не смог его надеть.»А если
он и ей
окажется мал, что тогда делать? — подумал Филипп. — Нет, у нее изящные тонкие
пальцы».Тут же Филипп вспомнил руки Констанции, вспомнил, как
Она гладила его по щекам, вспомнил, как он
сжимал в своей ладони ее подрагивающие
тонкие пальцы.»Нет-нет, он обязательно ей подойдет! Но главное, чтобы завтра
была
хорошая погода и чтобы она пришла к ручью...»
Как ни пытался Филипп Абинье уснуть, это ему
не удавалось. Он вновь подскочил к
окну, вновь распахнул его и вновь посмотрел на небо.
Кое-где появились просветы и тускло горели
звезды.»Ветер, ветер, дуй сильнее! —
попросил Филипп. — Разгони эти чертовы тучи! Разгони, пусть они летят
куда-нибудь на
океан, пусть там пойдет дождь! А здесь должно светить солнце. Я хочу, чтобы все
было
так, как всегда. А что сказать матери? — тут же подумал Филипп. — А, что-нибудь
придумаю».
Наконец ему удалось уснуть. Его сон был
прозрачным и ярким.
Струился прозрачный, как жидкое стекло,
ручей, мелкие рыбы порхали в его глубине.
Тени птиц касались глади воды. Шелестела глубокая трава, слышалось пение птиц.
И
Филипп видел большой белый камень посреди ручья, а на белом камне
Свою возлюбленную. Констанция сидела, поджав
под себя ноги, опустив руки в
Воду.
— Ты красивая, красивая, я
люблю тебя, Констанция! — шептал во сне Филипп.
Потом, вдруг, он услышал какой-то странный
звук и открыл глаза. Перед ним было
светлеющее окно и покачивающийся скрипучий
ставень. Дождя не было.
Он быстро умылся и тотчас принялся одеваться.
Наконец, облачившись во все чистое и
новое, Филипп спрятал перстень в карман и, стараясь никого в доме не
Разбудить, вышел во двор и направился к
конюшне, то и дело поглядывая на небо,
покрытое рваными белыми облаками.
Он оседлал лошадь и осторожно вывел ее из
конюшни. И тут прямо у него над головой
хлопнули ставни и распахнулось окно.
— Филипп, ты куда? —
послышался голос Этель. Парень растерялся и тут же принялся
соображать, что же сказать матери, как объяснить столь раннюю отлучку из дому.
— Я хочу съездить в
церковь, мама.
— В церковь?! — изумилась
женщина. — В пять часов утра?!
— Но ведь церковь, мама,
очень далеко.
— Ах, да, церковь далеко, —
кивнула головой женщина, и на ее губах появилась
улыбка. — Тогда, Филипп, тебе надо спешить, а то можешь опоздать.
— Да-да, мама, надо
спешить. Не беспокойся, я к полудню вернусь.
— Все понятно, Филипп, — женщина закрыла
ставни, а Филипп вскочил в седло и
тронул поводья.
Этель долго стояла у окна на холодном полу,
глядя, как ее сын едет по дороге, а потом
неожиданно сворачивает не налево, а направо.