—    Марсель, зачем ты говоришь гадости!

—    Да нет, племянница, я говорю правду.

—    Тащите этот сундук наверх! — строго приказала мадам Абинье и мужчины, кряхтя,
поволокли тяжеленный дубовый сундук, окованный железными полосами, на второй этаж.

Все более холодными становились дни. По утрам густой туман стлался над долинами и
холмов не было видно из окон дома Абинье. Иногда по целым дням шел мелкий
однообразный дождь.

Но ни туман, ни дождь, ни пронзительный холодный ветер не могли остановить
Филиппа. Он натягивал на плечи тяжелый кожаный плащ, седлал свою лошадь и каждое
утро отправлялся из дому к ручью. И каждый раз его сердце сжималось, каждый

Раз ему казалось, что Констанция будет ждать его в условленном месте.

Но день проходил за днем, а Констанция так и не появлялась у ручья. Об этом говорило
кольцо с жемчужиной. Оно висело на сучке и тускло поблескивало. Это было
единственное яркое пятно в мрачном сером пейзаже, ведь листьев на деревьях уже не
было, они, потемнев от дождей и тумана, лежали на земле.

Филипп садился на мокрый камень и пристально смотрел на сверкающий перстень,
думая о Констанции.»Где же она? Почему не приходит? Может, она забыла обо мне,
вычеркнула из своей памяти? Нет, этого не может быть, ведь не может же она забыть все,
что с нами здесь было! Может быть, с ней что-то случилось? Может, она заболела и
сейчас нуждается в помощи, а жестокие Реньяры даже не хотят помочь девушке?»

Но он тут же одергивал себя, понимая, что смотрит на старого Гильома Реньяра и на
его сыновей своими глазами и примеряет к ним свои отношения.»А ведь, как говорила
Констанция, все Реньяры жалеют и любят ее. Может быть, действительно, она больна?»

И он вспомнил, как в прошлом году поздней осенью простыла и лежала в бреду
Лилиан. Вспомнил, как она металась по подушкам, просила пить, вспомнил ее горячие
руки, растрепанные волосы, вспомнил озабоченное лицо матери с застывшими слезами на
глазах. Целую неделю Лилиан пролежала тогда, почти не приходя в сознание. Она
бредила, шептала какие — то имена, кому-то клялась в верности.

Мать сидела у изголовья ее кровати, потупив взор, и гладила дочь по щекам, а время от
времени клала на ее горячий лоб мокрое полотенце.Филипп входил в комнату сестры,
несколько минут стоял, чувствуя, что ничем не может помочь своей сестре. Но Лилиан
вскоре поправилась, и в доме Абинье все пошло своим чередом. По утрам Лилиан
готовила завтрак, мать занималась рукоделием, штопала белье. Служанка убиралась в
комнатах, а Филипп занимался хозяйством.

Дождь монотонно барабанил по шляпе, по плащу. Голые черные ветки подрагивали и с
них осыпались крупные капли.

Филипп протянул руку и прикоснулся к перстню. Он был холоден и влажен.

—    Ну, что же не идет твоя хозяйка? Я же так хочу ее увидеть, сжать ее тонкие пальцы в
своих ладонях, хочу признаться ей в своей любви. А если бы руки Констанции замерзли, я
бы сжал их в своих ладонях, поднес ко рту и жарко дышал на них. Но она не идет.
Может быть, она действительно меня не любит и я ей безразличен? Тогда почему она
меня поцеловала?»

И Филипп облизывал пересохшие губы и до хруста сжимал кулаки. Пора было уезжать,
но он каждый раз медлил, не находя в себе силы подняться с мокрого холодного камня.
Он подолгу смотрел на воду, но сейчас она уже не радовала его взор. Желтые и красные
листья проплывали по ручью как бесцельно прожитые дни. На душе становилось больно,
сердце сжималось, кровь стучала в висках. И он вновь продолжал произносить имя, как
будто оно было каким-то магическим заклинанием и могло заставить Констанцию
прийти-к ручью, бросив все, что удерживало ее в доме.

Откуда было знать Филиппу Абинье, что старый Гильом Реньяр, его заклятый враг,
занемог и постоянно требует к себе Констанцию, которая не может отойти от него ни на
шаг. С самого утра и до позднего вечера Констанция проводила возле своего опекуна. Тот