Жак растянулся на широкой скамейке, положив
под голову свою уже высохшую до
хруста ливрею.
» Ну вот и славно, теперь я смогу выспаться
как следует и никто не потревожит меня
до самого утра. Надеюсь, прокурору не придет в голову возвращаться домой ночью
«.
Жака мало беспокоило, что муж Мадлен может
застать здесь в доме его хозяина.
Больше всего слуге не хотелось покидать теплую, уже обжитую им кухню.
» Хороший дом, — думал Жак, наслаждаясь
теплом и уютом, — здесь все есть — и
вино, и еда, и овес в конюшне в достатке, хорошие слуги и хозяин, наверное, не
очень-то
интересуется, что из кладовки попало на его стол, а что съели и выпили тайком
от него.
Жаль, что не удастся задержаться здесь подольше «.
Жак хорошо знал привычки своего хозяина. Он
никогда не задерживался у своих
любовниц больше чем на одну ночь. А затем вновь шли поиски, упорные и всегда
успешные. Жак уже сбился со счета, в каких только домах ему не пришлось
побывать,
каких только женщин под покровом темноты он ни приводил в дом своего
Хозяина. Сперва слуга вел им счет так, словно
бы считал свои собственные победы. Но
постепенно такой образ жизни стал привычным и уже не вызывал сомнений в душе
Жака.
Ему казалось, только так и может существовать знатный дворянин, только так и
могут
себя вести светские дамы.
Самое странное — усталость сегодняшнего дня
не располагала ко сну. Лишь только
Жак устроился поудобнее, как вновь ощутил голод. Благо, кладовка располагалась
недалеко, а нож всегда был остро отточен.
И вскоре на большом блюде красовались толсто
порезанное холодное мясо и остатки
хозяйского хлеба. Жак с аппетитом поужинал во второй раз, а поев,
расчувствовался и
вспомнил о лошадях. Правда, дальше сочувствия Жак не пошел. Ему не хотелось
выходить на холод под дождь, тащиться в темноте в конюшню. Зато приятно было
представлять себя эдаким благодетелем, не забывавшим в моменты благополучия и о
судьбах других.
То, что не ели ни Анри, ни Мадлен, Жака не
занимало. Хозяева могли позаботиться о
себе и сами, к тому же, им сейчас было доступно то, от чего был отлучен Жак,
находясь в
одиночестве. Он еще подбросил дров в очаг и подвинул скамейку поближе к плите,
словно собирался изжариться. (?н лежал на боку, подложив под свою пухлую щеку
кулак.
» Это надо же, — изумлялся Жак, — полено
такое крепкое, не уковыряешь, а смотри,
не прошло и четверти часа, как оно уже разваливается на куски. А потом от него
ничего
не остается, кроме пепла «.
Жак тяжело вздохнул так, словно речь шла не о
полене, а о нем самом.
» Вот умру, и никто не вспомнит обо мне, что
жил на свете такой Жак, славный парень,
верный слуга. И никто обо мне не заплачет, никто не придет на мою могилу «.
Он еще раз вздохнул, потянулся пару раз,
зевнул и уснул сладким сном человека,
выпившего три кружки крепкого вина.
Виконт Лабрюйер подхватил Мадлен Ламартин на
руки и закружил по комнате.
Сумочка на длинной серебряной цепочке выпала из ее руки, и Анри ногой отбросил
ее
под столик.
— Боже, что ты делаешь, Анри! — восхищению
Мадлен не было предела, она словно
выплескивала из своей души все накопившееся там за последние дни.
— Я так люблю тебя, ты
пришел ко мне, ты понял, я тебя обманывала.
— Молчи, молчи, Мадлен. И
губы их вновь встречались в поцелуе. Мадам Ламартин
указала рукой на дверь, ведущую из гостиной.
— Там.
— Я все знаю, я уже успел
осмотреться в твоем доме, — Анри
Плечом отворил дверь и понес Мадлен по
гулкому коридору.
Дверь спальни была приоткрыта и в темноте
тускло мерцала
Золоченая спинка большой кровати.