— Жизнь меня научила этому,
мадемуазель.
— Ну что ж, надеюсь, жизнь
научит вас и другому.
Наконец-то Александр Шенье сумел совладать со
своим волнением.
— Простите за мою резкость,
мадемуазель, но я в самом деле очень взволнован. И есть
от чего. Я хотел бы написать письмо Колетте.
— По-моему, шевалье, вы
отлично справлялись с этим сами.
— Нет, мадемуазель, мне
хотелось бы, чтобы его написали вы.
— Что ж, садитесь, я продиктую вам. Но
Констанция тут же осеклась, такой злобой
сверкнули глаза молодого человека.
— Нет, мадемуазель, я хотел
бы, чтобы письмо было написано вашей рукой.
Интересно, — проговорила Констанция, —
неужели вам не хочется, чтобы Колетта
думала, что это у вас такой чудесный слог?
Хватит шуток, мадемуазель, и колкостей,
садитесь и пишите.
Ну что ж, это очень интересно, — Констанция
Аламбер все еще пыталась казаться
веселой. — Теперь мы с вами, шевалье, поменялись ролями — я пишу, а вы диктуете.
Констанция открыла крышку секретера, с
грохотом поставила стул и обмакнула перо в
чернила.
— Я слушаю вас, шевалье, только учтите, у
меня не так много свободного времени.
Александр наморщил лоб.
— Пишите: «Моя Колетта! Я
должна попросить у тебя извинения.»
Констанция засмеялась:
— Извините, шевалье, но это
не мой стиль, я никогда не прошу простить меня, и
девочка сразу же догадается, что письмо написано под диктовку.
— Мадемуазель, не
вынуждайте меня применять силу!
— И каким же это образом? —
Констанция отложила перо в сторону и вместе со
стулом повернулась к шевалье.
— Вы будете писать или нет?
— Я смогу писать только
разумные вещи, а вы предлагаете огорчить мою подопечную.
Ярость ослепила Александра Шенье, и он со
звоном вытащил шпагу и направил острие
в шею мадемуазель Аламбер.
— Я прошу вас, мадемуазель,
пишите!
— Да, вы в самом деле
влюблены, — отвечала на этот выпад Констанция, прикасаясь
мизинцем к остро отточенной шпаге.
— Пишите, мадемуазель,
иначе я не ручаюсь за себя.
— Шевалье, но неужели вы
способны убить беззащитную женщину?
— Вы сломали жизнь Колетты.
Но еще можно все исправить, мадемуазель, и я всего
лишь принуждаю вас к благому поступку.
— А если я не стану писать
под вашу диктовку? Острие шпаги чуть сильнее прижалось
к коже, оставив на ней маленькую вмятинку.
— Ну что же, шевалье, смелее, я не собираюсь
писать Колетте, я не собираюсь
коверкать ее будущую жизнь, ведь девочка не простит мне этого.
— Мадемуазель, пишите, или
же я убью вас! — острие шпаги красноречиво напомнило
о себе болью.
— Я не боюсь вас,
Александр, — сказала Констанция, — вы всего лишь интересны мне
как довольно редкий субьект. Ну почему, шевалье, вы не хотите довольствоваться
положением любовника и вам обязательно нужно стать мужем?
— Мы так решили с Колеттой,
— не очень-то убежденно сказал Александр и немного
отодвинул острие шпаги так, чтобы то не причиняло Констанции боли.
— Вы обманываете себя,
дорогой мой, а я желаю вам добра, вам и Колетте.
Возможности у любовника куда большие, чем вы можете себе представить, ведь в
обязанности мужа входит не только любить жену, но и содержать ее.
— Я прошу вас не напоминать
о моей бедности, мадемуазель.