—    Это не так уж страшно, Констанция, временами нужно вспоминать и о душе.
Остерегайся, Констанция, собственных интриг, пока еще не поздно. Мы расстаемся, и я с
радостью вспоминаю те дни, когда мы были с тобой. Я понимаю, ты не могла быть моей
женой, а я не мог быть твоим мужем. Но запомни, женщина еще не

Женщина, пока у нее нет детей. Надеюсь, Констанция, когда-нибудь ты поймешь это.
Ведь представь, как дрогнет твое сердце, когда ты заглянешь в глаза своему ребенку и
быть может, чувство матери спасет в тебе женщину.

—    Эмиль, не пытайся сделать мне больно, — Констанция поднялась со своего места,
давая понять, что разговор окончен.

Поднялся и Эмиль де Мориво. Некоторое время они стояли по разные стороны столика,
пристально глядя друг на друга.

—    Эмиль, ты сам не понимаешь, какую глупость совершил, оставив меня.

—    Прости, я не мог поступить иначе, — де Мориво сделал шаг, словно хотел обнять
Констанцию, но женщина сделала предостерегающий жест.

—    Лучше уйди так.

Эмиль, тяжело вздохнул, покинул гостиную. А на душе у Констанции сделалось
тяжело. Чужие неприятности не принесли ей настоящего счастья, не принесли облегчения.
Сейчас можно было упиваться победой, но женщина чувствовала себя опустошенной.

Ведь во всем мире существовало только двое людей, способных ее понять и обоих уже
не было. Смерть унесла и виконта Лабрюйера, и графиню Эмилию.

—    Анри, — прошептала Констанция, — ты был несправедлив ко мне, но поверь, более
благородного человека, чем ты, я не встречала в своей жизни. Благородного не по
поступкам, а по образу мыслей, ведь благородство не в том, чтобы следовать условностям,
а в том, чтобы никого не обманывать.

Констанция снова опустилась в кресло и прикрыла лицо руками. В такой позе и застала
ее Шарлотта.

Темнокожая служанка с удивлением смотрела на свою госпожу. Не так уж часто ей
приходилось видеть Констанцию плачущей.

— Он не стоит вас, мадемуазель, — прошептала Шарлотта, опускаясь рядом с
мадемуазель Аламбер на низкую скамеечку.

—    Я плачу не о нем, Шарлотта.

—    Ничего в мире, мадемуазель, не стоит ваших слез.

—    Я плачу о себе, ведь я так одинока. Темная, цвета шоколада рука Шарлотты легла на
белоснежную ладонь Констанции.

—    Забудьте обо всем, госпожа, вы будете счастливы.

—    Сколько раз, Шарлотта, я уже слышала такие слова, но счастья как не было, так и
нет. Сперва кажется, что оно в деньгах, во власти, но потом, получив и то и другое,
понимаешь, ты могла быть счастлива и в прежней жизни, если бы вела себя по-другому. Я
словно злая фея, приносящая людям только горе.

—    Не думайте об этом, госпожа.

—    Нет, Шарлотта, иногда следует подумать над тем, правильно ли ты живешь и смогла
ли ты дать кому-нибудь счастье.

—    Вам нужно отдохнуть, мадемуазель, я приготовлю вам ванну.

—    Хорошо, Шарлотта, спасибо тебе за заботу.

Когда Констанция переступила край ванны и теплая вода коснулась ее нежного тела,
женщина почувствовала, как куда-то далеко уходят ее заботы, мысли о других. Душистый
аромат наполнял комнату, золотистые лучи солнца, отраженные водой, играли бликами на
потолке.

«И вновь вода приносит мне успокоение, — подумала Констанция, — как раньше,
когда я сидела на теплом камне посреди ручья, любуясь бликами стремительно несущейся
воды. Только теперь вода стоит на месте точно так же, как остановилась моя жизнь. Ведь
это только иллюзия, что я живу, чужие заботы занимают мое существование. Зачем тебе