—    Не знаю, не знаю, — успокаивал свою возлюбленную король, — счастье то, что ты
жива, то, что я рядом с тобой и могу тебе хоть чем-то помочь, хоть как-то облегчить
страдания.

Придворный лекарь беспрерывно готовил снадобья. Он приносил все новые и новые
склянки, а король Витторио, как хороший ученик, благодарил доктора Тибаль-ти и тут же
принимался мазать тело Констанции.

Она лежала и под маской горько улыбалась.

—    Боже, это ужасная пытка для тебя, Витторио.

—    Нет, — это не пытка, Констанция, это всего лишь господь Бог проверяет,
действительно ли я тебя люблю.

— Ты хочешь сказать, Витторио, господь Бог пытается доказать мне, как сильна твоя
любовь?

—    Не знаю, может быть.

Король Витторио одну за одной, стараясь не пропускать, мазал кровоточащие язвы
серой дурно пахнущей мазью. И сам он весь уже давным-давно провонял лекарствами,
гноем, кровью и мало походилна короля, на того короля Пьемонта Витторио, который
шествовал по залу своего дворца, перед которым придворные склоняли головы. Он
больше походил на убитого горем отца, который борется за жизньсвоей дочери.

Я задыхаюсь! — вдруг шептала Констачии

—    Позволь, я помогу тебе.

Король склонялся и аккуратно снимал маску с уже подсохшей впитавшейся мазью и
тут же принимался готовить следующую, а потом так же тщательно, как и предыдущую,
накладывал на лицо. Он брал куски ткани, обильно намазывал их и потом в эту ткань
пеленал израненное, зудящее тело Констанции.

— Вот видишь, дорогая, как все хорошо, когда ты терпеливо переносишь боль и не
капризничаешь.

—    Да, действительно, хорошо, — горько улыбалась под маской Констанция, — очень
хорошо, просто прекрасно.

—    Не злись, Констанция, через все это надо пройти.

—    Я понимаю, но ничего не могу с собой поделать, меня все время захлестывает злоба.

—    Да не стоит ни на кого злиться.

—    А я и не злюсь ни на кого, кроме себя.

— Тем более, не надо злиться на себя, будь терпеливой и спокойной, кроткой и
безропотной.

—    Король, тебе не кажется, что ты начал говорить, как священник?

—    Что ж, может быть, это не худшая роль.

Да нет, король, тебе эта роль совершенно не подходит.

—    Беда меняет человека, Констанция, только в горе он выглядит естественным, таким,
каким сотворил его Господь. А все остальное время он ведет себя неискренне, он лжет,
насмехается над другими, кичится, бахвалится. И только когда ему плохо, когда его
скручивает беда, он становится тем, чем есть на самом деле.

—    Если тебе верить, Витторио, то я, наверное, все время такая же мерзкая, как и сейчас.
Ведь все время я в беде и веду себя, исходя из твоей теории, естественно.

—    Нет, дорогая, к тебе это не относится, а ведешь ты себя вполне достойно и не
известно, как бы на твоем месте вел себя кто-нибудь иной.

—    А кого ты имеешь в виду, Витторио, свою жену?

—    Нет, я не могу представить королеву на твоем месте.

—    А себя?

—    Себя тоже.

— А на своем месте ты можешь кого-нибудь представить? — шептала из-под маски
Констанция.

—    Хотелось бы представить, — мечтательно произносил король Витторио.