— Вот этого мне не хочется, дорогой муж, —
странно улыбнувшись, заметила
Констанция. — Мне не очень хочется, чтобы монарх смотрел на меня не как на свою
подданную, а как на прекрасную женщину.
— Да нет, нет, Констанция, король Витторио
прям и честен. Он очень приличный
человек, он абсолютно не похож на тех, с кем ты была знакома прежде.
— Откуда ты знаешь, с кем я
была знакома прежде? — заметила Констанция.
— Я догадываюсь, дорогая.
— Ну что ж, можешь думать
все, что тебе заблагорассудится, Арман, но мне кажется,
мы можем опоздать во дворец, если ты будешь так долго думать и смотреть на меня
такими восхищенными глазами, — Констанция улыбнулась и прикоснулась руками к
огромной жемчужине своего медальона.
Граф де Бодуэн поклонился и быстро заспешил
отдавать распоряжения насчет кареты.
Когда он вернулся, Констанция все еще стояла перед венецианским зеркалом,
рассматривая свое отражение придирчивым взглядом.
— А твоя мать едет? —
обратилась Констанция к зеркалу, в котором она видела
отражение Армана.
— Да, по-моему, она тоже
приглашена, — ответил граф де Бодуэн.
— Хорошо, тогда поедем все
вместе. Так ты говоришь, Арман, король Витторио прям и
честен?
— Да, ты будешь восхищена
этим человеком. Он совсем не похож на всех остальных.
— Хотелось бы верить, —
заметила Констанция, поправляя шуршащие складки своего
платья.
А затем, прикоснувшись ладонью к парику,
немного пригладила и без того идеально
уложенные локоны.
На концерт были приглашены только самые
близкие и самые знатные вельможи.
Констанция заняла свое место, справа от нее сидел муж, а слева графиня Люция де
Бодуэн,
мать Армана. Арман и его мать смотрели по сторонам, раскланивались, следили за
всем
происходящим. А Констанция сразу же отдалась во власть музыки. Она прикрыла
глаза,
откинулась на спинку мягкого кресла, и ее мысли унеслись очень далеко. Играл
клавесин,
две лютни и флейта, а двенадцатилетний певец исполнял песни о любви.
Это было довольно-таки странное сочетание —
двенадцатилетний мальчик поет очень
серьезные песни о любви. Но Констанция на это не обращала внимания, ее мысли
были
там, где шумел водопад, катились прозрачные воды горного ручья, а в прозрачной
воде
стремительно носились сверкающие форели.
Констанция видела высокое безоблачное небо,
птиц, слышала их голоса. Картины
менялись одна за другой, перед ее взором возникали голубоватые холмы, дороги,
всадники, мчащиеся в разрывах тумана, слышались какие-то выстрелы.
И вдруг очень крупно, казалось, совсем рядом,
стоит протянуть руку — и можно
прикоснуться, она увидела лицо Виктора Реньяра. Констанция вздрагивала,
открывала
глаза: прямо перед ней былмальчик в таком же взрослом парике как все
присутствующие,
в таком же камзоле. Он, прикрыв глаза, пел.
И Констанция вновь уносилась своими мыслями в
прошлое. Она слышала голос
Филиппа Абинье, слышала где-то совсем рядом, будто он шептал ей на ухо:
— Констанция, Констанция, я
тебя люблю, я хочу, чтобы ты была счастлива, чтобы ты
была со мной рядом. Констанция, Констанция, не уходи, не уходи.
Но как будто бы налетали порывы ветра, и
голос Филиппа Абинье уносился куда-то
вдаль, и Констанция лишь слышала далекое эхо:
— Люблю, люблю .
Но она уже не понимала, говорит ли это Филипп
Абинье, то ли это голос Виктора
Реньяра, то ли она
Слышит шепот своего мужа Армана де Бодуэна,
который сидит рядом с ней и что-то
шепчет на ухо.