— Констанция, Констанция,
Констанция, пусть тебе поможет бог, пусть в твоем сердце
проснется ко мне любовь, пусть оно растает как кусок льда. «Боже, о чем я думаю,
что я
говорю? Она же жена моего друга. Я, король, который должен подавать своим
подданным
пример, думаю о жене своего ближнего. Что же тогда подумают обо мне другие?»—
Но
что я могу поделать, что? — сам себе задавал вопрос король Витторио.
«Я перепробовал все средства, ни эта женщина
не выходит у меня из головы — и она
должна стать моей, моей и только моей. Она всецело должна принадлежать мне, но
она
должна захотеть этого сама и по своей воле прийти в мои объятия». — Господи,
помоги
мне в этом и прости этот страшный грех, прости, если сможешь.
«Но если ты даже и не простишь это
прегрешение, я все равно желаю, чтобы эта
женщина была моей, ведь она создана тобой для меня, господи».
Король приложил свой горячий лоб к холодному
мрамору и вцепился руками в
золоченую решетку. Он так крепко сжимал золоченые прутья, что пальцы побелели и
казалось, вот-вот из — под ногтей брызнет кровь.
А Констанция продолжала стонать и кричать,
корчась на полу. — Ну, милая,
напрягись, — поддерживая голову Констанции, шептала мать-настоятельница, — ну,
давай же, давай! Констанция издала истошный вопль, который перешел в стон и на
руках
у одной из монахинь появился сморщенный розовый комочек, за которым тянулась
синеватая пуповина.
В соборе воцарилась глубокая тишина,
слышалось только прерывистое дыхание
роженицы.
И вдруг ребенок негромко вскрикнул. Но его
крик показался куда более
оглушительным, чем вопли матери.
— Кто? — прошептала
Констанция, с трудом открывая глаза. — Кто?
Перед ее взором все плыло, двоилось, и она
видела только, как розовый комочек
заворачивают в белую ткань.
— Кто, сын?
— Да, дитя мое, сын, —
сказала мать настоятельница, промакивая крупные капли пота
со лба графини де Бодуэн.
— Сын. — тихо прошептала Констанция, — слава
богу, мальчик, я назову его
Мишелем. Скажите Арману, что у него родился сын. Одна из монахинь с радостной
улыбкой на лице бросилась из собора туда, где под колоннами у портала стоял,
прижавшись головой к стене, граф Арман де Бодуэн.
— У вас сын, — сказала
монахиня и поклонилась.
— Сын? — граф как бы не
поверил своим ушам. — Ты сказала, сын?
— Да, да, сын, — засмеялась
молодая монашка и быстро скрылась за приоткрытой
дверью.
У меня сын. — все еще не веря в то, что
произошло, прошептал граф де Бодуэн, —
сын. у меня. А ребенок негромко плакал, и король, слыша этот слабый детский
голосок,
проскрежетал зубами:
— Это должен был быть мой
ребенок, мой, а не графа де Бодуэна. Почему я так
несчастен? Почему мне не везет, и эта женщина не желает стать моей
возлюбленной?
Почему я не встретил ее раньше?
Но произнося эти слова, король понимал, что
даже встреть он ее двадцатью годами
раньше, ничего не могло бы измениться. Браки короли заключают не по любви, а по
строго установленным правилам. И никакой король не в силах их изменить.
Наконец,
Констанция смогла открыть глаза и осмотреться.
— Где я? Где я? —
прошептала Констанция, видя над собой склоненные лица
монахинь.
— Ты в соборе, дитя мое, в
соборе. Ты родила сына, замечательного крепкого мальчика.
— Я родила в соборе. —
негромко произнесла Констанция, видя прямо над головой
скульптуру девы Марии. — Слава богу!