— Да-да, — закивала головой старая графиня де
Бодуэн, — мне тоже, если быть
откровенной, не понятно ее поведение.
Женщины смолкли, только перебрасывались
картами. Но через несколько минут
разговор вновь завертелся вокруг любимой темы — придворная жизнь.
— Королева, в самом деле,
прекрасная женщина, — сказала баронесса.
— Прекрасная, но
несчастная, — заметила маркиза.
— Ну что вы, полноте вам, —
старая графиня де Бодуэн посмотрела на маркизу, — у
короля прекрасный сын, прекрасный наследник, и его жена, в целом, счастливая
женщина.
Она в этой жизни получила все, что хотела.
— Вряд ли, вряд ли,
графиня, все. Ей хочется любви, а король холоден и, как женщина,
я понимаю, как тяжко это переносить.
Констанция сидела в детской над коляской
своего сына. Мальчик спал, лицо его было
безмятежным. Ребенок был похож на ангела. Констанция прикоснулась к его
кудряшкам,
пригладила их, наклонилась и нежно поцеловала спящего сына в лобик.
Ребенок приоткрыл глаза и, увидев над собой
склоненную мать, улыбнулся,
потянувшись к ней розовыми ручонками.
Констанция взяла руки сына в свои и
перецеловала каждый пальчик. Мишель
улыбнулся еще шире, но вдруг громко заплакал. Няня, дремавшая в углу, бросилась
к
ребенку.
— Мадам, мадам, он
наверное, хочет кушать.
— Нет-нет, дорогая, погоди,
— сказала Констанция, — я хочу с ним немного поиграть.
Ты можешь быть свободна, иди в соседнюю комнату. Я хочу побыть с ним одна.
Няня удалилась. А Констанция, взяв ребенка на
руки и крепко прижав к груди,
принялась расхаживать от одной стены к другой, тихо напевая ему.
Ребенок, убаюканный голосом матери, снова
уснул. Он, хоть и был тяжелым, но
Констанции казался легче перышка.
— Мишель, Мишель, скоро
вернется наш отец. Мы будем все вместе, он тебя так
любит и в каждом письме спрашивает, сильно ли ты подрос. Боже, почему моя жизнь
так
складывается? — шептала на ухо сыну Констанция.
Ребенок шевельнулся и на его пухлом розовом
личике появилась улыбка, но глаз он не
открывал.
— Спи, спи, малыш, это я так. Извини, —
попросила прощения у спящего сына
Констанция, продолжая расхаживать по комнате.
Она на несколько мгновений замерла у камина,
над которым висело большое зеркало в
массивной золоченой раме. Она всматривалась в свое молодое прекрасное лицо,
смотрела
на спящего сына, который спал, положив ей головку на плечо. Ее сердце билось, а
грудь
вздымалась.
— Боже, когда же, в конце
концов, вернется Арман? Когда кончится эта пытка? Когда
все перестанут косо смотреть в мою сторону и докучать своими расспросами,
грязными
намеками. Как мне все это надоело! Как хочется уехать! В Париж или в Мато.
Мишель,
мой маленький сын, расти как можно скорее. Как можно быстрее становись на ноги,
а
потом мы вместе уедем во Францию, покинем Пьемонт, Турин, этот дворец. Будем
жить в
другом месте, среди других людей, не таких злых, глупых. Мы будем жить в Мато,
я
расскажу тебе о том, как когда-то большущий рыжий кот спас меня от огромной
серой
крысы. Ты увидишь там портрет своей бабушки, моей матери, которую я, к
сожалению,
почти не помню. Там очень хорошие люди, очень большой старинный парк, много
красивых цветов. А еще не очень далеко океан. Констанция повернулась.
— Слышишь меня, Мишель, там
океан, по которому плавают корабли с большими
белыми парусами. А над синими волнами летают белоснежные чайки. Они кричат,
размахивают крыльями, зовут с собой. И может быть, мы с тобой, Мишель, покинем
Францию и поплывем по синему — синему морю куда-нибудь оченьдалеко, туда, где
нас