Пока же она решила, что кардинал озабочен делами государственной важности и его
сейчас занимает нечто иное. В подтверждение этого, казалось, говорило и то, что граф де
ла Мотт подошел к великому капеллану Франции и стал что-то шептать ему на ухо.

— А это, — торжественно объявила госпожа де Сен-Жам, — господин Бомарше. Автор
«Женитьбы Фигаро», не говоря ни слова, прижался губами к ладони Констанции, и она
почувствовала в этом поцелуе страсть мужчины, привыкшего овладевать женщинами.
Когда он выпрямился, Констанция увидела на его лице живую подвижную улыбку.
Констанции показалось, что, несмотря на возраст, Бомарше выглядит таким же молодым и
энергичным, каким его изображали на портретах десятилетней давности. Его
язвительными памфлетами зачитывалась вся Франция, и исключением не был даже
королевский двор. Людовик XV и его фаворитка мадам Дюбари, против которых были
направлены острия сатирических стрел Бомарше, ничего не могли поделать с этими
едкими и язвительными писаниями, потому что памфлеты были столь остроумными, что
над ними смеялись и сам король, и его многочисленные фавориты.

Полиция не успевала конфисковывать все новые и новые экземпляры обличительных
писаний, с быстротой вируса распространявшихся по Парижу и провинциям.
Познакомиться с Бомарше было мечтой любого француза, потому что этого знаменитого
автора знали все. Теперь и Констанция де Бодуэн входила в число тех счастливчиков,
которые удостоились чести быть представленными господину Бомарше. Точнее,
господина Бомарше представили ей. У Констанции сложилось впечатление, что сам
господин Бомарше в этой компании чувствовал себя не очень уютно. Впрочем,
дальнейший ход вечера рассеял эти сомнения. Знаменитый памфлетист и комедиограф
был язвителен и остроумен. Правда, соперниками были отнюдь не столь блестящие граф
де ла Мотт, господин де Лаваль и изредка вставлявшая свои замечания госпожа де Сен-
Жам. Констанция предпочитала помалкивать, вполне разумно используя свою роль
новичка.

К тому же, обе графини де Андуйе — молодая и старая — несмотря на нескрываемую
неприязнь к гостье с севера, именно ее избрали объектом, на голову которого они
изливали бесчисленные сведения о своих болезнях, неважных слугах, плохой погоде и т. д.
Констанция, тем не менее, посчитала, что это будет злом меньшим, нежели отвечать на
раздражавшие ее ухаживания графа де ла Мотта, которые выглядели тем более нелепо,
что здесь присутствовала его законная супруга. Сам же граф де ла Мотт, пользуясь
каждым удобным случаем, не уставал шепнуть на ухо Констанции какую-нибудь
скабрезность или, в лучшем случае, банальный комплимент. Иногда он куда-то исчезал, и
в такие моменты Констанция сразу же с облегчением переводила дух.

Обещанного графа Калиостро в салоне не было, но госпожа де Сан-Жам не уставала
повторять, что граф Калиостро непременно обещал появиться и вот-вот будет. А уж если
он обещал, это обязательно состоится. Не прибыл также и генеральный контролер
финансов господин де Калонн. Впрочем, его помощник, господин де Лаваль с изрядной
долей самоуверенности полагал, что его присутствие в салоне госпожи де Сен-Жам с
лихвой компенсирует отсутствие и графа Калиостро, и господина де Калонна. Де Лаваль
пытался заигрывать с дамами — правда, во вполне допустимых пределах, опустошал
блюда с закусками, стоявшие на столике в дальнем углу салона и не отказывал себе в
удовольствии опрокинуть лишний фужер шампанского. Пытаясь составить конкуренцию
господину Бомарше, Лаваль всякий раз терпел поражение, однако, судя по всему, это
ничуть не расстраивало его. Констанция даже подумала, что такой оптимизм и такая
жизнерадостность могут быть только у человека либо с абсолютно детским умом и чистой
совестью, либо напротив — у законченного негодяя. Судя по всему, и сон у господина де
Лаваля был крепким.

Ну что ж, плут так плут — решила она сама про себя. Главное, не иметь с ним никаких
дел.