утешителя страждущих, наставника заблудших, целителя немощных, еловом-на еще высший, сравнительно с предшествующими, подвиг "старчества", духовного руководства людьми. Так дивная сила Божья, постепенно направляя жизнь пр. Серафима все к высшему и высшему совершенству, соединила в ней одной различные подвиги, из которых и каждый в отдельности мог бы составить славу подвижника. И как отчетливо ясны и изумительно правильны начертанные десницею Вышнего пути к постепенному, все более и более усиливающемуся, духовному возрастанию пр. Серафима: детство под надзором добродетельной матери, отрочество в обстановке истинного русского благочестия и в духе истинной церковности, юношество в среде неиспорченных нравов, смена нослушаний иноческих, благоговейное, исполненное таинственных видений и откровений, служение в священных степенях диакона и пресвитера, затем постепенное восхождение как-бы но лестнице от земли к небу по степени возрастания духовной силы до образования особенная сосуда преизобильной благодати для сего и грядущего века — в иодвигах пустынника, столпника, молчальника, затворника, наконец, старца-наставника тысяч людей, ежедневно к нему приходивших. Нашедшие себе полное выражениф в лице св. Серафима общие христианские добродетели: всегда пламенная вера в Бога, полнейшее самоотречение во имя этой веры, необычайное смирение и всеобъемлющая любовь, соединенная с снисходительностью к слабостям и недостаткам других, а вместе с этим вонлощенные им в себе и лучшие идеальные черты русского духа: сердечная преданность православно, царю и отечеству, любовь к храмам, их благолепию, ко всему церковному и к православно-русскому строю жизни, — все это, в связи с редким богатством духовного опыта и особой проникновенностью в душу каждого, благодатными дарами прозорливости и чудотворений, не могло не поставить св. великого подвижника еще при его жизни в глазах православного русского народа прибежищем, духовною опорою и утешением страждущих и обремененных, скорбящих и озлобленные, милости Божией и благодатной помощи требующих. Таким действительно и был св. старец-наставник Серафим. Исполняя это свое великое сдужение, он делил свое время между обителью и пустыней, так называемой, ближней (в 2 вер. от монастыря). Отправляясь в эту свою иустыньку и возвращаясь оттуда, св. старец носил на спине котомку, набитую камнями и песком, поверх которого лежало св. Евангелие. "Томлю томящего мя", обычно отвечал он на вопрос, зачем он утруждает себя этой тяжестью. Пищу вкушал он только однажды в день, вечером. Спал св. старец, сидя на полу, спиной прислонясь к стене и иротянув ноги; иногда клал голову на кирпич или поленья; в последнее же время жизни он становился на колени и, поддерживая руками голову, спал, опираясь локтями на иол, а лицом к земле. Часто бывая у любизиого им Богословского родника (называвшаяся так по стоявшей около него иконе св. ап. и ее. Иоанна Богослова) в 2 вер. от обители, св. старец удостоился здесь явления Богоматери, во время которого, по преданию, явился новый, забивший от удара жезла Богородицы, источник (называемый "Серафимовымъ"). Обыкновенно, в обители и в пустыне, на пути и дома, св. старца окружало множество людей, жаждущих от него совета, утешения, вразумления, помощи и благословенья. Особенно велико бывало стечение народа в праздничные дни, когда св. старец возвращался из храма после принятия св. Таин. Идя медленно, с глубокой сосредоточенностью на своем светлом лице, он ни с кем не говорил, никого не благословлял и как бы ничего вокруг себя не видел. Он весь был полон св. радости и благоговейного сознанья соединения со Христом, и никто не осмеливался прикоснуться к нему. Только войдя в келлию, св. старец принимал носе