ИСТОРИЯ ОРДЕНА ТАМПЛИЕРОВ

1119 год: образование ордена тамплиеров

Чтобы проследить судьбу Плащаницы после завоевания крестоносцами Константинополя в 1204 году, необходимо рассказать ещё одну историю, которая сама по себе будоражит многие умы не менее, чем загадочный отпечаток: историю ордена тамплиеров, ибо именно они, видимо, на протяжении столетия хранили Первую реликвию.
В 1119 году в Иерусалиме "знатные люди рыцарского происхождения, преданные Богу, религиозные и богобоязненные, — рассказывал полвека спустя епископ Тирский Вильгельм, — заявили о своем желании провести всю жизнь в целомудрии, послушании и без имущества, предав себя господину Патриарху на служение по примеру регулярных каноников". Прошло несколько лет после завоевания крестоносцами Иерусалима, в Святую Землю устремился широкий поток паломников, надо было их охранять, — и несколько рыцарей предложили взять на себя эту заботу. Это казалось им, видимо, вполне естественным. Свой орден они назвали "Нищие рыцари".
То, что казалось нищим рыцарям "естественным", на самом деле было порождением нескольких далеко не "само собой разумеющихся" явлений. Вовсе не "естественно" было соединять веру в Христа с почитанием земли, где Он жил — в первые века христианства такого почитания не было. Вовсе не "естественно" было почитать эту землю до такой степени, чтобы тратить силы на путешествие туда, считая это более благочестивым занятием, чем дела милосердия — во все века христианства находились святые, считавшие такие паломничества видом ханжества. Вовсе не "естественно" было считать, что Святой землей непременно должны обладать святые, что власть мусульман над Палестиной оскорбляет Христа более, чем их власть над Аравией, что у христиан есть право и даже обязанность завоевать эту землю. На протяжении большей части христианской истории — до и после крестовых походов — многие христиане спокойно относились к тому, что не им принадлежат эти места.
Историки спорят, что появилось сперва: экономический рост в Западной Европе, рост народонаселения тут, позволивший и даже требовавший дать выход энергии где-то за пределами отчизны — или "духовный" рост, желание наконец-то "освободить" Святую Землю. Бесспорно то, что христианство в любом случае понималось в эту эпоху символически, — а точнее, более формально, нежели содержательно. Да и свобода понималась формально: как будто под властью христиан её больше, чем под властью мусульман. Тем более, коли речь идет о свободе не политической, а свободе от осквернения: словно христиане не оскверняют Святой Земли своими грехами. Однако, об этом не задумывались: было достаточно символической, поверхностной святости всякого, кто именовал себя христианином.
Кроме этой огромной "неестественности" средневекового христианства, готового к насилию ради символического торжества, есть в истории крестовых походов и тамплиеров "неестественность" иного рода. Крестовые походы не были только инициативой одного государства, ни даже результатом союза нескольких государств. Государственные деятели от пап до королей были среди организаторов, вдохновителей и участников крестовых походов, но не они определяли их дух и развитие, а люди, не причастные к государственной власти, действовавшие по своей инициативе, а не по приказу начальства. Крестовые походы были первым в истории Западной Европы (а может быть, и мира) выражением "общественного мнения", а не государственной воли.
Еще более то же можно сказать о рыцарях, которые решили посвятить свою жизнь охране крестоносных завоеваний и паломников. Они действовали по своей воле, принимая на себя всю ответственность. Они начинали нечто совершенно новое: подобных объединений еще не бывало, ведь речь шла не о новом монашеском ордене и вообще не об организации духовенства (так что ссылка на каноников-августинианцев была весьма приблизительна). В сущности, они организовывали первую из столь обычных для мира 20 века "неправительственных некоммерческих организаций", и способы, какими они действовали, воспроизводились бесчисленное число раз: пропаганда идеи, сбор средств. Единственное, что не говорилось рыцарями вслух, но что явно понималось всеми и что составляло самую суть идеи: успешно защитить паломников может лишь частная инициатива, а не государственная власть. Что быть паломником в Средние века означало рисковать, не надеяться на защиту центрального правительства, все и так слишком хорошо знали по тысячелетнему опыту.
Рыцарей было семеро, но общество (и летописцы) очень быстро поняли, что двое двигали всё предприятие: Гуго де Пэн и Жофруа Сен-Омер. В отличие от 20 века, в 12 столетии не было капиталистов, которые могли бы давать пожертвования, и пожертвования собирали с аристократии. Король иерусалимский уступил рыцарям церковь в собственном дворце к югу от развалин Храма Соломонова, чтобы они могли там собираться на молитву (главный признак отличия от прочих рыцарей). "Храм" на французском "тампль", и очень быстро в Иерусалиме рыцарей стали звать "те, что у Храма", "храмовники" — "тамплиеры". Официальное же название — "Нищие рыцари" — отошло в тень. Рыцари отправились в Европу собирать деньги на свою организацию. Де Пэн и Сен-Омер объехали Францию, Испанию, Англию, Германию, Италию. Большинство людей оставалось равнодушно к их просьбам, но очень многие откликались. Церковные и светские феодалы жертвовали деньги, а чаще — доход от того или иного владения или даже то или иное владение, — кто на время, кто в постоянную собственность ордена. Десятки людей вступали в орден. Впрочем, национальное деление давало себя знать, и основная масса (более половины) жертвователей и участников были французами — как и инициаторы. Тамплиеров из Франции были сотни, из Англии — десятки.

Бернард Клервосский: в защиту тамплиеров

Идею создания ордена поддержал св. Бернард Клервосский, соотечественник первых тамплиеров, сам герой частной инициативы (за четыре года до идеи де Пэна он основал монастырь, ставший ядром будущего ордена цистерцианцев). Бернард написал по просьбе де Пэна (с которым был в родстве) трактат "De laude novae militiae", название которого на русский правильно перевести как "Слава новому рыцарству", но хочется сохранить и при переводе латинское слово, ныне столь обрусевшее: "Слава новой милиции". Когда в 1128 г. поместный собор в Труа утверждал устав тамплиеров, сочинение Бернарда служило им идеологической программой, да и устав из 72 статей составил Бернард (а св. Джон Солсберийский посвятил всю шестую книгу своего сочинения "Поликрат" апологии нового, христианского рыцарства). Более того, Бернар предложил тамплиерам (и де Пэн принял) носить ту же одежду, что и монахи его собственного, цистерцианского ордена: белую. Только позднее тамплиеры стали нашивать на белую одежду красный крест — как и все, связанные с крестовыми походами.
Необычного в тамплиерах было то, что они совмещали монашество с войной, пожизненные обеты нищеты, послушания и безбрачия — с намерением орудовать мечами. Орден госпитальеров возник раньше — в 1070-е годы, — но воевать госпитальерам не разрешалось. Само монашество (и духовенство) не могло браться за оружие — ведь христианин не может убивать, и если возможно послабление для "обычных" христиан, то монах — "настоящий" христианин. А Бернард писал: "Солдаты Христа ... ни в малейшей степени не боятся ни того, что совершают грех, убивая врагов, ни опасности, угрожающей их собственной жизни. Ведь убить кого-либо ради Христа или желать принять смерть ради Него не только совершенно свободно от греха, но и весьма похвально и достойно" .
Конечно, Бернард не был кровожаден. Он ненавидел насилие и кровь, зло и ложь, и потому так обрадовался появлению тамплиеров, которые должны были с насилием бороться. "Новая милиция" была действительно нова относительно обычного рыцарства. Веками всадник с мечом, феодал, рыцарь, сражался за земное — ради имения, ради славы своего рода, своей нации (и это в лучшем случае, а то и просто ради наживы). "Новые рыцари" сражались за добро, ради Христа, а "если человек сражается за доброе дело, то не может сражение привести ко злу, точно так же как не может победа считаться благом, если сражение велось не за доброе дело или из дурных побуждений". "Прежняя милиция" любила почести, деньги, красивое вооружение — "новая милиция" защищала простой народ, держала себя скромно, оборонялась от демонов молитвами и обетами, прежде всего — целомудрием. "Прежняя милиция" истребляла людей, "новая милиция" истребляла зло (на латыни у Бернара выходил каламбур: одни занимаются "гомицидом" ("человекоубийством"), другие "малицидом" ("злоубийством"). "Новая милиция" оказывалась самым совершенным и активным элементом общества, воплощением единства светского и церковного, верно служащим и Церкви в целом, и Святому Престолу.
Предположение, что вовсе никакой милиции — ни пышной, ни скромной, ни женатой, ни неженатой — невозможно иметь христианам, не рассматривалось ни в 12 веке, ни много веков спустя. Главное же: очень рациональное, логичное обоснование необходимости борьбы со злом с мечом в руке не учитывало того, что мир и человек в основном иррациональны. Святой Бернард восхвалял тип "нового милиционера" за то, что "он не боится ни демона, ни рыцаря. Воистину не боится смерти тот, кто жаждет смерти". При этом святой не замечал, что "жажда смерти" — не христианская добродетель, а состояние души скорее демоническое или, во всяком случае, ненормальное. Жажда смерти не может быть разделена на жажду смерти своей или чужой, это жажда, через которую в душу входит пустота и мрак.

Устав тамплиеров

Первоначально тамплиеры делились на две категории: рыцари носили оружие, а служители — нет. Первые назывались "братья шевалье", вторые — "братья сержанты". К членству в орден не допускались женщины (во избежание соблазнов). Женатые рыцари в орден принимались, но они не могли носить белого одеяния. После смерти женатых тамплиеров их имущество отходило ордену, а вдове платили пенсию. Само мужнино поместье она должна была оставить, чтобы не попадаться на глаза храмовникам и, опять же, их не искушать. Первоначально в орден не принимали священников, но постепенно их стало довольно много, они образовали особый разряд членов (ибо священник все же не мог проливать кровь). Управлялся орден наподобие бенедиктинского: великому магистру принадлежала практически неограниченная власть, он созывал капитулы, назначая их членов, так что всегда мог подобрать лояльных к себе людей.
Папы издали несколько булл, даровавших ордену некоторые (не слишком важные по современным меркам) привилегии. Булла 29 марта 1139 Omne datum optimum даровала им автономию от местных светских и церковных судебных властей, разрешила обращать в собственность ордена трофеи. Булла 9 января 1144 Milites Templi давала индульгенцию жертвующим на орден. Булла 7 апреля 1145 года Milicia Dei разрешила тамплиерам строить особенные, орденские церкви и устраивать в их оградах кладбища для членов ордена.
Паломники, прибывавшие в Палестину, глядели на тамплиеров с восхищением и благодарностью, несколько преувеличивая значение тех, с кем непосредственно имели дело. Им казалось, что все замки в королевстве крестоносцев принадлежат либо тамплиерам, либо госпитальерам. Соответственно, и позднейшие историки часто преувеличивали значение ордена, его влияние и богатство.

Недовольство тамплиерами

Тамплиеры, хотя и взяли в руки меч, вовсе не превратились в машины для убийства. Их задачей было поддержание мира, и, по мере возможности, они исполняли свою задачу без насилия. Сейчас уже трудно вполне оценить все действия храмовников. Это тем труднее сделать, что довольно скоро те же самые власти, которые помогли ордену организоваться, стали возмущаться ими. Патриарх Иерусалимский (католический) был недоволен тем, что орден, которому он столько помог, перешел под власть Папы, — это ущемляло его достоинство. В 1153 году при осаде Аскалона великого магистра ордена обвинили в том, что он, желая занять город только силами храмовников, затруднил осаду.
Иерусалимский король Амальрик в 1165 году повесил 12 тамплиеров за сдачу арабам одной крепости близ Иерусалима. В отместку в 1168 году великий магистр ордена отказался поддержать поход на Египет, и тот захлебнулся. В 1173 году Амальрик пригласил в Иерусалим представителя ассасинов — исламского движения за освобождение Палестины, чье название во французском языке стало синонимом убийцы. Тамплиеры сумели обуздать ассасинов и даже обложили их ежегодной данью в две тысячи кусков золота; Амальрик намеревался освободить их от этой дани, — видимо, чтобы расширить свое влияние в стране. Некий тамплиер убил посла ассасинов прямо в Иерусалиме. Король арестовал убийцу, хотя великий магистр протестовал, и напоминал об иммунитете, которым были наделены братья. Впрочем, Амальрик умер в 1174 году, и если он и хотел уничтожить орден, ему это не удалось. Но после его смерти архиепископ Тира Вильгельм, который оставил наиболее подробные сведения о тамплиерах, писал о них для того, чтобы очернить и добиться роспуска ордена. То была нормальная ненависть власти к независимой организации. На Третьем Латеранском соборе 1179 года Вильгельм организовал выступление против всех вообще военных орденов, но добился лишь некоторого ограничения привилегий тамплиеров. Во всяком случае, он критиковал тамплиеров не за то, что они совмещали крест и меч, а за то, что делали это независимо от епископата.
Все же у большинства христиан тамплиеры вызывали восхищение. В подражание им в 1164-1170 годах были созданы испанские ордена Калатравы, Сантьяго, Алькантары, в 1198 по их уставу был составлен устав Тевтонского ордена. Примечательно, что, хотя и в Германии, и в Испании были замки тамплиеров, предпочитали создавать новые ордена, а не присоединяться к старым: сказывалась национальная замкнутость и уже тогда осознанное понимание, что конкуренция хороша и для "неправительственных организаций".
В 1160 году папа издал буллу, запрещавшую, помимо прочего, стаскивать тамплиеров с лошадей и как-либо иначе оскорблять их — и подобные буллы часто повторялась. В 1207 году папа Иннокентий III упрекал тамплиеров за то, что они каждому, кто жертвовал им в год три динария, гарантировали похороны по христианскому обряду, даже если жертвователь к моменту смерти был отлучен от Церкви. Но и тут Папу беспокоило не корыстолюбие ордена (сумма-то невелика была, да и нет ничего естественнее сбора средств на общественную организацию — правда, общественного контроля за тратами таких средств тогда не было; впрочем, и сегодня от такого контроля толку мало). Его беспокоило посягательство на власть Церкви отлучать и прощать. В 1265 г., споря с тамплиерами, папа Климент IV писал великому магистру, "Если Церковь на миг уберет руку, защищающую вас от прелатов и светских князей, вы никак не сможете устоять перед их нападками". Но убирать руку он не собирался.

13 октября 1307 года: тамплиеры — козлы отпущения

Когда 15 мая 1291 года арабы взяли Акру, это стало символом провала крестовых походов. Триста тамплиеров пали, обороняя город. В их числе, защищая пролом в стене, был убит великий магистр Гийом де Божо. Его преемником стал Жак де Моле. В отличие от других военных орденов, которые быстро смирились с потерей Палестины и перенесли свою деятельность в другие страны, храмовники настойчиво пытались следовать цели своего ордена, организовывая походы против арабов. Уже 19 мая 1291 г. пал Тир, в конце июня — Сидон, в июле — Бейрут, а рыцари все еще удерживали Шато Пелерин и Тортозу. В 1302 году, однако, египетская армия уничтожила последний гарнизон ордена на Востоке — крошечный, безводный островок Руад (рядом с Тортозой). И все же в июне 1307 года де Моле собрал в Париже, в замке тамплиеров, который так и назывался — Тампль, капитул, обсуждавший возможность нового крестового похода. Папа Климент V, незадолго до этого восшедший на престол, советовался о том же с великим магистром. Де Моле предлагал собрать 15 тысяч рыцарей и 5 тысяч пехотинцев обратившись для этого к западным государям. Он — как и другие люди той эпохи — еще не осознавал, что экономический подъем в Европе закончился, что новый век будет веком голода, чумы, и не о Святой земле станут мечтать отныне, а о своей, хорошо обустроенной, национальной землице.
Поражение крестоносцев — по крайней мере, отчасти — было вызвано именно тем, что европейские народы потеряли к Святой Земле интерес. Разумеется, сами европейские народы отнюдь не собирались себе в этой потере признаваться. Легче было взвалить вину на кого-то. Тамплиеры оказались особенно удобными козлами отпущения, во всяком случае там, где их было много: во Франции.
Неприязнь к храмовникам была пока всего лишь подсознательной, она могла преспокойно раствориться, не дойдя до дела. Ни в одиночку, ни толпой никто не посмел бы нападать на Орден как организацию.
Никто, за исключением короля Франции. Может быть, все государи Европы хотели бы уничтожить независимую от них организацию, может быть, все короли мечтали бы прибрать к рукам сокровища тамплиеров или поставить себя наравне с папами. Но только у короля Франции были в то мгновение поддержка всех сословий (и умение эту поддержку организовывать) и полнота власти — в том числе власти пытать и казнить.
Был у короля и опыт войны с организацией помощнее Ордена Храма — с самой Вселенской Церковью, с папством. Отстаивая свою независимость от Церкви, он организовал травлю папы Бонифация VIII; руководить травлей он поручил своему министру Гийому де Ногаре. Юристы и богословы создали к услугам Филиппа учение о том, что власть дана королю не папой, а непосредственно Богом, и в этом смысле равна папской и независима от нее в своей сфере. А уж как разграничить церковную сферу от светской, зависело все от тех же юристов. В 1301 году Филипп судил (и осудил) епископа Памье Бернара за ересь, симонию и государственную измену. Папа в ответ в декабре 1301 года издал буллу Ausculta filii, подтверждающую, что лишь папа может судить епископов, но уж никак не светская власть. Тогда 10 апреля 1302 года король созвал Генеральные Штаты — совершенно марионеточный орган, который послушно возмутился тем, что папа угрожает французскому народу. Доминиканец Жан Парижский выпустил памфлет, в котором восхвалял монархию как "совершеннейшее общество, в котором общее благо совершается через одного человека" и напоминал, что королевская власть древнее папской. Король добился своего, хотя отчасти: следующим папой был избран Климент V, хоть и не француз (гасконец), но достаточно смирившийся с независимостью французского короля человек. Филипп даже добился создания папской комиссии, которая бы посмертно осудила папу Бонифация VIII; впрочем, до осуждения дело не дошло, Климент V все-таки уступал лишь то, чего не мог не уступить.
Был у короля Филиппа и опыт ограбления невинных людей. Тамплиеры были далеко не самыми страшными богачами своего времени. Куда богаче были банкиры-ломбардцы, банкиры-евреи, — богаче и беззащитнее. Филипп уже в 1291 году начал арестовывать ломбардских финансистов. Остававшиеся на свободе надеялись, что король все же не собирается резать курицу, несущую золотые яйца; в 1297 году банкиры Альбуццо и Гвиди одолжили ему 200 тысяч ливров. Но денег король так и не вернул, а в 1311 году арестовали и остававшихся на свободе ломбардцев, имущество их было конфисковано в пользу казны. А 22 июля 1306 года Филипп организовал кампанию по аресту и изгнанию из Франции всех евреев — разумеется, с конфискацией имущества в свою пользу. Аппетит пришел во время еды, денег не хватало, и подошел черед тамплиеров. Процедура ограбления была отработана, хотя в данном случае все осложнялось тем, что христианин-рыцарь — не изгой, как иудей, он мог претендовать на защиту в суде. Значит, надо было изобразить тамплиеров изгоями и по возможности превратить суд в фикцию. 14 сентября 1307 года Филипп Красивый подписал приказ об аресте тамплиеров. В пятницу 13 октября арест 610 человек был произведен одновременно в разных частях королевства. По случайным обстоятельствам избежали ареста лишь 12 рыцарей, из них только один был важной фигурой: прецептор (то есть, руководитель всех французских тамплиеров) Франции Жерар де Вийе.

1307-1311 годы: тамплиеры глазами врагов

Король позаботился о том, чтобы соблюсти все судебные формальности — насколько возможно. Во всяком случае, он действовал как бы не по своей воле, а лишь по просьбе инквизитора Франции доминиканца Гийома Парижского (своего исповедника). Тамплиеры были обвинены не в том, что у них есть деньги, нужные королю (это ведь не преступление), а в том, что они — еретики. Ересь же — дело церковного суда, хотя казнь еретика формально оставлялась на усмотрение суда светского.
Во Франции, в отличие от Англии или Арагона, пытка была дозволенным орудием следствия. И здесь светская власть основывалась на церковном авторитете: в 1252 году папа Инноентий IV буллой Ad extirpanda разрешил пытку к применению мирскими властями в подобных процессах. Тамплиеров сперва пытали, потом допрашивали. В результате через считанные дни все арестованные тамплиеры сознались в том, в чем их обвинили. Решающими стали показания де Моле, данные 24 октября 1307 года. 25 октября великого магистра заставили повторить эти показания перед собранием профессоров Парижского университета: король раскручивал механизм пропаганды.
Показания были словно написаны под копирку: каждый признался, что при поступлении в орден отрекся от Христа, что при поступлении целовал в зад принимавших его рыцарей, что занимался мужеложством, поклонялся вместе с другими некоей таинственной голове, а также кошке (вот здесь показания расходились — кто говорил, что кошка была рыжая, кто помнил черную, кто белую). Правда, только меньшинство тамплиеров признались, что имели сношения с мужчинами, однако следствие удовлетворилось тем, что все заявили, что, либо на приеме в орден целовали зад принимавшего их рыцаря, либо слышали о таком обычае. Тамплиеры-священники признались, что во время мессы не произносили положенных слов, чтобы таинство не совершалось: этим они избегали наказания от Бога за совершение таинства в состоянии смертного греха.
Обвинения были сформулированы так, чтобы вызвать общую ненависть к тамплиерам как к вероотступникам. Даже гомосексуализм тогда считался, прежде всего, мусульманским обычаем (что совершенно неверно), признаком вероотступничества. Если бы суд проходил лет на сто раньше, вряд ли бы тамплиеров обвинили в поклонении кошке и колдовстве. Лишь со второй половины XIII века в Западной Европе появляется вера в колдовство как реальность. До этого (слава Богу, и в наши дни) Церковь считала колдовство самообманом, веру в ведьм и магов — суеверием, рассказы о сношениях с сатаной — фантазиями. В колдовство стали верить тогда, когда меньше стали верить в Бога. Уж тут нашлись люди, владевшие богословским языком (назвать их богословами было бы кощунственно, хотя ученые степени они носили), которые подвели словесную базу под охоту за ведьмами. Скверно было то, что вера в колдунов удовлетворяла и иррациональному в толпе, и давала пищу интеллектуалам: можно было веками рассуждать и писать очень логично и рационально (формально) о колдовстве как причине зла. Даже из Фомы Аквината умудрились надергать цитаток, чтобы подтвердить веру в колдунов (которую он не разделял).
Тамплиеры стали жертвами первой подобной охоты. Правда, если в 15-17 веках и большинство людей верили, что ведьмовство — реальность, и сами обвиняемые всерьез верили, что общались с сатаной, то первая охота на ведьм велась без подобной массовой истерии, хотя раздуть ее французские власти пытались.

1307-1311: тамплиеры глазами трезвости

Допросы тамплиеров позволяют увидеть, каков же был орден. То была вовсе не величественная международная организация, секретно управляющая всеми финансами огромных стран, определяющая политику королей, состоящая из надменных и пышно разодетых храмовников, а дышащая на ладан общественная организация, мало кого уже привлекавшая. Большинство ее членов были по мерке того времени стариками: средний возраст 115 арестованных в Париже тамплиеров составлял 42 года. Совершенно очевидно, что после потери Палестины приток новых членов в орден резко сократился, молодежи было ничтожно мало. Большинство арестованных не были ни феодалами, ни аристократами, ни богачами. Зато среди них были пастухи, сельскохозяйственные рабочие, были тамплиер-мельник, плотник, пахарь, пастух, никогда в жизни не бравшие в руки меча, вряд ли видевшие хоть одного живого араба. Для них членство в ордене было, прежде всего, подвигом благочестия. Большинство тамплиеров жило общинами по три-четыре человека, и уж, разумеется, не в пышных замках. Далеко не в каждой общине был священник. Никакой "международной сети" не было, даже в пределах одной страны связь общин была слабой. Из-за этого, к примеру, большинство провинциальных членов ордена не знали, что в 13 столетии иерархия католической Церкви запретила мирянам давать отпущение грехов (первоначально исповедь не обязательно совершалась священниками), и тамплиеры сохраняли практику, принятую еще в 12 веке, когда орден организовался. Это, может быть, единственное реальное упущение в орденской жизни.
Ни один европейский монарх не поддался соблазну повторить трюк Филиппа Красивого. Может быть, они были добрее, но уж точно — власти пытать у них было меньше, и в ту эпоху ни одно сословие их стран не одобрило бы такой охоты на ведьм (хотя через два-три века и Испания, и Англия очень даже оскоромились и пролили потоки невинной крови под пышными христианскими лозунгами). Король Англии Эдуард II писал, что обвинения "слишком уж невероятны". Правда, 10 января 1308 года магистр Англии Вильгельм де ла Мор бы арестован, но ему даже платили пенсию во время ареста, дали шестерых слуг из числа тамплиеров. В сентябре 1309 году в Англию прибыли двое инквизиторов — оба французы, первые и последние инквизиторы на английской земле, где инквизицию считали орудием чужеземной власти. Но без пыток они были беспомощны.
Король Арагона Яго II заявил, что орден доказал свою невиновность уже тем, что отважно сражался с арабами в Испании. И если во Франции большинство людей поверило в виновность тамплиеров — народ был един с властью, то за границами страны обаяние Филиппа Красивого не действовало. Уже в ноябре 1307 г. Христиан Спинола из Генуи писал тому же королю Яго II, что убежден: "Папа и король делают это ради того, дабы отобрать их деньги и организовать один орден из госпитальеров, тамплиеров и прочих братств, над каковым орденом король намеревается и желает поставить правителем одного из своих сыновей".
Вряд ли и Папа поверил обвинениям против тамплиеров. Однако более всего его волновало то, что Филипп Красивый вмешался в дело, подведомственное Церкви. Где только мог, Климент V пытался отстоять права церковной иерархии. Это прекрасно, беда только, что ради этого он готов был пожертвовать живыми людьми и истиной. 27 октября 1307 года Папа написал гневное письмо королю и послал во Францию двух кардиналов, чтобы они занялись рассмотрением дела и взяли в управление собственность тамплиеров. Впрочем, король им отнюдь никакой собственности не отдал, заявив, что сперва нужно окончить процесс.
Филипп был возмущен тем, что Папа позволяет себе подобную самостоятельность, и начал разворачивать кампанию против Климента V. Она повторяла кампанию против Бонифация VIII. Гнусно анонимные памфлеты обвиняли Папу во всех смертных грехах, восхваляли французов как самый католический из всех народов мира. На фоне таких памфлетов нападки на Папу, намеки на то, что он поощряет еретиков, со стороны сорбоннских богословов, Генеральных штатов, короля выглядели просто невинной критикой. 27 июня 1308 года на встречу с Папой в Пуатье были привезены 72 тамплиера (и число-то священное!), которые все в лицо ему повторили самооговоры. Папа сделал вид, что всему поверил. Однако, он продолжал отстаивать память своего предшественника Бонифация VIII, вопреки уговорам короля не снимал отлучения с Гийома Ногаре, наложенного ранее. Это было — с канцелярской точки зрения — ужасно смело, только тамплиерам, которых вздергивали на дыбу, это ничем не помогало.
Хуже всего было то, что 22 ноября 1307 г. Папа издал буллу Pastoralis praeeminentiae, приказывая правителям всех христианских стран арестовать тамплиеров и передать их собственность в управление своим представителям. Это был тактический ход: Папа как бы перехватывал инициативу и полномочия у Филиппа. В результате и в Англии, и в Португалии, и в Арагоне, и в других странах тамплиеры были арестованы (в Арагоне, правда, рыцари пытались сопротивляться, и выдержали довольно долгую осаду в одном из замков, но потом с почетом сдались). В этих странах их не пытали, содержали в очень приличных условиях. Беда же была в том, что в подобных процессах практически было невозможно добиться оправдания, механизм их просто не был на это рассчитан.

Тамплиеры и Плащаница

Западный хронист Робер де Клари, описывавший взятие Константинополя крестоносцами, упомянул и Плащаницу: каждую пятницу осажденные торжественно выставляли ее, причем так, "чтобы фигура нашего Господа был ясно видна". Слово "фигура" в 13 веке во французском могло означать и лицо, и все тело. Он называл ее "синдуан" — так француз произносил греческой "синдон" ("саван"). Может быть, так поступали и для того, чтобы защитить город от осаждающих. Но ни Плащаница, ни прочие святыни не защитили город, который так верил в покровительство святынь, — кстати, это ни на йоту не подорвало веру византийцев в силу святынь. Де Клари подчеркнул, что никто не знал, куда пропала плащаница. Часовня Фарос не была разграблена мародерами. Епископ Труа Гарнье де Трайне составил их тщательную опись, но Плащаницы в описи нет. Воцарившийся в Константинополе Болдуин запретил расхищать реликвии, но их все равно крали, и на Западе эти реликвии с благодарностью принимали. Монастырь в Клюни, к примеру, не постеснялся принять главу св. Климента из константинопольской церкви св. Феодосии.
Вот один намёк на её возможную судьбу: после взятия Константинополя вождь крестоносцев Бонифаций Монферратский взял себе в жены вдову византийского императора Исаака II Ангела: 29-летнюю венгерку. Предложение руки и сердца было сделано в день падения города. Супруги поселились в Фессалониках, причем незамедлительно построили здесь церковь во имя Нерукотворного Образа. "Ахейропоэтос" (теперь она называется Эски Кума Куми). В 1207 году Бонифаций умер. Мария в третий раз вышла замуж — за крестоносца француза Николя де Сен-Омер. Она родила ему сына Вильгельма, который со временем вступил в орден тамплиеров (один из основателей ордена, напомним, сам был из рода Сен-Омер). Вот через кого Плащаница могла попасть в орден.
В числе обвинений против храмовников неизменно фигурировало обвинение в идолопоклонстве. Во время общих собраний, капитулов, вносили некую "голову". Инквизиторы серьёзно вписывали слухи, "подтвержденные" показаниями под пыткой, в обвинительные акты: "Некоторые из них, или большинство посещавших капитулы, говорили, что эта голова может спасти их, что она дала их ордену богатство, что благодаря ей цветут деревья и плодоносит земля". Они эту "голову" лобызали и именовали своим спасителем. Так, может быть, всё проще: они просто именовали отпечаток лица Спасителя — Спасителем и верили, что реликвия покровительствует ордену, как Христос покровительствует всей земле? Один из тамплиеров, брат Рауль, показал на допросе, что перед "головой" падали ниц и целовали её. Она показалась ему ужасной, он трепетал от страха. Страх ведь в сердце: в расплывчатых пятнах заранее трепещущий человек может увидеть что угодно. Впрочем, тогда трепетали благоговейно: папа Александр XII повелел даже завесить образ Плата Вероники (который, напомним, был, скорее всего, копией с Плащаницы), потому что молящиеся якобы могли испугаться даже до смерти. Легенда о Святом Граале утверждала, что сэр Галахад так же трепетал перед образом самого Христа.
Свидетели показали, между прочим, что поклонение "голове" совершалось "вскоре" после дня апостолов Петра и Павла. То есть, после 29 июня — а 1 июля именно и праздновалось поклонение Нерукотворного Образу Спасителя.
Были свидетели, которые "по слухам" утверждали, что тамплиеры поклонялись "голове" на арабский манер, выкрикивая "алла" — то есть, "Аллах". Это объясняется просто: по показаниям аббата Ланьи, на капитулах священник пел псалом 65 с припевом "Села!" — этот припев и могли принять за призывание Аллаха. Подозрительная злобность легко выстраивала силлогизм: раз тамплиеры были в Аравии, значит, Христу они изменили в пользу мусульманства. Мусульмане, разумеется, думали иначе: в 1277 году султан Байбар, захватив крепость тамплиеров в Иерусалиме, приказал уничтожить некоего найденного там "идола", "покровителя" замка — вероятно, копию Плащаницы. Ведь если поклонение Плащанице тамплиеры совершали в разных замках в один день, то во всех замках, кроме одного, выносили для поклонения лишь копии. Самым убедительным доказательством тому может служить находка, сделанная в 20 веке в поместье Темплкомб в Соммерсете (Англия). В 1185 году это поместье было куплено тамплиерами, здание перестраивалось, но сохранилось. Когда в 1951 году стали делать ремонт, то под штукатуркой нашли доску. Она явно долго использовалась в качестве двери, но первоначально она служила иконой. На ней была изображена голова Христа без плеч, с рыжеватой бородой. Доску перенесли в местную церковь. Примечательно, что лик изображен, вопреки традиции, без ореола: но ведь и на Плащанице ореола нет. Поэтому, кстати, некоторые тамплиеры считали, что поклоняются портрету Гуго, основателя ордена.
Поклонение Плащанице было тем искреннее, что оно гармонировало с главным духовным импульсом, который двигал крестоносцами и большинством европейцев того времени: подражание Христу. Не Христу — небесному Царю, неподражаемому в Своём величии, а Христу — бродячему проповеднику, бедному, униженному. Следование за таким Христом и вело к почитанию всех деталей, связанных с земной жизнью Спасителя. Свои храмы тамплиеры именно поэтому строили в виде ротонд — в подражание храму Гроба Господня в Иерусалиме; и бородки они носили точь в точь как на Плащанице. Самое точное описание Плащаницы дал, в сущности, тамплиер-сервит Стефан из Труа на допросе в инквизиции: будучи в Париже на капитуле, он видел загадочный предмет: "Священник в сопровождении братьев со свечами внес его; то была человеческая голова без серебра или золота, очень бледная и бесцветная, с бородой, как у тамплиеров". Блеклость — характерная особенность Плащаницы, резко отличающая ее от любых живописных произведений.

Апрель 1310: тамплиеры защищаются

К чести французских тамплиеров, они сделали все, что может сделать человек, для защиты ордена. Выдержать пытки человек не может — и, тем более, не должен человек выдерживать пытки. Как только пытки остались позади, храмовники начали забирать свои показания, подчеркивая, что оговорили себя. Они строили защиту в пределах той инквизиционной процедуры, которая была начата королем. Во-первых, инквизиция (в отличие от предыдущих форм суда) предоставляла обвиняемому возможность назвать своих врагов — и, если свидетель обвинения оказывался в числе этих врагов, его показания отводились. Рыцарь Ронсар де Гизи совершенно точно, к примеру, перечислил тех нескольких членов ордена, которые по тем или иным причинам могли оговорить товарищей, и попал в яблочко, упомянув комприора (заместителя начальника) замка Монфокон Эски де Флоран . Он был главным доносчиком; сохранилось его письмо королю, в котором он напоминал, что должен получить из конфискованного имущества тамплиеров тысячу ливров годовой ренты и еще три тысячи ливров наличными. Тем не менее, вопреки закону показания де Флорана были оставлены.
Разумеется, главной фигурой в ордене оставался и в глазах обвинителей, и в глазах рыцарей великий магистр. Уже в декабре 1307 года, когда в Париж прибыли кардиналы от Папы, великий магистр де Моле заявил, что дал показания под пыткой и отрекается от них. Он потребовал, чтобы его судил, в соответствие с канонами, сам Папа. Рассеянные по темницам тамплиеры знали и о признаниях де Моле, и об отказе от признаний, о призыве к собратьям отказаться от вымученных под пыткой показаний. И уж король Филипп позаботился о том, чтобы великого магистра не было среди тех 72 тамплиеров, которых лично представили Папе.
28 февраля 1310 г. де Моле вновь заявил, что отказывается защищать Орден, так как по своему положению должен свидетельствовать непосредственно перед Папой. Эти слова были дань юридической форме, а затем де Моле произнес настоящую защитительную речь, напомнив, что богослужение в орденских церквах велось куда пышнее, чем в любом соборе, так что абсурдно обвинять храмовников в неуважении к мессе, напомнив, что орден раздавал огромную милостыню.
Присутствовавший на допросе Ногаре напомнил магистру, что если веры нет, то не имеет значения ни милостыня, ни стоимость облачений, а о какой вере может идти речь, коли предшественник Моле приносил клятву верности султану Саладину. Моле вздохнул: это было, был договор с султаном, которым многие тамплиеры, в том числе сам де Моле, тогда еще совсем юный и горячий, был недоволен. Но слишком многие крепости тамплиеров находились на арабской территории; без компромисса с султаном их бы сразу уничтожили. О какой измене вере можно говорить, когда тот же Саладин, взяв орденский замок Сафед, потребовал от рыцарей принять ислам — те отказались, восемьдесят человек, и все восемьдесят были обезглавлены. Ногаре почуял, что в историю лучше не забираться, и вернулся к современности: магистр-де не имеет права взывать к Папе как судье, потому что процесс ведется не против магистра лично, а против Ордена в целом.

1  2  3  4