Немного общих сведений о наследственном праве
Источник:Людвиг Вольтман
Политическая антропология
5. Физиологические основы права наследства
В то время, как физиологическое унаследование ведет к передаче естественных способностей расы, семьи и индивидуума, социальное унаследование представляет передачу материальных и духовных произведений, как и социальных форм права и власти, от одного поколения к другому. Только путем совместного действия физиологических и социальных унаследований прогресс человеческого рода может укрепляться и развиваться далее.
В общем, формы наследственного прав находят свое основание в законах физиологического унаследования телесных, инстинктивных и духовных способностей. Можно сказать, что в общих и крупных чертах существует исторический параллелизм между физиологическим и правовым унаследованием. Это не исключает возможности в отдельных случаях больших различий и появления, при известных обстоятельствах, многосторонних и обширных дисгармоний, и возникновения социальных конфликтов, которые пытаются приспособить правовые институты к изменившимся способностям и потребностям людей. Такого рода конфликты не прекращаются, так как индивидуальные и семейные видоизменения и отбор, как жизненные явления, находятся в постоянном движении, то повышаясь, то понижаясь, и переданные по наследству правовые нормы могут следовать за ними только путем новых интеллектуальных приспособлений.
Потомки первоначально находятся обычным образом в фактических отношениях обладания и права. Кровные узы, господствующие над общественными отношениями, управляют и представлениями о праве наследования. Генеалогическое сознание рождения и происхождения не может служить единственным фактором, определяющим обычаи и права в наследственном праве. При известных обстоятельствах тут действуют хозяйственные и политические влияния, которые еще больше расшатывают согласие между органическим и правовым унаследованием. Если требованием справедливости является то, что каждый политический закон соответствовал естественному правилу, то осуществление этого требования разбивается о сложность фактических отношений. История права наследования показывает именно, что организация семьи и хозяйства следует в своем развитии этому закону приспособления, но всегда снова нарушает его. Кажется, например, иррациональным, когда в высокоразвитых государствах... промышленностью и свободною конкуренциею путем искусственной государственной защиты, в форме фидеикомисов, большие имения сохраняются в определенных семьях и таким образом устраняются из процесса конкуренции сил, именно тогда, когда земельная собственность уже больше не связана, как в феодальном государстве, ни с какими общественными обязанностями.
Где существует родовая собственность на землю, там это общее обладание переходит без всяких формальностей на совокупность потомков. Все члены семьи простым фактом рождения вводятся в общие права и обязанности. Даже в цивилизованных государствах право подданства и гражданские права приобретаются простым фактом происхождения в данном государстве. Когда нет никаких родных или родственных наследников, то частная собственность возвращается в род. Еще в настоящее время она отходит к национальному фиску.
На более высокой ступени развития собственности, где господствует частная семейная собственность, имеет место уже двоякий род передачи хозяйственного имущества: во-первых, материнско-правовое унаследование, во-вторых, отцовско-правовое.
По материнскому праву унаследования дети получают наименование материнской семьи, и передача состояния совершается только в женской линии, т.е. только к дочерям и сестрам женщины, причем дети принадлежат роду матери, на которой женится их отец. Племена с материнским правом большею частью экзогамичны, так что ни один мужчина не может жениться на женщине своего собственного племени. Для примитивного представления кровное родство между матерью и ребенком кажется гораздо более близким, нежели между отцом и ребенком, хотя есть также много племен, у которых сначала было отцовское право.
Отцовско-правовая организация семьи определяет унаследование имени от отца, а также перенесение состояния и звания в мужскую линию. Прежде были того мнения, что материнское право было древнейшим правовым представлением родства и что отцовское право развилось повсюду только с развитием частной собственности. Обнаружилось, однако, что первая или вторая система права не необходимым образом связана с определенной формой производства. Так, у близкородственных индейских племен Дакоты находят то развитое материнское наследование, то отцовское. У северных племен Британской Колумбии господствовало материнское право, у южных, напротив, – отцовское. У пиктов вплоть до IX века господствовало в полной силе материнское право, так что мать определяла принадлежность к роду и право наследования. Королю пиктов наследовал не сын его, а сын его сестры, последнему же и братьям его – снова сын сестры.
С другой стороны, существуют смешанные и переходные формы такие, что сыновья принадлежат к клану отца, дочери – к клану матери, или дети именуются по матери, наследуют же по отцу. У обитателей архипелага Аару общественная власть покоилась в руках глав семейств, звание которых наследовали то сыновья, то сыновья сестер.
Тацит сообщает о германцах, что у них сыновья сестры находились в таком близком родстве к своему дяде, как к родному отцу, так что иными это родство рассматривалось как кровное. При требовании заложников особенно настаивали на таких детях, как будто они были связаны более тесными и более прочными узами с семьей. «Наследниками же и преемниками были только собственные дети» (Germ. С. 20). Имеем ли мы тут остаток прежнего материнского права или смешанную форму – решить трудно.
Переход к отцовскому праву, именно – к отцовско-правовой организации обособленной семьи, составляет уже решительный физиологический и социальный прогресс, так как политический и духовный расцвет расы связан главным образом с развитием индивидуальных сил мужчины, который гораздо изменчивее женщины. «Живое проявление, – пишет Кохлер – и повышенное развитие индивидуальных сил возможны только там, где отцовская семья, как замкнутая единица, предоставляет отцу семьи господство, воспитание, опору и с этим вместе силу и энергию; поэтому только те народы, которые почитают отцовскую семью, могут быть носителями прогрессирующей культуры». [238. Zeitschrift fur vergleichende Rechtswissenschaft. Bd. IV, S. 267.]
Между формой права наследования и формой хозяйства существует связь в том отношении, что у развитых пастушеских и земледельческих народов отцовское право преобладает решительным образом, что, без сомнения, находится в связи с высшим развитием частной собственности и с повышенным требованием труда от мужа и отца.
Рассматриваемые с точки зрения чисто физиологической, материнско-правовое и отцовско-правовое наследование равноценны, так как материнские и отцовские зародышевые клетки не различаются своей наследственной силой. Отцовское унаследование не имеет физиологического перевеса и в том отношении, что оно несколько более, нежели материнско-правовое, было бы в состоянии в течение многих поколений сохранять нераздельными и неизмененными в мужской линии выдающиеся черты, ибо сохранение типа составляет свойство породы зародышевой ткани и может проявляться как в мужской, так и в женской линии. Поэтому должны существовать социальные причины, вследствие которых созданная мужчиной частная собственность и связанное с нею личное превосходство делают отцовское право более способным к упрочению и развитию расы, нежели коммунистическая материнско-правовая семья, ибо с частной собственностью и отцовским правом связано повсюду возникновение социальных классов, рабов и благородного сословия (Adel), что и обусловливает действие новых физиологических причин, ведущих к высшему политическому и духовному развитию.
Кроме отцовско-правовой и семейно-правовой организации семьи принимают еще в соображение, при ходе наследования, возраст, пол и законное рождение детей.
Право первородства сына или племянника основывается на естественном продолжении крови. Первородный сын есть первая опора и помощь отца; на него переносит он свое искусство и знания, свое имя и славу, фамильное имя; и поэтому совершенно естественно, когда старший сын наследует отцу в отношении семейной власти, состояния и положения. Прочие дети поступают в услужение к первородному, который олицетворяет собою патриархальный образ правления, или же младшие сыновья принимаются за другие занятия и удовлетворяются ими в какой-либо форме. Барские поместья спартанцев были замкнутые дворы, которые унаследовались старшими сыновьями нераздельно и не могли быть ни уменьшаемы, ни продаваемы и не могли передаваться другим лицам путем распоряжений последней воли. Младшие сыновья жили со старшими в наследственном имении, если они не предпочитали выселение в колонии или не пристраивались в другом месте. [239. A.Weber. Geschichte der hellenischen Volkes. 1882. S. 176.] Подобное наследственное право в состоянии было сохранить семейное владение, и, говоря политически, оно имеет очень консервативный характер. Последнее обстоятельство обнаруживается, например, совсем особенным образом в роде браминов – Намбудри, у которых только мужская линия имеет права наследства. И при этом только старший сын. Только ему позволено вступать в брак; остальные дети имеют только право быть содержимым и на счет семьи. Следствием этого является то, что этот род крайне консервативен и никогда не играл никакой роли в великих политических и религиозных движениях Индии. [240. Calcutta Review. 1901. № 225.]
У германцев существовало отцовско-правовое унаследование. Если совсем не было детей, то унаследовали, как ближайшие наследники, братья и дяди с отцовской и материнской стороны. Наследственное право на движимое имущество, дом и дворовый участок развилось раньше, нежели наследственное право на периодически-делимые земли общины, наследственное деление которых с развитием обособленной семьи превращалось все больше в обыкновение. Согласно сравнительным исследованиям Шрадера, наследственное право было у германцев первоначально агнатическим, т.е. женщины не могли наследовать, и мужчины не могли наследовать по женской линии. Когда отец имел только дочерей, то он мог одну из них назначить «дочерью-наследницей» и отдать ее замуж за одного из ближайших родственников под тем условием, чтобы родившийся у них сын считался преемником и наследником деда с материнской стороны. Унаследование сыновьями производилось по следующим постановлениям: либо перворожденный сын получал все добро отца, либо он получал привилегированную часть, либо все сыновья наследовали равные части. Когда первородный сын наследовал все, с обязательством содержать прочих детей, как отец, то тогда вообще не было наследственного разделения. Хозяйственная общность продолжала существовать, и вместе с правительственною властью неограниченное право управления собственностью семьи переходило к сыну. [241. О.Schrader. Reallexicon der indogermanischen Altertumskunde. 1901. S. 192-193.]
Признание того, что первородный сын не всегда бывает самым способным, ведет по временам к поправке, имеющей целью приблизить ход социального наследования к физиологическому процессу, именно к обычаю, допускающему перенесение права первородства и на младшего, и более достойного члена семьи. Следы этого обыкновения наблюдаются в патриархальном периоде у древних евреев. У узипетов и тенктеров, отличавшихся воинскими доблестями, челядь, двор и дом хотя и унаследовались старшими сыновьями, но коней получал обыкновенно самый доблестный и мужественный из них.
У полигамически живущих народов одна жена бывает большею частью главной женой, и ее дети считаются тогда единственно правоспособными наследниками. У вадшагасов старший сын главной жены является главным наследником, а следующую по размерам наследственную часть получает ее второй сын, за ним следует сын последней по времени жены; остаток же наследства делится между остальными сыновьями. Жены и дочери умершего ничего не получают из его скота. [242. Petermanus Mitteilungen. 1902. № 138.]
У моногамических народов внебрачные дети, как незаконные, исключаются из наследования, а у сословно-разделенных народов они исключаются даже из сословия, как у германцев и индусов. Только временно, в 1780 г., французское законодательство сравняло незаконных детей с законными.
Французская революция уничтожила, вместе с феодальной системой, большинство наследственных учреждений и привилегий, служащих к поддержанию семейного владения, и впервые провела равное положение всех сонаследников. Как право первородства, так и предпочтение мужской линии были устранены. Основное положение, что все наследники равной степени в каждой семье наследуют также в равной степени, перенесено, за немногими исключениями, во все современные законодательства. Ни пол, ни возраст, ни происхождение, ни качество имущества не имеют законного влияния на порядок наследования. Индивидуалистическое право наследования ведет к расщеплению состояния как движимой, так и земельной собственности, а с этим – к обмену и циркуляции материальных благ, которая дает возможно большему количеству талантов возможность развития своих экономических и духовных способностей. Современное наследственное право находится тут в услужении и свободной индивидуалистической конкуренции.
К этому принципу ближе всего подходит свобода завещания, которая уже в Афинах введена была Солоном и получила также, позднее, доступ в Спарту, но в особенности она была развита в римском праве. Она допускала возможность, посредством завещания и легата, до известной степени произвольно распоряжаться своим имуществом и передачей его по наследству. Свобода завещания была ограничена только путем необходимого наследственного права, которое обеспечивало непосредственным потомкам определенную часть наследства.
Индивидуалистическое право наследования вызвано индустриальным развитием в городах. Поэтому оно лучше всего сохраняется в унаследовании индустриальных и коммерческих иму-ществ. Но оно оказывает совсем иное действие на земельную собственность. В.Зеринг критикует его на том основании, что «писаный закон рассматривает земельные имущества не как хозяйственные единицы, не как места оседлости семьи, которые должны быть передаваемы из одного поколения в другое, как основы независимого положения крестьянского рода, – но как капитальную ценность, которая, без всякого соображения о сохранении крепкого крестьянского сословия, при каждом открытии наследства подлежит равному разделу, совершенно как оставленные наличные средства или ценные бумаги». Вследствие этого, путем обыкновения, развилось право цельного наследования, чтобы сохранять земельные владения нераздельными. Но удовлетворение прочих сонаследников ведет к такому задолжанию и обременению ипотеками этого наследства, что «все большая и большая часть земельного дохода переходит в руки тех, которые земли не обрабатывают, но без труда получают земельную ренту. Земля все более удаляется от своей этической цели: служить обиталищем независимых родов, которые с отцовским владением унаследуют и традиции нравственной семейной жизни». [243. Verhandlungen des Vereins fur Sozialpolitik. 1893. S. 142.] Все организации семейного права собственности и наследования должны быть испытуемы в том отношении, насколько они служат поддержанию жизни и жизненных благ. Поддерживать и усиливать расу относительно ее численности и одаренности и вместе с тем развивать ее культурность – это признак прогрессирующей социальной организации. Смена лиц и их способностей и потребностей всегда снова восстает против переданных прочных норм, так что всеобще нельзя построить действительного закона, который бы мог согласовать физиологическое и юридическое унаследование. Каждая форма собственности и семьи требует своего особого порядка унаследования, который есть следствие длящегося процесса приспособления. Прогресс и регресс, мощь и слабость, расцвет и падение какой-либо нации зависят не в последней степени от того, связывает ли целесообразным образом социальное унаследование экономических и духовных успехов возможно большее сохранение и накопление собственности с меняющимися требованиями вновь возникающих и прогрессирующих потребностей и талантов. |
