3

Перевод: «(1) [В четвертом году, когда] царь Милкйатон Китионом и Идалионом пра-
(2) [вил], в последний день пятидневки [високос]ных дней, эту статую поставил князь
(3) [Ба'алромг] [сын] 'Абдимилка, для Аполлона Амиклейского, после того как он для себя желания
(4) достиг; на благое счастье!»
Непосредственно вслед за этим Джорджу Смиту удалось продвинуть дешифровку значительно дальше. Он также прежде всего обратил внимание на имена собственные Милкйатон,  Идалион и Китион. Значительное число знаков (около 55) с самого начала навело его на мысль, что кипрская письменность является не алфавитной, а слоговой. Уверенность в справедливости этого предположения укрепило то обстоятельство, что основа топонимических названий Идалион и Китион в написании не оканчивались, как следовало бы ожидать, исходя из греческого, на одну и ту же гласную i; это i, представлявшее собой окончание основы обоих названий, по-видимому, входило в слоговой знак (по-кипрски, справа налево: Кроме того, Ι, входящее в имя Milkjaton (точнее, слоговой знак входящий в написание Mi-li-ki-ja-to-ne), Смит обнаружил также в слове Idalion.
Слово «царь», задолго до того предположительно выявленное Лэнгом, установил также и Смит. Это слово, засвидетельствованное в двух местах, употреблено в разных падежах, один раз в родительном, а другой раз, в соответствии с ошибочным предположением Смита, якобы в именительном. Задав себе вопрос, в каком языке слово «царь» меняет при склонении, подобно кипрскому, предпоследний звук, Смит остановился на греческом basilèus «царь» (род. п. ед. ч. basiléos). В связи с этим он пришел к довольно по­верхностному, но тем не менее, как нам теперь известно, правильному выводу, что язык кипрских надписей — греческий. Этот вывод определил весь дальнейший ход дешифровки.
При помощи имен собственных и слова basilèus Смит с известной долей вероятности установил 18 слоговых чтений. Опираясь на эти чтения, Смит сделал попытку прочесть короткие надписи на медалях, которые, как предполагалось, состояли только из имен и притом, как думал Смит, греческих. Он установил, например, мужские имена Euagorasr Euelthon, Stasioikos, Pythagoras (на самом деле Philokypros!), Stasiagoras (на самом деле Stasikypros) и т. д.
Если Смит не продолжил своей дешифровки, хотя она была начата им в основном правильно, то, очевидно, потому, что не обладал достаточными знаниями греческого языка. Поэтому решающим явилось подтверждение египтологом Бэрчем того, что кипрский язык не может по своему строю являться ни семитским, ни египетским языком, а может быть лишь разновидностью греческого. Однако в чтении Бэрча греческий язык кипрских надписей производил впечатление языка странно искаженного и варварского. Это объяснялось отчасти неправильным чтением некоторых слоговых знаков (ведь слоговая письменность, обладающая большим числом знаков, представляет для дешифровщика задачу более трудную, чем буквенная) — отчасти тем, что ученые еще не знали многих из постепенно раскрывавшихся перед ними особенностей весьма своеобразного кипрско-греческого диалекта.
Безвременно скончавшемуся немецкому нумизмату Иоганнесу Брандису мы обязаны выявлением союза «и», а также связанным с этим важным открытием более четким расчленением одноязычных надписей. Вместо обычного греческого kai «и» киприоты, как указывал греческий лексикограф Гесихий, говорили kas, и это kas Брандис сумел обнаружить в надписях. Он выяснил также еще ряд слоговых чтений. Ведь после того, как был установлен греческий характер языка, уже можно было не ограничиваться скупыми по содержанию билингвами, а использовать также более или менее понятные предложения и части предложений одноязычных текстов и, опираясь на них и на знание греческого языка, выяснить недостающие слоговые чтения кипрских знаков.
При этом особое значение приобрела одноязычная надпись на бронзе из Идалиона, которая была опубликована иенским грецистом Морицем Шмидтом в 1874 г. На основании текста этой надписи Шмидту удалось установить комбинаторным путем еще ряд слоговых чтений и окончательно выяснить характер кипрской письменности, которая, как оказалось, состояла из одних слоговых знаков, представлявших собой либо отдельные гласные, либо сочетания типа согласный + гласный.
Дешифровка была в основном закончена Декке и Зигизмундом. Главной их заслугой было то, что, установив слоговые знаки с начальным j и w, они устранили последние трудности, мешавшие чтению. Изложение последующих исследований частных языковых проблем выходит за пределы настоящей книги.
Первоначально недостаточно обоснованное утверждение Дж. Смита о том, что языком кипрских надписей является греческий, оправдало себя точно так же, как и не менее смелая гипотеза Ганса Бауэра о западносемитском характере угаритского. Но вместе с тем правы и ученые, которые полагают, что письменность, столь мало пригодная для передачи греческого, заимствована у носителей другого языка. В 1910 г. на Кипре было обнаружено несколько надписей той же письменности, но на другом, не греческом, языке, в котором справедливо хотят видеть язык исконного населения Кипра. Есть даже билингва, одна версия которой написана на неизвестном языке, а другая — на аттическом диалекте греческого языка, относящемся к IV в. до н. э. Однако, несмотря на попытку, предпринятую Борком, интерпретировать эту надпись пока не удалось, главным образом из-за краткости ее греческой версии. Тем не менее имена, которые удается обнаружить в обеих версиях, подтверждают, несмотря на известные несоответствия, что слоговые чтения знаков, которыми написан текст на неизвестном языке, те же самые, что и в кипрско-греческих надписях.

1  2  3