Рассылки   Subscribe.Ru
Новости портала  "Монсальват"
 
 

Э. Канторович
Два тела короля.
Очерк политической теологии Средневековья
стр. 3


юстиции". Отныне связь устанавливается между Христом и Юстицией, Таким образом, очевидной становится секуляризация медиаторской функции короля. Праву приписывается божественный характер: "Юрист может ошибаться, но Юстиция - никогда" (с. 103). государь же, являясь "воплощением юстиции", разделял с Юстицией ее могущество. Все эти идеи получают свое развитие в политических и юридических трактатах, в частности, в сочинениях английского юриста XIII в. Брактона, анализу которых Канторович посвящает специальный раздел главы четвертой. Говоря о причастности короля к божественной Юстиции, Брактон утверждает, что государь "и выше и ниже закона". В одном из трактатов он пишет: "Будучи викарием Бога и его министром на земле, король не обладает иной властью, чем та, которую он имеет от Закона". В другом трактате он утверждает: "Король должен быть подчинен Богу и Закону, так как именно закон делает короля" (с. 122). Сакрализация власти короля осуществляется через посредство юстиции. Важно, что в это же время формировался принцип неотчуждаемости прав короны. Этой проблеме посвящен раздел "Christos-fiscus" ("Христос-фиск") той же главы. По отношению к королевскому домену постепенно стала употребляться формула "Против короля срок давности недействителен", которая ранее употреблялась лишь по отношению к имуществу церкви. Королевская казна, домен, регальные права стали рассматриваться как "неотчуждаемые" Брактон, подразумевая их, говорил о "почти священных вещах" (res quasi sacrae), которые не могут быть отчуждены, как и res sacrae, принадлежавшие церкви. Стали различаться права, которыми наделен король для "своего блага", и принадлежащие ему права, в которых реализуется "благо общества". Различия, таким образом, делались между частными и публично-правовыми прерогативами короля, между феодальными и фискальными егo правами. Его сеньориальные прерогативы - это одно, его регальные права - это другое. Начиная с XIII в. считалось, что фиск представляет собой внутри королевства 146

или империи некую форму сверхличной и вечной ценности, которая так же мало зависит от жизни того или иного суверена, как мало зависит собственность церкви от жизни конкретного папы или епископа. Возникает понятие "бессмертного фиска", отделенного от личности монарха. Происходит своеобразный процесс "приравнивания" церкви и фиска. Абстрактное понятие "корона" сближается с понятием фиска или королевского домена. Брактон прямо сближал "res quasi sacrae" и "res fisci", утверждая тезис "Чего не получает Христос, то забирает фиск". Церковь и фиск оказывались таким образом равноправными. На основании этих постулатов юристы начали подвергать сомнению, в частности, и законность Константинова дара. Они рассуждали так: государь не имел права отчуждать собственность империи, а церковь, спустя много лет вспомнив о Константиновом даре, также не могла претендовать на эти земли, поскольку срок давности не распространяется на собственность империи (фиска). Итак, во времена Брактона было осознано различие между королем-сеньером и королем - сверхиндивидуальной личностью, олицетворявшей "политическое тело", которое "никогда не умирает". Такое же религиозное представление было экстраполировано - посредством сравнения между вечностью фиска и вечностью Бога или Христа - и на сферу королевской власти. Если анонимный нормандский хронист XII в. приписывал королю божественную и богоравную природу божьей милостью, то век спустя Фридрих II, будучи lex animata, уже видел сущность суверенитета в бессмертной идее юстиции. Король стал "викарием Юстиции", как раньше был "викарием Христа". Новый ореол теперь окружает нацию и рождающееся государство: административный аппарат и публичные институты стали приобретать тот характер, который ранее признавался за церковью. Средневековая дихотомия "sacerdotium" и "regnum" была заменена дихотомией короля и права. Но эта сакрализация статуса короля и государства была бы незавершенной, если бы новое государство само не рассматривалось как эквивалент церкви и в своих видимых частях, и как "мистическое тело". Анализу этих представлений посвящена пятая глава книги "Королевская власть, основанная на politia: corpus mysticum". Канторович показывает, что взаимоотношения между государством и церковью приводят к образованию "гибридов" в обеих областях. Происходит взаимное заимствование инсигний, политических символов и пр. Папа украшает свою тиару золотой короной, 147
облачается в императорский пурпур, посылает впереди своей процессии имперские стяги. У императора появляется митра на короне, он надевает папские башмаки и другие церковные одежды и во время коронации получает, как и епископ, кольцо. В XIII в. этот взаимный обмен символами переносится с персон на коллективные общности. Иерархи римской церкви стремятся сделать ее совершенным прототипом абсолютной монархии, базирующейся на мистической основе, в то время как государство все более становится квази-церковью и мистической корпорацией на рациональной основе. Особое влияние на политическую мысль Позднего Средневековья имели представления о т.н. "мистическом теле церкви". Понятие "corpus Ecclesiae mysticum" было в сжатом виде дано в 1302 г. папой Бонифацием VIII в булле "Unam sanctam": "Движимые верой, мы должны верить в единую церковь католическую, а также апостолическую... без которой нет ни спасения, ни отпущения грехов... которая представляет собой единоe тело мистическое, голова которого Христос, а голова Христа - Бог" (с. 146). Так духовной властью было предпринято усилие, пишет Канторович, чтобы дать отпор рождавшейся

* * *

Оглавление темы     Примечания