Одним из величайших сторонников алхимии XV века был Жиль де Лаваль (Gilles de Laval), лорд Рэ и маршал Франции. Имя и деяния его малоизвестны, но в анналах причудливых преступлений они могут претендовать на высочайшее и наихудшее первенство. Ни в одном из романов не было описано ничего более дикого и кошмарного, чем его «карьера», детали которой хорошо юридически документированы; прочие документы также без сомнения подтверждают то, что любителем романов может быть легко принято за выдумку, родившуюся в плодовитом воображении, дабы угодить ему, но не фактами, сошедшими со страниц истории.
Он родился примерно в 1420* году в одном из благороднейших семейств Бретани. Его отец умер, когда Жилю исполнилось двенадцать лет, и в столь раннем возрасте он вступил в абсолютное владение состоянием, которому могли позавидовать монархи Франции. Он был ближайшим родственником семейств Монморанси (Montmorencys), Ронси (Roncys) и Краон (Craons); он владел пятнадцатью великолепными поместьями, а его годовой доход составлял около трехсот тысяч ливров. Кроме того он был красив, образован и отважен. Он отличился в войнах Карла VII, за что этот монарх наградил его званием маршала Франции. Но стиль его жизни был экстравагантным и изумительным, и с самой ранней юности он привык к удовлетворению любых своих желаний и страстей, и именно это – от греха к греху и от преступления к преступлению – в конце концов, привело его к тому, что в списках человеческих пороков не найдется имени чернее, чем его.
Он жил в своем замке Шантосе с роскошью, достойной восточного халифа. В его распоряжении был отряд из двухсот всадников, сопровождавших его куда бы он ни направился, и его выезды на соколиную охоту и охоту с собаками вызывали изумление во всех окрестных деревнях – столь великолепными были чепраки его коней и костюмы его слуг. Весь год, днем и ночью его замок был открыт гостям любого звания. Он взял за правило потчевать вином и гипокрассом даже самого нищего попрошайку. Ежедневно, помимо ягненка, свиней и птицы, достаточных для того, чтобы накормить пятьсот человек, на его огромных кухнях зажаривали целого быка. Столь же великолепен он был и в своей религиозности. Его частная капелла в Шантосе была самой красивой во Франции и намного превосходила любую из капелл в богато украшенных соборах, посвященных Богоматери, в Париже, Амьене, Бёвё и Руэне. Она была завешена золотой тканью и дорогим бархатом. Все канделябры были из чистого золота, но почему-то странным образом посеребрены. Огромное распятие над алтарем было из цельного серебра, а потиры и курильницы – из чистого золота. Кроме того у него был великолепный орган, который он приказал переносить на плечах шести человек из одного замка в другой – в случае, если он менял место жительства. Он держал хор из двадцати пяти малолетних детей обоего пола, которых обучали пению лучшие музыканты того времени. Директора своей капеллы он назвал епископом, подчинялись ему деканы, архидьяконы и викарии, каждый из которых получал богатое жалованье: епископу были положены четыреста крон в год, всем прочим – соразмерно с занимаемой должностью.
Содержал он и целую труппу актеров, среди которых было десять танцовщиц и столько же исполнителей баллад, а кроме того – танцовщики, исполнявшие танцы в костюмах героев легенд о Робин Гуде (morris-dancers), жонглеры и шуты всех родов и видов. На постройку театра, где они выступали, он не пожалел расходов, и каждый вечер они представляли там мистерии или танцы на тему легенд о Робин Гуде для увеселения его и придворных, и всех гостей, пользовавшихся его щедрым гостеприимством.
В возрасте двадцати трех лет он женился на Катерине – богатой наследнице дома Туар (Touars), и по этому поводу украсил свой замок, потратив сто тысяч крон. Его женитьба ознаменовала новые сумасбродства, и он с еще большим безумством, чем прежде, стал сорить деньгами, посылая за изысканными певцами или знаменитыми танцовщиками за границу, дабы развлечь себя и свою супругу, и почти каждую неделю устраивая в своем огромном дворе битвы всадников с копьями и турниры для всех рыцарей и аристократов провинции Бретани. Двор Герцога Бретани не был и наполовину так блистателен, как двор маршала де Рэ. Его полнейшее пренебрежение богатством было настолько известно, что ему приходилось платить за все приобретенное тройную цену. Замок его был полон нищими паразитами и потворщиками его прихотям, которым он щедрою рукой раздавал награды. Но в конце концов обычный круг плотских наслаждений перестал приносить ему удовлетворение, было замечено, что он стал более воздержан за столом, и начал пренебрегать красотой танцовщиц, которым прежде уделял особое внимание. Порой он становился угрюмым и замкнутым, и в глазах его появлялась неестественная дикость, явно указывавшая на зарождающееся безумие. Речи же его все еще были разумны, как обычно; его учтивость с гостями, стекавшимися в Шантосе со всех сторон, ничуть не уменьшилась; ученые священники, беседовавшие с ним, считали, что немногие
