пгении дуэдистов и самоубийц, т.е. тех лиц, которые по действующим постановлениям (сн. ниже, о погреб.) лишаются христианского погребения (см. Рук. д. с. п. 1862, 13; 1888, 7; Напом. священ., 2 ч., 227 стр.). "Думается, однако, что такое решение-узкое". Потеря права на разрешение должна простираться здесь на всех указанных выше лиц (т. е. лишившихся языка и сознания при совершении преступного деяния, как то: разбоя, воровства и проч.), "как ставших беспамятными и близкими к смерти в силу актив наг о участия их в преступном деянии, как одном из смертных грехов; докоде подобное лице не придет в сознание и не изъявит раскаяния, — оно должно мыслиться священником, как состоящее под этим грехом и не раскаявшееся в этом, а потому теряющее право на разрешение своих греховъ" (Тайная исповедь, проф. А. И. Алмазова, 2 т., 447-448 стр.).-Таким образом, по вышеприведенному мнению, даже и в тех случаях, когда больной находится в бессознательном состояли!, или при последнем издыхании, если только это состояние не является следствием такого преступного деяния больного, которое относится к смертным грехам, — можно допускать так называемую глухую исповедь, т.е. прочитывать над больным одну разрешительную молитву я затем предавать его воле и суду Божию; впрочем, при этом указывается, что если бы разрешенный таким образом пришел в сознание после этого, то к нему должен быть снова приглашен духовник по обычаю. Но нужно заметить, что не все (см. брош. прот. I. Полисадова: «Глухая исповедь. Пастырское наставление в обличение тех, кои откладывают напутствие болящих до последних минут их жизни») признают возможным допускать подобный способ исповеди, руководясь тем соображением, что для принятия благодати, преподаваемой в св. таинствах, необходимо, чтобы человек находился в сознании и желал совершения над ним тайны (Ц. В. 1875, 30; 1893, 38; 1896, 40). Необходимость для принятия благодати таинства указанного условия-очевидна сама по себе. Однако нельзя упускать из виду и то, что не всегда тот, который по внешним признакам кажется находящимся в бессознательном состоянии, действительно не владеет сознанием. "Кто знаетъ", — как говорит Преосвященный Платон, Архиепископ Костромский, — что "все движения, вздохи, стоны" кажущегося в бессознательном состоянии не суть "знаки, которыми он свидетельствует свое раскаяние? Бывали больные, которые казались лишенными всякого сознания, но слышали все, что им говорили, не имея сил обнаружить своих чувств никакими знаками". "Врачи утверждают, что человек может жить и следовательно иметь сознание в течение многих часов, не показывая никакого признака жизни" (Напомип. священ., 226, 227 стр.); в последнее же время некоторыми доказывается, что действительной смерти всегда предшествует мнимая, большая или меньшая продолжительность которой зависит от характера болезни и особенностей организма умирающего, откуда делается тот вывод, что умирающих можно безбоязненно даже и причащать до последней мнпуты (подр. см. Ц. Вед. 1906, 37, 2586 стр.). Таким образом вопросъ 1 глухой исповеди не имеет однообразного решения, в виду чего, по мнению «Цер. Вестника», совершать или не совершать этот акт милосердия, если не по отношению к болящему, то по отношению к его ближним, зависит всецело от усмотрения иерея (Ц. В. 1903, 28). Признавая в больном наличность сознания и при отсутствии свидетель ствующих о пем внешних признаков, некоторые пастыри и дают разрешение от грехов такому больному. Во всяком случае пастырю не должно спешить уходом от больного, чтобы, в случае, когда он придет в сознание, можно было удостоить его последнего напутствия. Необходимо пастырю также испытать все средства к открытию каких-либо признаков сознания в больном. Между прочим, иногда таким признакомможет служить движение век больного. Так, один священник, позванный напутствовать больного, сначала было признал его находящимся в бессознательном состоянии, но затем предложил больному в доказательство, что последний владеет сознанием, сделать два раза движение веками; больной исполнил это. Убедившись из этого, что больной может исповедаться, пастырь нриступил к исповеди, при чем предложил больному, чтобы он на вопросы о тех грехах, в которых грешен, делал движение веками, а в которых грехах не грешен, — оставлял веки в спокойном состоянии. Таким способом больной и исповедался. По своем выздоровлении, больной горячо благодарил пастыря, сообщив, что он все отлично сознавал и был в отчаянии, что не мог говорить, а затем крайне обрадовался, когда пастырь нашел способ исповеди его (см. Вопросы на испов. взрослых, священ, о. Г. Дьяченко, 143 стр., 2 прим.). Но иногда все усилия пастыря отыскать признаки сознания в больном могут остаться безуспешными. В таких случаях признается особенно благоприличным со-вершение молебного пения (см. на 1146 стр. 2 прим.). 5) При совершении богослужебных действий при постели болящего требуется соблюдете некоторых особых условий. Когда священник является в дом, где есть болящий, для преподания больному тайны покаяния и причащения, для совершения над ним таинства елеосвящения, или для отправления молебного пения, в лице его как бы сама Церковь выходит из своего святилища и предстает больному, не могущему по своему положению явиться в храм для принятия хранимых и раздаваемых в нем даров благодати Божией. Дом христианина в этом случае как бы претворяется в малую церковь. Потому при совершении указанных священнодействий в доме болящего должны быть соблюдаемы такая же тишина и такое же благоговение, какие соблюдаются верующими в храме при отправлении богослужения. Показывая всем пример подо