Генри Ли. Иcтория инквизиции в средние века.
Глава "Катары"
Религиозные движения, о которых мы только что говорили, были естественным
результатом стремления возвратить церкви простоту апостольских времен.
Но отличительной чертой религиозного настроения этой эпохи было то, что
самая горячая ненависть к Риму была основана на веровании, которое едва
ли можно назвать христианским; это смешанное учение распространялось так
быстро и сохранялось так упорно, несмотря на все принимаемые против него
меры, что одно время оно угрожало даже самому существованию католицизма.
Быть может, объяснение этого факта надо искать в том обаянии, которое
производит дуализм - антагонизм вечных начал добра и зла - на умы тех,
кто считает существование зла несовместимым с верховным владычеством бесконечно
доброго и бесконечно могущественного Бога. Когда же к дуалистическому
учению прибавляется учение о переселении душ, содержащее в себе и награды
и наказания за земную жизнь человека, то легко прийти к убеждению, что
найдено удовлетворительное оправдание людских страданий; и понятно, что
в эпоху, когда страдания эти были почти общим уделом, как это было в XI
и XII веках, люди были склонны объяснять учением дуализма происхождение
зла. Но эти соображения не выясняют еще, почему манихеизм катаров, патаренов
или альбигойцев не остался только умозрительной школьной теорией, но сделался
верой, до такой степени возбуждавшей слепой фанатизм, что верующие не
отступали ни перед какой жертвой для распространения своего учения и спокойно
всходили на пылающий костер.
Широко распространенное и глубоко вкоренившееся убеждение, что христианство
стало суетным благодаря своему сацердотализму, что оно удалилось от своего
прообраза, что оно должно погибнуть, уступив место новой религии, может
в значительной степени объяснить то бескорыстное рвение, которое вызвал
неодуализм среди людей бедных и неграмотных.
Из всех ересей, с которыми приходилось бороться церкви первых веков, ни
одна не возбуждала столько опасений и такого к себе отвращения, как манихеизм.
Манес так искусно соединил древнеперсидский дуализм не только с христианством,
но и с гностицизмом и буддизмом, что его учение нашло себе последователей
как в высших, так и в низших классах, как среди образованных людей, так
и среди простых работников. Церковь инстинктивно почувствовала, что перед
ней выступает новый и чрезвычайно опасный враг, и как только она получила
возможность располагать поддержкой государства, она беспощадно начала
преследовать манихеизм. Среди многочисленных указов императоров - и христиан,
и язычников, - указов, направленных к подавлению свободы мысли, наиболее
суровыми и жестокими были указы против манихеев.
Преследование достигло своей цели, и после долгой борьбы в пределах империи
были подавлены все внешние проявления манихеизма, но втайне это учение
продолжало существовать даже и на западе империи. На востоке манихеизм
также отодвинулся к границам империи, но все же продолжал сохраняться
не только во внутренних провинциях, но и в самом Константинополе. Отказавшись
от почитания Манеса, манихеи признали своими руководителями двух других
из своих ученых - Павла и Иоанна Самосатского, из которых первый дал еретикам
свое имя - павликиане. Во время царствования императора Констанция, в
653 году, некто Константин разработал это учение, и оно удержалось, несмотря
на ужасные преследования, встречаемые с тем же героизмом, который проявляли
позднее манихеи Запада.
Оттесненные за границы империи, в земли сарацин, затем опять передвинувшиеся
к границам империи, павликиане некоторое время жили независимо в горах
Армении и, никому неизвестные, вели войны против Византии. В VIII и IX
веках Лев Исаврянин, Михаил Куропалат, Лев Армянин и императрица-регентша
Феодора тщетно старались их уничтожить; во второй половине Х века Иоанн
Цимисхий проявил веротерпимость и переселил огромное число их во Фракию,
где они быстро размножались и показали себя одинаково способными как к
мирным занятиям, так и к бранному делу. В 1115 году Алексей Комнен проводил
лето в Филиппополе и вел богословские диспуты с еретиками, из которых
многие, по словам его дочери, обратились в истинную религию . Почти непосредственно
за переселением манихеев в Европу при Цимисхий мы встречаем на Западе
новые следы ереси - доказательство того, что дух прозелитизма не ослаб
у них с веками.
В своих основных положениях учение павликиан было тожественно с учением
альбигойцев. Простой дуализм, или маздеизм, рассматривает вселенную как
произведение творческих сил Ормузда и Аримана, причем каждый из них старается
парализовать действия другого, откуда и в жизни и в природе происходит
бесконечная борьба между добром и злом. Это учение объясняет причину существования
зла и в то же время призывает людей прийти на помощь Ормузду, поддерживая
его дело добрыми словами, добрыми помышлениями и добрыми делами. Под влиянием
гностических умозрений Манес изменил это учение, отождествив добро с духом,
а зло с материей; несомненно, это положение более тонкое и более философское,
но оно неизбежно вело к пессимизму и крайностям аскетизма, так как душа
могла выполнить свое назначение только при условии подавления и умерщвления
плоти. Таким образом, в учении павликиан мы находим два равносильных начала:
Бог и Сатана, из которых первый был творцом мира невидимого, духовного
и вечного, а второй - мира видимого, вещественного и тленного. Иегова
Ветхого Завета - это Сатана, а пророки и патриархи - его темные слуги,
и поэтому надо отвергнуть все книги Ветхого Завета.
Новый Завет является истинным Священным Писанием, но Христос не был человеком;
это был призрак, фантом. Сын Бога, Он только по-видимому родился от Девы
Марии, но в действительности сошел с неба, чтобы разрушить культ Сатаны.
Переселение душ обеспечивает награду добрым и наказание злым. Таинства
признавались не имеющими никакого значения, а священники и отцы - простыми
наставниками. Таковы известные нам основные положения учения павликиан;
тождество их с основными положениями учения катаров настолько очевидно,
что мы не можем согласиться со Шмидтом, который выводит катаров из болгарских
монастырей. Другое неопровержимое доказательство связи между катарами
и манихеями представляет священное одеяние Совершенных у катаров: оно
несомненно заимствовано у маздеев, у ко-торых Kosti и Sadere были существенными
частями одежды верующих. Те из катаров, которые носили священные одежды,
были известны у инквизиторов под именем haereticus indutus или vestitus
и считались посвященными во все тайны еретического учения.
Но катаризм был верованием чисто антисацердотальным. Он отрицал весь церковный
строй как нечто бесполезное; в глазах его римская церковь была синагогой
Сатаны, спасение в которой было немыслимо. Исходя из этого, он отрицал
таинства, обедни, предстательство Девы Марии и святых, чистилище, мощи,
иконы, кресты, святую воду, индульгенции и вообще все то, что, по словам
священников, обеспечивало верным вечное спасение; равным образом катары
осуждали десятинный налог и приношения, которые делали для духовенства
прибыльным делом присвоенную ими себе заботу о спасении душ. Считая себя
церковью Христовой, катары полагали, что они имеют право вязать и разрешать,
данное Иисусом Христом его ученикам; consolamentum, или духовное крещение,
смывало все грехи, но молитва не имела никакой силы, если грешник продолжал
грешить.
Священное Писание катары переводили на народный язык, но в молитвах они
сохранили язык латинский, и поэтому для большинства верующих молитвы были
непонятны. Для отправления их крайне простого богослужения у них было
особое посвященное духовенство; но быстрый рост общин и их ревность в
обращении других в свою секту создали в скором времени необходимость в
правильной организации и в иерархии. Катары называли себя просто «христианами»;
над ними стояли избираемые из Совершенных епископ, Filius Major, Filius
Minor и диакон. Всякое духовное лицо трех высших степеней имело при себе
диакона, который помогал ему и в случае надобности заменял его; обязанности
всех их были почти одинаковы; впрочем, главной обязанностью Filii было
посещать членов церкви и наставлять их в вере.
Filius Maior избирался конгрегацией, а повышение его в сан епископа происходило,
когда открывалась вакансия; посвящение совершалось через наложение рук,
или consolamentum, которое заменяло крещение и было необходимым обрядом
при вступлении в церковь. Так как учение, что таинства были недействительны,
если совершались руками, оскверненными грехом, вызывало среди верных немало
беспокойств, то часто consolamentum делалось два или три раза. Обыкновенно,
но не повсеместно, признавали, что духовное лицо низшего сана не могло
посвящать в высший сан, и поэтому во многих городах было по два епископа,
чтобы в случае смерти одного не было надобности прибегать для посвящения
ему преемника к помощи Filius Major.
Ритуал катаров был суровым в своей простоте. Католическая евхаристия была
заменена у них благословением хлеба, происходившим ежедневно за столом.
Старейший из присутствовавших брал хлеб и вино, а остальные в это время
читали молитву Господню; затем старейший со словами «Благодать Господа
нашего Иисуса Христа да будет со всеми нами» преломлял хлеб и раздавал
его присутствовавшим. Этот освященный хлеб пользовался особым уважением
среди массы катаров, которые в большинстве были лишь верующие, credentes,
и не были еще, как Совершенные, всецело присоединены к церкви. Часто они
по целым годам сохраняли кусок освященного хлеба и время от времени съедали
по крошке его.
Перед едой и питьем катары всегда произносили молитву; если на трапезе
присутствовал Совершенный, то восседавшие, перед тем как прикоснуться
к пище или к питью, говорили benedicite, на что Совершенный отвечал: «Diaus
vos benesiga». Ежемесячно происходила церемония исповеди, на которой присутствовали
все верующие общины.
1 2 3
4 5
6 7
|