Рассылки   Subscribe.Ru
Новости портала  "Монсальват"
 
 

Предыдущая    Начало    Следующая


Елена Сизова
Фридрих II Гогенштауфен и его династия в зеркале литературы
стр. 26

 

IX. Фридрих II Гогенштауфен и Данте Алигьери

«Данте родился через пятнадцать лет после смерти Фридриха II; ему был год с небольшим, когда погиб под Беневентом Манфред и флорентийские гибеллины ушли в изгнание окончательно» - так А. К. Дживелегов связал имена поэта и императора. Безусловно, флорентийский гвельф не избежал магии обаяния личности сицилийского монарха и не раз вспоминал о нем на страницах своих произведений.

 

Сандро Боттичелли. 1495. Портрет  Данте

Сандро Боттичелли. 1495. Портрет  Данте

 

Впервые это произошло в латинском трактате «О народной речи» (1304-1307): «Действительно, славные герои – цезарь Фредерик и высокородный сын его Манфред, являвшие благородство и прямодушие, пока позволяла судьба, поступали человечно и презирали невежество. Поэтому благородные сердцем и одаренные свыше, они так стремились приблизиться к величию могущественных государей, что в их время все, чего добивались выдающиеся италийские умы, прежде всего, появлялось при дворе этих великих венценосцев» (I, XII, 4).     
Аристотель утверждал в «Политии», что знатность и древние богатства – основа благородства. Фридрих II последовал в рассуждениях за ним:

Провидение по заслугам делает человека
Мудрым и знающим.
Это дается авансом дворянам и богатым сеньорам,
И потому каждый из них разумен.
Богатство и знатность имеют большое значение.
Низкорожденный достоин того, чтобы быть подлым.
Но в редких случаях
Благородство спускается и в народ.
Человек, находящийся на вершине власти
И богатства, временами снисходит
К стойким в верности подданным.
Тому же, кто не стремится к знаниям,
Потребуется много странствий и невзгод,
Чтобы приобрести навыки вежливости.
Пер. Е. Сизовой

Данте в стихотворном трактате на латыни «Пир» (1307-1308) вступил с ним в дискуссию: «Человек великодушный всегда в сердце своем сам себя возвеличивает, и наоборот – человек малодушный всегда считает себя ничтожнее, чем он есть на самом деле»:

Чтоб я не утаил,
В чем благородства вечные основы,
Пусть будут рифм оковы
Изысканны, отточены, суровы.

Того, кто правил царством, знаю мненье:
Богатство порождает
Издревле знатность, их сопровождает
Изящных нравов цвет.
Иной же благородство утверждает
Не в добром поведенье,
А только в прадедов приобретенье –  
В нем благородства нет!

Ошибку императора не скрою:
Неверно, что порода
Важней всего, затем богатство рода
(Так он сказать хотел).
Богатство – благородства не предел,
Не уменьшает и не умножает
Его, затем что низменно оно.

И чтоб никто не смог
Наследным благородством возгордиться
(Как если б воплотиться
Полубожественный в нем дух стремится!),-   
Скажу, что благородство нам дарует
Лишь Бог.
Пер. И. Голенищева-Кутузова, канцона третья «О благородстве»

В латинском трактате «Монархия» (1312-1313) Данте писал, что наследником Римской империи по праву является империя Фридриха II Гогенштауфена.
«Но рассекать империю противно должности, вверенной императору» - здесь автор апеллирует к Манфреду, который в своем письме к римлянам 24 мая 1265 г. (когда родился Данте) высказывает мнение о том, что император Византии Константин поступил неблагоразумно, дав то, что давать не имел права. Он напомнил предание о том, что в день, когда объявлена была «дарственная» Константина, с неба послышался голос, говорящий: «Днесь излился яд в святую церковь божию».
Данте, как и Фридрих II, считал, что выбор императора зависит от бога и утверждал независимость светской власти от духовной.
«Однажды на улице Вероны, как передает старая легенда, две женщины очень внимательно вглядывались в проходившего мимо них высокого, худого человека. Он был весь в красном; верхняя часть его лица была закрыта красным капюшоном. «Смотри-ка, - воскликнула одна, - ведь это тот самый, который спускается в ад и выходит оттуда, когда захочет, и здесь, на земле, рассказывает про тех, кого там видел!» - «Должно быть, ты говоришь правду, - ответила другая. - Как закурчавились у него волосы, как он загорел от адского жара и почернел от копоти!» (А.К. Дживелегов).
Талантливый флорентиец знал о неверии сицилийского монарха и потому в поэме «Божественная комедия» поместил его в одну из огненных могил шестого круга Ада, где покоились эпикурейцы, убежденные, «что души с телом гибнут без возврата».

Я молвил духу, что я речь прерву,
Но знать хочу, кто с ним в земле проклятой.
И он: «Здесь больше тысячи во рву;
И Федерик Второй лег в яму эту.
           Пер. М. Лозинского

Я все-таки спросил у Фаринаты,
Кто с ним еще в гробницы заточен.
«Здесь тысячи лежат и ждут расплаты.
Иных ты знаешь, - мне ответил он. – 
Вот Фредерик Второй теперь со мною.
 Пер. Д. Минаева. Ад. Песнь X, 115-119

Император включил в Мельфийские конституции 1231 г. закон Рожера II об «оскорблении величества», ведущий начало от тезиса римского права: «Обсуждение приговора, решения и распоряжения императора является святотатством». По преданию,  документами эпохи не подтвержденному, на обвиняемых надевали свинцовый плащ и ставили на раскаленные угли – свинец растапливался, и жертвы погибали в страшных мучениях. Поэт вспомнил об этом, описывая восьмой круг Ада: лицемеры в знак фальши одеты в свинцовые позолоченные мантии и покрывают головы капюшонами, подобно монахам-бенедиктинцам из аббатства Клюни во Франции:

Все – в мантиях, и затеняет вежды
Глубокий куколь, низок и давящ;
Так шьют клунийским инокам одежды.

Снаружи позолочен и слепящ,
Внутри так грузен их убор свинцовый,
Что был соломой Федериков плащ.
Пер.  М. Лозинского

... Но тяжкою работой
Был каждый шаг для тех, кто брел из мглы
В свинцовых рясах, истекая потом.

И были так одежды тяжелы,
Что мученикам рясы Фредерика
Соломой показаться бы могли.
Пер. Д. Минаева. Ад. Песнь XXIII, 79-84

В середине поэмы, в круге гневных Чистилища, флорентиец с укором написал о разрушительном влиянии Гогенштауфена: 

В стране, где По и Адиче струятся,
Привыкли честь и мужество цвести;
В дни Федерика стал уклад ломаться.
Пер. М. Лозинского. Чистилище. Песнь XVI, 115-117

И все-таки, несмотря ни на что, Данте Алигьери воздал должное литературным и политическим заслугам Фридриха II, назвав его «отцом итальянской поэзии» и «последним  императором  Священной  Римской  империи»,  ибо  последующие императоры не были коронованы в Риме.

 

Предыдущая    Начало    Следующая

Оглавление темы