Гильем, первородный сын графа, вознамерившись отмстить за оскорбление матери, восстал на отца. Раздор между ними затянулся надолго, и в течение семилетия Аквитания была ввергнута в бедствия. Наконец, захваченный в битве сын примирился с отцом». Впоследствии, двадцатидвухлетний Гильем, уже после смерти матери, по воле отца женился первым браком в 1121 г. на восемнадцатилетней Аенор де Шательро (ок. 1103-1132), старшей дочери виконта Аймерика I (1077-1136) де Шательро и Жеральды Опасной де Л'Иль-Бушар: «У него был сын, который женился на герцогине нормандской, от которой у него была дочь, ставшая женой Генриха Английского и матерью Молодого Короля (Генриха), Ричарда (Львиное Сердце) и графа Джауфре Бретанского». Конечно, наследник второго пэра Франции мог бы заключить более блестящий брак, чем женитьба на дочери собственного вассала, но сын покорился отцу.
Гильем-младший, умерший при возвращении из паломничества в Сантьяго-де-Компостелу, получил прозвище «Святой» - очевидно, не последнюю роль сыграло сравнение с отцом и его бурной жизнью.
…
Быть должен смел он и суров,
Когда покину я свой кров,
Но слаб он, юн и не готов
Жить средь насилья и измен.
У Гильема IX были частые стычки, вероятно с 1090-х гг., с дядей графом Фолькетом IV Богатым Анжу и его сыном Фолькетом V Молодым (1092-1144), родственниками первой жены:
…
Так, однажды, в лучах зари
Мы закончить войну смогли,
И великий дар меня ждал:
Дав кольцо, пустила в свой дом;
Жизнь продли мне бог, я б держал
Руки лишь под ее плащом.
Мы с Соседом Милым близки,
А что разные языки –
Ничего: я такой избрал,
Что на нем речь льется ручьем;
О любви пусть кричит бахвал,
Мы ж разрежем кусок ножом.
Любил жить в приморской Байонне, предоставил городу права и начал строительство новых стен.
В 1119 г. герцог Аквитанский в союзе с Альфонсо I Воителем Арагонским (с 1104-1134), императором Испании и племянником по сестре Аньес Аквитанской (см. выше) воевал против сарацин, отстаивая новую столицу Сарагосу. В 1120 г. они одержали блестящую победу над мусульманами в битве при Кутанде.
Неугомонный лангедокский сеньор, всю жизнь находившейся во власти «непреодолимого желания любви», в Пуату около Ньора (Ниорта) построил здание и «задумал в безумстве своем разместить там аббатство блудниц; называя поименно ту или иную, отмеченную молвой за свое непотребство, он напевал, что поставит ее аббатиссой или игуменьей, а все остальные будут простыми монахинями»:
…
Друзья, я сочиню малопристойный стих…
…
Так как меня охватило желание петь…
…
Я не люблю, когда в угоду старикам
По клеткам прячут птиц, а рыбок – по садкам,
И волю хвастуны дают болтливым языкам.
Кто первым некогда – скажи, о Боже, нам –
Решился кое-что зарешетить у дам?
Но птичку в клетку засадить – ведь это стыд и срам!
У птички этой свой закон, признаюсь вам:
Кто с ней неловок – тем она не по зубам,
Но птичка эта запоет, коль волю дать рукам.
Да, встряска так нужна всем дамским передкам,
Как вырубка нужна березкам и дубкам:
Срубил один дубок, гляди – теперь четыре там.
…
Рубите больше – от того урона нет лесам.
Гильем IX «наотрез отказывался» выполнять указания епископа Пейтьеу Пейре (Петра). Когда же священник попытался произнести слова отлучения, граф, «помахивая обнаженным кинжалом, заявил: «Ты тут же умрешь, если не снимешь с меня отлучения». Тогда первосвященник, изобразив страх, попросил у него дозволения говорить и провозгласил, не пропустив ничего, все остальное, что подобало при отлучении, и таким образом граф оказался вне христианского мира, и ему было воспрещено разделять с кем-либо трапезу, а также беседовать, пока он полностью не образумится. Итак, исполнив, как ему представлялось, свой долг, епископ жаждущий испытать мученический венец, протянул свою шею и молвил: «Рази, рази!» Но Гильем, еще больше закосневший в упорстве, с привычным своим краснобайством сказал: «Ты, несомненно, мне так ненавистен, что я не удостою тебя проявлением моей ненависти, и ты никогда не вознесешься на небо благодаря содеянному моею рукой».
Позднее всесильный сюзерен изгнал Петра, а после его смерти «…во всеуслышание заявил, что сожалеет о том, что не ускорил епископу смерти, дабы святая душа его получила более щедрое воздаяние, и он обрел бы небесное упокоение благодаря его ярости».
|
