Отсюда потребность в последних во многих рецептах. В ритуале (правда, древневосточном) новогоднего сожжения змея пепел его использовался для увеличения плодородия почвы (93), так что мотив змееборчества может быть связан и с аграрной магией. Во всяком случае, обряд человеческого жертвоприношения у кельтов, находившийся в прямой связи с магией плодородия, заканчивался сожжением жертвы. (94) Другое дело, что ремесло давно оторвалось от земледелия, и магическая сила, улучшающая землю, могла трансформироваться в силу, улучшающую материал.
Моча козла прямо упоминается в скандинавской мифологии. Там она оказывается  хтоническим  веществом,  напитком подземных существ. (95)
Молоко сарацинской козы в «Маррае Clavicula» могло ассоциироваться с чудесным медом, который в Валгалле дает коза Хейдрун (96). Камень перед обработкой должен пролежать ночь с инструментом, которым он будет обрабатываться: это намекает на мифологически-брачные отношения между ними. Инструмент этот закаливается в моче козла-девственника или маленькой девочки: девственность также связана со змееборством — достаточно вспомнить общераспространенный мотив отдачи девушки дракону. В Германии в XI в. именно маленькая девочка совершала обряд вызывания дождя. В конце ритуала девочку обливали водой (97), так что можно предположить, что замена урины на умывание в рецепте Ираклия представляет собой не просто эвфемизм. Следует помнить также, что обливание иногда может являться инверсией сожжения (98).
Представляется, что указанные наблюдения можно использовать и при анализе других рецептов. Правда, там зачастую требуются кровь, желчь и т. п. не только козла, но и быка, свиньи и других животных. Но в змееборческих мифах змей может быть связан со скотом вообще (99). Черепаха являлась аналогом змеи, ястреб — ее антагонистом. Даже появление собаки (экскременты которой входят в состав зеленой краски для кожи) не столь уж неожиданно, если вспомнить о чудовищном псе Гарме, охраняющем вход в Хель (100).
Я не хочу сказать, что каждому ингредиенту рецептов соответствовал фиксированный мифологический прототип. Не каждый конкретный персонаж мифа совпадал с таковым в рецептах, но их совокупность. Поэтому анализ тех или иных операций с точки зрения мифа может бросить неожиданный свет на рецепты, в которых магия явным образом отсутствует. Так, Теофил советует нагревать напильники под закалку, завернув их в козью шкуру [III, 19]. Сгорание органического вещества повышает содержание углерода в поверхностном слое металла и, следовательно, увеличивает его твердость. Но употребление именно козьей шкуры, как становится ясно,  позволяет  взглянуть  на  рецепт и  с  другой  стороны.
Вообще, признание того, что ремесленные знания оформлялись по принципам, лежащим вне повседневного, явного смысла ремесла — по принципам мифа,— совершенно не противоречит наличию явно выраженной рационально-практической основы многих рецептов. Более того, эта основа абсолютно необходима для функционирования всей системы в целом. Ведь для мифологической картины мира совершенно не обязательна проверка на соответствие действительности каждого из ее элементов, подобно тому, как это необходимо для современной науки. От этой картины мира требуются лишь связность и внутренняя целостность. Если подтверждается один элемент — вся система истинна.
Только один пример. В средние века широкой известностью пользовались мечи из дамасской стали. Отличительной особенностью их клинков было то, что на них образовывался своеобразный рисунок: черточки, напоминающие руны, волнистые линии и т. п. Мечи специально протравливались слабыми кислотами или фруктовыми соками, чтобы выявить макроструктуру металла (101). На скандинавских мечах часто делались различные надписи, знаки, целью которых было улучшение свойств меча магическим способом (102). На лучшей же, дамасской стали эти знаки появлялись сами, притом в наиболее сильной форме — волшебных рун. А значит, надпись действительно влияет на свойства вещи и заклинания улучшают объекты.
Поэтому из того, что закалка напильников в моче рыжего мальчика действительно улучшает их свойства, следует, что можно изготовлять золото из пепла василисков. Разумеется, для нас странно, что столь опытный мастер, каким был Теофил, вполне серьезно передает сведения, им не проверенные. Ведь если бы он провел опыт, то убедился бы, что вывести василиска невозможно. Однако, как отмечает А. Я. Гуревич, «когда мы ныне говорим о действительности какого-то события, то, по-видимому, имеем в виду нечто иное, нежели реальное явление с точки зрения человека раннего средневековья. Ибо для того, чтобы дать оценку своему индивидуальному опыту, практическому или духовному, этому человеку было необходимо соотнести его с традицией, т. е. осознать и пережить собственный опыт в категориях коллективного сознания, овеществленных в религиозном или социальном ритуале, в образцах поведения или литературном этикете. Подлинностью случившееся обладало постольку, поскольку могло быть подведено под соответствующую модель, идентифицировано с чем-то, выходящим за рамки индивидуального, неповторимого, растворено в типическом. Познание сущности явлений в этой системе сознания, очевидно, состояло прежде всего в узнавании в них определенных архетипов» (103).
Так что если Теофил не мог достать петуха двенадцати или пятнадцати лет, если он был не в состоянии размягчить камень в крови козла, то из этого никоим образом не следовала для него ошибочность рецептов. Рецепт восходит к мифу, т. е. явлению максимально коллективному, максимально типическому, а значит, абсолютно истинному. Посему, когда указания  не  удавалось  выполнить,— виноват  мастер  и  никто  более.