старинные обряды обмывания тела и умащения
его благовониями. Одним из важнейших элементов
этого положения тела было dextrarum junctio, соединение или скрещение рук, как
при заключении
брака. Если руки разъединены, модель разрушается, теряя свой мистический смысл.
«Лежащий» XII-XIII вв. стал образцом при
выставлении напоказ тела умершего. Не статуе придается
сходство с мертвецом, а мертвец уподобляется статуе. Но в ХУв. происходит
обратное воздействие. В
Италии эпохи Ренессанса «лежащий» — умерший, выставленный на всеобщее
обозрение, а не
блаженный праведник, в покое ожидающий воскресения. Надгробные статуи в
итальянских церквах в
XV-XVI вв. лежат на носилках или на парадном
ложе, как только что умершие. Но это изображение
смерти свободно от натурализма: на мертвом теле нет никаких признаков
начавшегося разложения, от
лежащей фигуры веет все тем же покоем вечного сна.
Перемещение души
Архаический «лежащий» — homo totus, целостный
человек, как спящие из Эфеса, единство тела и
души в ожидании преображения в конце времен. В верованиях, предшествующих XIII
в., праведник
возносится на небо, сохраняя и свое тело, и душу. Иконография этого периода
часто показывает, как
ангелы подхватывают лежащее тело и возносят его в рай, в «небесный Иерусалим».
С XIII в. утверждается новая концепция:
перемещение души, а не всего человеческого целого. Римская
литургия в Subvenite призывает ангелов Господних: «Возьмите душу его и несите
ее пред очи
Всевышнего, дабы ангелы ввели ее в лоно Авраамово». Авраама средневековая
иконография
представляет в виде сидящего старца, держащего на коленях множество младенцев,
олицетворяющих
души усопших.
Можно вспомнить, правда, что латинское слово
anima, «душа», обозначает все человеческое целое и не
исключает тела. Но начиная с XIII в. иконография в целом и особенно надгробная
иконография ясно
свидетельствуют о том, что люди того времени понимали смерть именно как
отделение души от тела.
Душу чаще всего изображали в виде нагого младенца, иногда в пеленках, как,
например, в сцене
Страшного суда. Умирающий выдыхает душу изо рта, и ее подхватывают и пеленают
белым полотном
два ангела, унося ее затем к вратам рая. Смерть бедняка Лазаря — прообраз
смерти праведника —
изображается как вылет души из тела, и ангелы сопровождают ее в «небесный
Иерусалим», в то время
как прямо изо рта злого богача отвратительный алчный дьявол вырывает его душу,
в виде
символического младенца, даже прежде, чем она вылетит наружу: дьявол
выхватывает душу изо рта,
точно удаляет зуб. В сценах Распятия в XV-XVI вв. ангел нередко прилетает, дабы
принять
отлетающую душу доброго разбойника, казненного вместе с Христом.
В «Часослове Рогана» XV в. мы находим сцену
самую характерную и самую знаменитую. Умирающий
изображен здесь в момент, когда он в буквальном смысле отдает Богу душу. Тело
почти обнажено; в
нем нет ни благого умиротворения, как у ранних надгробных лежащих статуй, ни
признаков
разложения, хотя оно уже тронуто трупным окоченением. Тело распростерто на
богатой ткани, которая
по старинному обычаю послужит ему саваном. Мы видим не блаженно покоящегося
«лежащего», но
лишь безжизненную плотскую оболочку, предназначенную земле, которая ее примет и
вберет в себя.
Но тело умершего здесь только один из
элементов человеческого целого — рядом возносится к небу
душа-младенец, защищаемая св. архангелом Михаилом, вырывающим ее у дьявола.
Отделение души от
тела не меняет структурно фигуру умершего. Все ограничивается наложением двух
образов: внизу —
лежащее безжизненное тело, вверху — отлетающая душа. Так, на надгробной плите
каноника из
Провена, умершего в 1273 г., фигура покойного высечена в традиционной позе
стоящего человека,
опрокинутого на спину, с открытыми глазами, с чашей для причастия в руках. Над
его головой
изображена его душа, которую бережно обертывают тканью два ангела, унося ее к
вратам рая.
Бывает также, что перемещение души
ассоциируется не с лежащей фигурой, а с новой моделью
изображения умершего: в виде стоящего на коленях молящегося. Этот новый жанр
надгробной