тело умершего, которое несут на носилках в похоронной процессии, а вверху, на цоколе, лежит в
традиционной позе надгробная статуя. В других композициях на одной из лежащих фигур заметны
признаки смерти, а вторая имеет облик живого человека. На надгробии Людовика XII в аббатстве Сен-
Дени одно из его лежачих изображений представляет человека в момент перехода от жизни к смерти:
глаза закрыты, изо рта еще вырывается предсмертный хрип, на лице спазм агонии[203].

Иногда на надгробиях такого типа, двухъярусных, помещали одно над другим лежачие изображения не
одного и того же, а разных персонажей: скажем, мужа и жены (надгробие XIV в. Ульриха и Филиппы
фон Ферд в Страсбурге). Или представляли одного человека, но в разных возрастах его земной жизни
(надгробие Жана де Монмирай в Лондонском аббатстве: внизу рыцарь в классической позе
«лежащего», с руками, скрещенными на груди; вверху, также распростертый на спине, тот же человек,
но в одеянии монаха, которое он принял в конце жизни, с руками, спрятанными в рукава). Идея
множественности человеческой сущности, выразившаяся структурно в двоичности надгробного
портрета, постепенно побеждала традиционную концепцию целостности человека.

На исходе Средневековья и в начале Нового времени в надгробной иконографии, наряду с сохранением
еще на некоторое время надгробий с единичной фигурой «лежащего», утверждается модель,
располагающая одного над другим «лежащего» и «молящегося», модель, которую, как мы помним,
предвосхищает надгробие каноника Эймерика в Тулузском соборе. На другом монументальном
надгробии того же времени, конца XIII в., в Нёвиллетт-ан-Шарни соединяются скульптурное
изображение лежащего рыцаря, с мечом на боку, скрещенными руками и открытыми глазами, и
живописное изображение молящегося, стоящего на коленях перед Святой Девой с Младенцем.
Сочетание барельефа, каменной резьбы или статуи, с одной стороны, и живописи, с другой,
характерно, насколько можно судить, для наиболее ранних композиций, где совмещены «лежащий» и
«молящийся». Позднее живопись окончательно вытесняется скульптурой.

Часто утверждается, что соединение двух моделей изображения было осуществлено для больших
надгробий королей из династии Валуа в Сен-Дени, надгробий двухъярусных, «двухпалубных», где
внизу — лежащая фигура короля, а вверху — он же на коленях в молитвенной позе. Блестящие
образцы высокого надгробного искусства, они пользовались громкой славой, так что в XVI в.
испанский король Филипп II воспроизвел эти надгробия в Эскориале, с той, однако, разницей, что
посетители церкви могут видеть лишь «молящихся», «лежащие» же заменены телами самих умерших
королей, скрытыми в нишах крипты. Все эти великие произведения тяготеют к монументальности,
грандиозности, свойственной вообще надгробиям последнего периода Средневековья. Надгробия
королей впечатляют, и, быть может, именно поэтому в истории искусства с ними связывают появление
фигуры «молящегося»: в ней видели трансформацию верхней лежащей статуи, которую при большой
высоте надгробия трудно было бы разглядеть снизу.

Однако «молящиеся» существовали и раньше, и не только на надгробиях XIII-XIV вв., но и в
живописи, на витражах и т. д. Речь идет о знаменитых «донаторах», чьи изображения в молитвенной
позе, со сложенными ладонями встречаются повсюду начиная с XIII в. Широкое распространение,
которое получили эти изображения, заставляло историков полагать, что они не были обязательно
связаны с надгробным искусством. Я же, напротив, считаю, что их присутствие связано если не с
надгробием в узком смысле слова, то по крайней мере с расширительной концепцией надгробия,
отделяемого от собственно погребения и тем более от места захоронения. Присущая надгробию
двойная миссия увековечения и исповедания веры распространяется, за рамками собственно
погребения и помимо символического памятника, на котором высечена идентифицирующая надпись,
на все окружение могилы — на часовню, где стоит надгробие, на ее витражи, на алтарь, где служат
поминальные мессы, и даже, в случае с великими мира сего, на всю церковь, превращающуюся в
семейную усыпальницу. Поэтому донатор, то есть будущий усопший или наследник усопшего,
возлагая на свое изображение ту же миссию увековечения памяти и исповедания веры, приказывает
представить его в позе «молящегося».

Образ донатора в молитвенной позе предвосхищает его посмертную судьбу в потустороннем мире,
какой он сам хотел бы ее видеть. Ибо «молящийся» — персонаж сверхъестественный. В первые века
долгой истории его существования, с XIV по начало XVII в., «молящийся» никогда не бывал
изображен один, будь то на надгробии, в живописи, в церковной скульптуре или на витражах.
«Молящийся» составлял часть небесной курии, как о ней говорится в покаянной молитве Confiteor или
в преамбуле завещаний. Он был приобщен к группе святых, хотя и не смешивался с ними.