например у шиллук — личные вещи, а у мале и мао — «сжигают урожай на полях и огородах покойного
и режут весь его скот» [Кобищанов Ю.М., с. 320, 321]), и на его жилище (например, у маори [ТайлорЭ.Б.,
с. 281]), тоже иногда сжигаемое (или разрушаемое) у айнов и у народов группы омето Северо
Восточной Африки [Кобищанов Ю.М., с. 321] либо оставляемое на произвол судьбы (у утонувшего айна)
[Спеваковский А.Б., с. 151], или даже на весь поселок, который покидают сородичи умершего у варрау
[Мифы индейцев, с. 38—41], или, наконец, в противоположность сказанному, создание современных
домов-музеев и музеев-квартир умерших «культурных героев», тоже табуированных, правда на
современный лад.

¹²    Дробильщики трупов — тибетские рагьябы — особая каста, занимающаяся уничтожением тел
умерших; их обычно сторонятся другие люди, так как рагьябы считаются нечистыми [Рампа Лобсанг.Т.,
1994, с. 227; Эванс-Вентц В., с. 40, 41, 192].

Часто профессия тафологов была наследственной, а их корпорации — эндогамными, как, например, у улик ювучи,
гассалов — профессиональных обмы-вальщиков трупов в некоторых областях Средней и Передней Азии —
«прямых преемников зороастрийских служителей мертвых» ([Снесарев Г. П., с. 132], здесь же собран большой
сравнительный материал [Кармы-шева Б.Х., с. 142]).

¹³    Попытка выделения особого направления в некрологии вообще и в археологии в частности была
предпринята автором в 1983 г. [Смирнов Ю.А., 1985]. К сожалению, в терминологическом отношении
она оказалась не слишком удачной, так как и для посмертного обращения в целом, и для
преднамеренного погребения был предложен один, по сути частный, термин — «тафология» (см. выше
в основном тексте).

¹⁴    Имеется в виду закон всемирного тяготения, действие которого не позволяет телу, обладающему
определенной массой, находиться без опоры в пространстве, т.е. требует создания некой «несущей
поверхности», на которую тело (в особенности мертвое) могло бы опираться.

¹⁵    Имеется в виду одна из закономерностей, связанная с «ранними посмертными изменениями» (т.е. с
уплотнением и укорочением скелетных мышц) — трупное окоченение. Согласно закону Нистена,
процесс окоченения тела обычно начинается через 4—12 часов после смерти (или же через два-четыре
часа после остановки сердца). От нижней челюсти окоченение переходит на шею и мышцы затылка,
затем спускается ниже (максимальная напряженность достигается к концу первых суток). Исчезает в
том же порядке в течение шести дней, когда начинается процесс разложения (по другим показаниям —
самопроизвольно разрешается на третьи-четвертые сутки [БМЭ. Т. 20, с. 370—373]).

Исходя из этого следует помнить, что поза погребенного, заданная ритуалом, может быть придана его
телу либо до полного развития окоченения, либо после окончания этого процесса. Однако необходимо
учитывать и возможность каталептического окоченения, иногда мгновенно происходящего в момент
остановки сердца и фиксирующего заключительную позу атональной стадии или предсмертного акта,
которая может остаться неизмененной во время захоронения.

85

¹⁶    «Морфология» — термин и понятие, введенные Иоганном Вольфгангом Гёте, — первоначально
определялась как учение о форме и строении живых организмов и их развитии. Позднее рамки
морфологии были расширены, и ее принципы стали с успехом применяться в отдельных направлениях
географии, химии, языкознания, фольклористики и других дисциплинах.

¹⁷    Разведение понятий «погребение» и «выставление» возможно только на уровне класса, так как,
являясь конечными вариантами посмертного обращения, они представляют собой две высшие
таксономические категории. При первом варианте происходит изоляция останков умершего от среды
естественного (и прежде всего социального) окружения независимо от того, каким предваряющим
операциям подверглось его тело; при втором — такой изоляции не происходит (т.е. останки умершего
не помещаются в абсолютно замкнутое пространство). Впрочем, возможно и сочетание обоих
вариантов как в отношении всего тела (например, в раках христианских подвижников или в пантеонах
вождей коммунистического движения), так и в отношении его отдельных частей (например, в
мощехранилищах и т.п.).

В этом плане вполне справедливым кажется замечание Л.И.Акимовой: «Кремация, подобно ингумации,
связана с конечным захоронением праха человека в земле, и эта общность гораздо более значима, чем
обычно акцентируемое различие обрядов. Возможно, кремацию даже не стоит рассматривать как
самостоятельный обряд, а лишь как усложненный вариант ингумации, при котором между двумя
кардинальными моментами похорон — оплакиванием и захоронением — вводится промежуточный этап

— сожжение тела и собирание оставшихся пепла и костей. Кстати, этим можно объяснить тесное
переплетение в античной Греции (и, добавим, не только в ней одной. — /О.С.; см., напр., [Геродот. V: 8]
о фракийцах) ингумации и кремации и постоянство их взаимососуществования» [Акимова Л.И., с. 230—
231]. Ср. также рассуждения Сократа по этому поводу [Платон. Федон: 115с—116а].

¹⁹ Имеются в виду различные формы выставления в сочетании с элементами погребения (число
последних может быть меньшим или большим, вплоть до равновесного соединения той и другой формы
посмертного обращения): например, выставление в нишах естественно и/или искусственно
мумифицированных тел в некоторых христианских (Киево-Печерская Лавра, церковь капуцинов близ
Палаццо Барберини в Риме и др.), буддийских (Потала, см. примеч. 80) и других монастырях или
демонстрирование тел умерших культурных героев, хранящихся в хрустальных саркофагах
современных мавзолеев. Впрочем, не только культурных, но и литературных:

Б той норе, во тьме печальной, Гооб качается хрустальный На цепях между столбов. Не видать
ничьих следов Вкруг того пустого места, В том гробу твоя невеста...