опубликованных и архивных литературных, юридических, литургических, эпиграфических,
иконографических памятников. Оригинальные идеи и наблюдения автора далеко выходят за рамки
«истории смерти», охватывая всю эволюцию менталитета, коллективной психологии, культуры на
протяжении более чем тысячелетия: от Раннего Средневековья до наших дней. Конечно, в таком
большом тексте неизбежны повторы и длинноты, в русском переводе частично устраненные, так что
книга выходит с незначительными сокращениями и все же именно такой, как она написана. Читается
она не всегда легко. Стиль ее неоднороден: от статистики до лирического эссе. Но это свободная,
прямая и очень индивидуальная речь настоящего интеллектуала.

Книга написана для французских читателей. Об истории и географии Франции, ее литературе и
народных обычаях, о подробностях католического культа и церковной организации здесь говорится
как о чем-то общеизвестном. В русском переводе сделана попытка представить исторических лиц,
места и события, упоминаемые автором, чуть обстоятельнее, не нарушая при этом ритма
повествования. Рассказывая о чувствах и поведении людей прошлого перед лицом смерти, Арьес
охотно и много цитирует: письма, завещания, трактаты, стихи. Практически все цитаты даются в
нашем переводе, фрагменты же сочинений Толстого, Бабеля, Солженицына приводятся, естественно, в
подлиннике. В обширных примечаниях восполнены недостающие библиографические данные и
исправлены некоторые неточности.

Книгу, вышедшую в 1977 г., ждал немедленный громкий успех. Не убоявшись большого объема, ее
прочли не только коллеги и студенты-историки. Она вдохновила и определила собой целое
направление исследований по истории менталитета, коллективного сознания и культуры и уже стала
классикой. Но эта работа известнейшего французского представителя «новой истории» говорит о
большем, чем история. Громко заявляя сегодня о необходимости нового понимания и подхода к
смерти, социологи, психологи и врачи, в сущности, лишь повторяют сказанное Арьесом 15 лет назад.
Для нас и сама эта книга, и ее проблематика — еще одно новое, ранее немыслимое обретение. Пусть
оно не останется незамеченным.

Владимир Ронин

Часть 1. Все умирать будем

Посвящается Примроз, во всех обстоятельствах неизменной
Глава 1. Смерть прирученная

Тот образ смерти, который мы возьмем за отправную точку в наших исследованиях, восходит к
Раннему Средневековью, ко времени смерти Роланда. Но на самом деле этот образ еще старше: смерть,
какой она была на протяжении долгих эпох древнейшей истории и, может быть, еще доисторической
эры, вне времени. Этот образ смерти пережил Средневековье — мы снова встретим его у дровосека из
басен Лафонтена, у крестьян Толстого и даже у одной старой дамы в Англии в середине XX в.
Особенность же Раннего Средневековья в том, что рыцарская аристократия внедрила систему образов,
присущую народным, устным культурам, в общество образованных клириков, наследников и
реставраторов античной учености. Смерть Роланда стала смертью святого. Но не исключительной
смертью мистика, как в случае с Галаадом или королем Мегенье. Средневековый образ святого был
заимствован клириками у культуры светской, рыцарской, которая сама имела фольклорное
происхождение [ 1 ].

Эта литература и эта эпоха интересны нам постольку, поскольку позволяют ясно воссоздать — на
основе доступных текстов — отношение к смерти, характерное для той очень старой и очень долгой
цивилизации, которая восходит к первым векам человеческой истории, а угасает только сейчас, на
наших глазах. Именно к этому традиционному отношению к смерти мы должны будем все время
обращаться, дабы понять те или иные изменения, историю которых мы пытаемся здесь проследить.

«Зная, что пришла его смерть...»