церковью, ибо добавляет: «Хочу и подразумеваю, чтобы до погребения мое тело было отнесено в
церковь Сен-Жан-ан-Грев, где будет отслужена полная месса, в каковом погребении и процессии
должны участвовать кюре, викарии, священники и клирики церкви Сен-Жан, господа каноники и
ординарные капелланы вышеназванной церкви Сен-Медерик»[99], иными словами — все духовенство
обеих церквей сразу.

Где в церкви?

Когда наконец церковь была выбрана, будь то по семейным мотивам или по соображениям
благочестия, предстояло решить еще один вопрос: определить точно место, где должно было
совершиться погребение. В самой церкви или на кладбище и где именно?

В то время как некоторые оставляли право выбора за своим душеприказчиком, большинство
завещателей брали на себя немалый труд описать те ориентиры, по которым было бы легко отыскать
желаемое место захоронения. Обычно речь шла о том, чтобы уточнить место, где находилось семейное
погребение, близ которого хотел лежать после смерти сам завещатель. Вплоть до конца XVIII в. не
было всеобщим обычаем обозначать надгробной надписью точное место погребения. Подобная
практика закрепилась в средние века лишь за отдельными, особо чтимыми могилами. В остальных
случаях этому мешала привычка громоздить тела умерших одно на другое или перекладывать их на
новое место. Никакого описания погребального подземелья не существовало.

Поэтому и в поминальных списках, где средневековые монахи отмечали годовщины усопших
донаторов монастыря, места их погребения указывались лишь неопределенно. Например: годовщина
такого-то, каноника из Лиможа, «который похоронен в нашем дворе у стены или у столба» [100].
Следовательно, самому завещателю необходимо было привести координаты места, которое зачастую
только он один и знал: в монастыре якобинцев, в часовне, где похоронены его жена, сестра, жена отца,
«каковая часовня находится по правую руку, когда идешь из нефа в хор» (1407 г.). Или же: в церкви
францисканцев Сен-Франсуа в Блуа, «в месте, которое, по ее словам, она показала своей кузине, жене
секретаря суда» (XVI в.); «между колонной, где алтарь Благовещения, и той, у подножия которой
скамья Пьера Фёйе» (1608 г.); «в нефе их большой парижской церкви, справа... в месте, которое я
показал своему брату»; «в Сен-Дени, перед образом Святой Девы»; «рядом с местом, где размещается
по утрам в воскресенье господин парижский дуайен...» (1612 г.); «в церкви Сен-Николя-де-Шан... у
пятой колонны» (1669 г.)[101].

Человек не всегда мог быть уверен в том, что его похоронят точно в том месте, которое он таким
образом указал, даже если кюре дал на это согласие: ведь могло быть и так, что это место было занято
чьим-либо недавним погребением и тело еще не успело разложиться до такой степени, чтобы кости
можно было извлечь из земли и сложить где-нибудь поодаль. Поэтому обычно добивались скорее
соседства с определенной могилой, чем погребения в точно указанном месте:

«в церкви Валь-дез-Эколье, на том же месте или по соседству с покойной госпожой его женой»

(1401 г.);

«в Сент-Инносан, вблизи места, где были погребены его отец и мать, или в другом месте около него»
(1407 г.);

«как можно ближе к могиле покойного сира Пьера де Муссе...» (XVI в.)[102].

Выражения типа «вблизи», «поблизости от», «рядом с» завещатели или клирики, составлявшие
завещания, использовали особенно часто. Лишь немногие из тех, кто диктовал свою последнюю волю,
стремились поставить точки над i: «в том же самом месте, где похоронена госпожа моя мать» (1652 г.).
Один завещатель XV в. не поленился определить место своего погребения, как заправский геометр: «у