В аристократическом приходе Сент-Этьен удельный вес захоронений в церкви намного превышал их
долю на кладбище. Интересно, что отмеченная здесь пропорция очень близка той, которую установила
исследовательница А.Флёри, изучая завещания зажиточной части парижан XVI в.: 60 % приходится на
церкви и 40 % — на кладбища. Эту пропорцию можно считать, следовательно, устойчивой
характеристикой богатых и аристократических приходов. В Дальбаде захоронения распределены
между церковью и кладбищем равномерно. В Дораде ситуация существенно меняется на протяжении
двух лет: в 1698 г. пропорция совпадает с той, которую можно наблюдать в Дальбаде в 1705 г., а в
1699 г. она прямо противоположна пропорции, существовавшей в 1692 г. в Сент-Этьен. Именно в
Дораде на исходе XVII в. 63 % захоронений было совершено на обоих кладбищах и только 37 % в
церкви.

Предложенная социальная классификация, разумеется, условна и приблизительна. Она не учитывает,
например, того, что некоторые купцы ничем не отличались по своему образу жизни и притязаниям от
судебных чиновников («дворянство мантии»), а иные цеховые мастера жили как ремесленники самой
низшей категории. Тем не менее и эта классификация дает достаточное представление о распределении
захоронений в церквах и на кладбищах по социальному признаку.

Один факт сразу бросается в глаза. Лиц высших слоев общества на кладбищах нет, если не считать
нескольких детей этих семей. (К вопросу о детях мы еще вернемся ниже.) Захоронений дворян и
чиновников в церкви больше всего в аристократическом приходе Сент-Этьен (38 % всех захоронений в
приходской церкви), значительная доля в приходе Дорад (20 %) и совсем мало в Дальбаде (9 %). Во
всяком случае, ясно, что знатных, высокопоставленных, богатых хоронили в церквах. Те из высших
мира сего, кто в своих завещаниях из благочестия и смирения выбирал кладбище или даже общую
могилу для бедных, в тулузской статистике за эти годы не встречаются, хотя мы и не должны забывать,
что они не перестали существовать ни в XV, ни в XVIII в.

Интересно, однако, что и доля захоронений «маленьких людей» в церквах не столь уж незначительна: в
среднем около 10%. Среди них были подносчики камней на стройках, жены рабочих, городские
стражники, кучера, мальчики, помогавшие в булочных, и прочие, чьи занятия священник в реестре не
приводит. Дочь повара в приходе Сент-Этьен похоронена в церкви якобинцев. Дети солдат — у
кордельеров. Церкви нищенствующих орденов часто включали в себя часовни отдельных религиозных
братств, и, может быть, именно поэтому все эти простые люди с их женами и детьми обретали свое
последнее пристанище внутри церквей. Разумеется, то, что у них были могилы в церквах, вовсе не
значит, будто у них были обязательно надгробия или эпитафии.

И все же большинство захоронений в церквах приходится на вторую социальную категорию: от 50 до
70 %. Купцы, цеховые мастера и их семьи: портной, мебельщик, витражный мастер, сапожник,
булочник, аптекарь, парикмахер, пекарь, каменщик, ножовщик, плотник, свечник и еще многие другие

— они также часто принадлежали к определенным братствам. Можно заметить, что сапожников чаще
хоронили в церкви кармелитов, портных — в приходской церкви СентЭтьен, купцов — у кордельеров.
Таким образом, церковные захоронения включали в себя почти все дворянство и чиновников и больше
половины цеховой буржуазии.

Обратимся теперь к социальному составу кладбищ. Те, кого предали земле на кладбище Сен-Совёр,
состояли на 60 % из людей простых и бедных и на 33 % — из лиц, принадлежавших к средним слоям
общества. В эти 60 % входили и случайные путники без имени и звания, и подкидыши, и всякого рода
прислуга, носильщики портшезов, солдаты ночной стражи. Погребенные же на кладбище цеховые
мастера мало чем отличались от тех, кого положили после смерти в церкви. Если в приходе Сент-Этьен
простолюдинов похоронено на кладбище в два раза больше, чем цеховой буржуазии, то на кладбище в
Дальбаде между этими двумя категориями наблюдается примерное равновесие.

Можно ли сделать вывод, что чем аристократичнее приход, тем в большей степени кладбище
закреплялось за низшими классами, а чем приход демократичнее по составу жителей, тем слабее был
социальный контраст между захоронениями в церкви и на кладбище? Здесь особенно интересен
пример двух кладбищ прихода Дорад, позволяющий уточнить позицию ремесленного сословия в
выборе места погребения. Графское кладбище, как уже говорилось, более старое и престижное,
приютило более половины умерших (60 %), относившихся к средней социальной категории. Напротив,
кладбище Всех Святых «населено» преимущественно простонародьем: 50 % в 1698-м и 72 % в 1699 г.
На Графском кладбище преобладали индивидуальные погребения, кладбище же Всех Святых состояло