городах Европы XIII-XIV вв. эти два менталитета сблизились. Один из путей такого сближения мы
только что исследовали: возникновение и деятельность братств. Другим было завещание. Именно
завещание позволило отныне любому верующему, даже не имевшему семьи и не принадлежавшему к
братству, обеспечить себе все те духовные преимущества — гарантии для потустороннего мира, —
которые в Раннем Средневековье были обеспечены лишь тем, кто был приобщен к сложившейся между
церквами и монастырями сети взаимной молитвенной поддержки.

Когда в XII в. завещание вновь вошло в привычный обиход западноевропейского общества, оно уже не
было тем, чем оно было в Древнем Риме и чем затем вновь стало в конце XVIII в.: исключительно
частноправовым актом, регулировавшим наследование имущества. Средневековое завещание —
прежде всего акт религиозный, внедряемый церковью и получивший распространение даже в среде
самых малоимущих. Церковь сделала предсмертные распоряжения обязательным религиозным
ритуалом, навязывала их под страхом отлучения. Тот, кто не оставил таких распоряжений, в принципе
мог быть лишен погребения на освященной земле. Составителями и хранителями завещаний выступали
наряду с нотариусами и приходские кюре; только в XVI в. нотариус в этом качестве окончательно
вытеснил священника.

Итак, в последние часы своей жизни верующий христианин должен был исповедаться, покаяться в
грехах и искупить их правовым актом, письменно передав часть своего имущества «на дела
благочестия». Церковь же, делая обязательным составление завещания, контролировала примирение
грешника с Богом и взимала свою десятину смерти, питавшую одновременно и материальное богатство
церкви, и ее духовное сокровище.

Вот почему вплоть до середины XVIII в. завещание состояло из двух частей равной значимости:
сначала благочестивые распоряжения, затем раздел имущества. Порядок первых оставался
традиционным и нерушимым: это тот же порядок, в каком следуют жесты и слова умирающего
Роланда и других героев рыцарского эпоса. «Принимая во внимание, — гласит совместное завещание
одного парижского булочника и его жены в 1560 г., — что кратки дни всякого человеческого существа
и что им самим надлежит отойти в вечность, не ведая как и когда, и не желая отойти из этого мира в
мир иной без завещания, они, пока чувство и разум управляют их мыслями, составили свое завещание
во имя Отца, Сына и Святого Духа, в той форме и таким образом, как следует ниже».

Завещание продолжается исповеданием веры, парафразирующим покаянную молитву Confiteor, и
упоминанием всей небесной курии, которая словно бы собралась у изголовья смертного одра
умирающего, как на небесах в день конца времен. «И прежде всего я вверяю свою душу Богу,
Создателю моему, сладчайшей и преславной деве Марии, Его матери, мессиру святому Михаилу
Архангелу, мессирам святым Петру и Павлу и всей блаженной райской курии», — читаем мы в одном
завещании 1394 г. 1 Завещатели 1560 г., уже знакомые нам парижане эпохи Контрреформации,
называют себя «добрыми и истинными католиками» и продолжают: «Они поручили и поручают свои
души, когда те покинут их тела, Богу, Спасителю нашему и Искупителю Иисусу Христу, святой деве
Марии, господину святому Михаилу, ангелу и архангелу, господам святым Петру и Павлу, господину
святому Иоанну Евангелисту, господину святому Николаю, госпоже святой Марии Магдалине и всей
небесной курии Рая».

За этим следуют пожелания, чтобы исполнители завещания уплатили долги умирающего и исправили
иные его неправые поступки. Подобно поэту Жану Ренье в середине XV в. виноградарь из Монтрёя в
1628 г. «хочет и подразумевает, чтобы долги его были уплачены и его неправые деяния, если таковые
были, были исправлены и поправлены его душеприказчиком». «Я прощаю от чистого сердца всем тем,
кто причинил мне какой-либо ущерб или неудовольствие, моля Бога снять с них вину, как и я прошу
тех, кому я причинил какой-либо ущерб или вред, соблаговолить меня простить из любви к Богу»[175].

Далее наступает черед выбора места погребения; многочисленные соответствующие примеры из
завещаний XIV—XVII вв. мы уже рассматривали выше. Затем идут предписания, касающиеся
организации траурной процессии и заупокойных богослужений, благотворительных фундаций на
помин души усопшего, раздачи милостыни и установки надгробного памятника. И именно здесь
завещатель обращается к благочестивым распоряжениям, придававшим завещанию со времен
Средневековья и до XVIII в. глубокий смысл.