Сладко-горькой меланхолии, навеваемой «суетностями» XVII в., соответствует тончайшее изменение в
надгробиях и на кладбищах, столь трудноуловимое и медленное, что оно осталось малозамеченным
современниками и историками. Идея смерти, воплощенная в надгробиях и кладбищах, как и в
трактатах об искусстве благой смерти или в «суетностях», становится, в свою очередь, идеей смерти
тихой, сдержанной, как бы «устраненной» (М.Вовелль)[248].

Первый феномен должен бы поразить французов: короли из величайшей династии тогдашней Европы,
столь гордые своим рангом и престижем, на вершине своего могущества, не имеют надгробий и не
пожелали их иметь. У Валуа была часовня, у Бурбонов ее нет, и они даже приказали разрушить
часовню своих предшественников, а все в ней находившееся перенести в церковь Сен-Дени.
Разумеется, отнюдь не было решено раз навсегда, что у Бурбонов не будет пышных надгробных
памятников. Напротив, не раз поднимался вопрос о возведении часовни для их семейной усыпальницы.
Но остается фактом, что все эти проекты, разрабатывавшиеся притом знаменитыми архитекторами,
провалились. Такой великий любитель строить, как Людовик XIV, не проявил к ним интереса. Можно,
конечно, сказать, что замок в Версале или Пляс-Руаяль играли в XVII в. роль огромного посмертного
мемориала, тем не менее запрятывание гробов королей в подземелье Сен-Дени без создания чего-либо
видимого на поверхности содержит в себе нечто поразительное и смущающее.

Там, где династические надгробные часовни существуют (в Нанси, в испанском Эскориале, в Вене),
они приобрели оригинальный характер, позволяющий лучше понять радикализм позиции Бурбонов.
Эскориал особенно интересен, он представляется нам неким переходом между тем, чем была часовня
династии Валуа, и тем, чем станет склеп Бурбонов в Сен-Дени. В Эскориале склеп являет собой пример
монументальной подземной архитектуры, к чему в Сен-Дени не было сделано даже попыток. Наверху в
церкви Эскориала высится видимая часть надгробия-капеллы. С двух сторон от главного алтаря
собраны семейства Карла V и Филиппа II, представленные в традиционном облике «молящихся»,
венчающих двухъярусное надгробие. Но эти две семьи останутся у алтаря одни, как самые
выдающиеся и неподражаемые герои среди испанских королей. Никто из их преемников не преклонит
после смерти колени рядом с ними. Преемники тоже будут здесь, в церкви, но внизу, в склепе, куда
умерших членов королевского дома будут опускать поколение за поколением вплоть до XX в. с
соблюдением самого утонченного протокола. Их склеп, этот гигантский колумбарий, где в глубоких
нишах, одни над другими, покоятся католические короли, королевы и инфанты, поражал воображение
посетителей уже в XVII-XVIII вв.

В Вене, в церкви капуцинов, которую австрийские Габсбурги избрали себе для погребения, видимой
части усыпальницы уже нет. Все надгробные памятники собраны вместе в склепе, в «Кайзергруфт»,
простом подземелье, не имеющем ничего от монументальной архитектуры Пантеона испанских
королей в Эскориале. В то же время саркофаги в «Кайзергруфт» не запрятаны подальше от взглядов,
как в склепе Бурбонов в Сен-Дени. Подземелье австрийских Габсбургов можно посетить, и оно стоит
этого: посетителю кажется, что он находится прямо посреди мертвецов, прямо у гробов, старейшие из
которых, как и самые последние по времени, лишены украшений. Лишь саркофаги Марии Терезии и ее
ближайших предков и потомков теряются под кружевами рококо: изображениями усопших,
императорскими инсигниями, ангелами, плачущими женщинами, гениями, трубящими в трубы славы,
и иными символами смерти. Но как бы эти гробы ни были украшены, они остаются именно
свинцовыми гробами, каких тогда было много.

Напротив, в Сен-Дени в подземелье даже нечего смотреть: там нет ничего, чего нельзя увидеть в
любом другом склепе любой другой семейной часовни. Французские короли думали так же, как
епископ Жак Бенинь Боссюэ, который в одной из пасхальных проповедей изумлялся «крайнему
безумию людей, которые воздвигают столь великолепные трофеи кучке праха и нескольким старым
костям».

Короли показали пример, положили начало моде. Правда, еще будут пышные, сложно устроенные
места погребения (например, у римских пап), надгробные часовни, где ангелы возносят к небу
изображения усопших или аллегорические фигуры в человеческий рост окружают пирамиду обелиска.
Они напоминают, быть может, монументальные проекты Позднего Средневековья и предвосхищают
театральность эпохи романтизма, но менталитету XVII-XVIII вв. они оставались чужды. Пышные,
величественные надгробные памятники того времени были единичными творениями художников,