стремившихся к оригинальности. Между этими шедеврами не так много заметных общих черт, чтобы
могли сложиться серии или образцы наподобие средневековых.

На место средневековых образцов приходят лишь две серии банальных надгробий: свинцовые гробы в
склепе и скромные плиты — упрощенные наследницы горизонтальных плоских надгробий
Средневековья. Епископы эпохи Контрреформации не смогли покончить с обычаем совершать
захоронения внутри церкви. Единственное, чего им удалось добиться: место погребения не должно
было отныне возвышаться над уровнем пола. Это положение вполне отвечало тенденции времени к
простоте погребения. Но те, кто оставался приверженным традициям пышности, не были застигнуты
врасплох: низкое надгробие не обязательно значило скромное, а необходимость для надгробия быть на
уровне пола была удачей для мозаистов, игрой мрамора превративших в цветистый ковер полы церкви
Джезу в Риме или церкви рыцарей Мальтийского ордена в Валетте. Главной темой орнаментов в этих
чудесных многоцветных композициях — последний расцвет искусства мозаики перед появлением
сегодняшних ванных — служила геральдика.

Но большие композиции из многоцветного мрамора были все же редки. Пол в церкви Сан Джованни
дей Фьорентини в Риме — чередование одноцветных, серых, кругов и прямоугольников. Это
индивидуальные надгробия с очень простыми надписями. Аскетически оформленные плиты
проникают и за пределы церкви: во внутренний двор, на прилегающее кладбище. Крайняя простота
надгробной плиты будет практиковаться в Италии вплоть до середины XIX в. — эпохи, впрочем, уже
велеречивых эпитафий и помпезных надгробий со статуями, портретами усопших, театральными
сценами, как на Кампо Санто в Генуе.

И в других частях Европы скромные старые плиты, не имевшие художественных достоинств, исчезли в
ходе безжалостной перекладки полов в XIX-XX вв. Только в некоторых бедных и отдаленных районах
они еще сохраняются. В Бозуле, во Франции, в маленькой романской церкви пол почти целиком
покрыт надгробными плитами XVIII в., отличающимися исключительной простотой: быть может, из-за
близкого соседства протестантов. На плитах высечено только имя, или имя и дата смерти, или, реже,
дата и занятие покойного (например, нотариус), иногда — изображение голгофского креста; на
надгробиях священников в качестве символа изображена открытая книга. От этого почти голого пола,
устланного плитами, исходит ощущение сухости и опустошения.

Реабилитация кладбища под открытым небом

Однако самое поразительное новшество этой эпохи в области погребения — возвращение к кладбищу.
Все большее число высокопоставленных лиц, которые в XVI — начале XVII в. велели бы похоронить
их в церкви, на исходе XVII и в начале следующего столетия выбирают для своего погребения
кладбище под открытым небом.

Во Франции кладбище выбирали по той же причине, по какой другие, в церкви, предпочитали
надгробия на уровне пола, — из христианского смирения. По крайней мере именно так люди сами
оправдывали свое решение. Расследование, предпринятое в 1763 г. на парижских кладбищах
генеральным прокурором парламента, дает нам несколько ценных сведений. Захоронения видных
горожан на кладбищах были тогда уже настолько многочисленны, что местные кюре ссылались на этот
факт, выступая против перемещения некрополей за пределы города. Так, в приходе Сент-Мари-
Мадлен-де-ля-Ситэ говорили, что у них «нет другого кладбища, чтобы хоронить тех из прихожан, кто
из духа смирения решительно не желал быть погребенным в подземелье своей церкви, кроме кладбища
Сент-Инносан» [249].

Аналогичные аргументы использовал и кюре прихода Сен-Сюльпис, настаивая на сохранении
приходского кладбища на улице Баннё: в приходе проживает «ряд горожан из числа самых уважаемых,
которые из благочестия и смирения просят быть похороненными на кладбищах». Наконец, в приходе
Сен-Луи-ан-л'Иль церковные власти заявляли, что будут вынуждены — в случае значительного