отдаления кладбища от церкви — побуждать семьи умерших хоронить их в подземелье церкви, делая
невозможным исполнение последней воли покойных — «многих почтенных лиц, чье благочестие и
смирение заставляли бы их просить о погребении на кладбище, среди самых беднейших, чему есть
частые примеры в приходе Сен-Луи». Одним из таких лиц был в XVII в. начальник парижской
полиции Габриэль Николя де Ла Рейни, которого его глубокая религиозность подвигла на
исключительный акт христианского смирения: в своем завещании он потребовал, чтобы его
похоронили анонимно, без надгробного памятника, на маленьком кладбище при церкви Сент-
Эсташ[250].

Надо, однако, признать, что во Франции возвращение к кладбищу, хотя и подтверждается
источниками, было запоздалым и его сейчас трудно увидеть наглядно: видимых следов почти не
осталось. В Англии все было иначе. Конечно, и здесь на кладбищах под открытым небом остается
очень мало надгробий конца Средневековья и начала Нового времени. Но есть свидетельства, что на
исходе средних веков в Англии кладбища не были в такой мере покинуты, как на континенте.

Особенно многочисленны упоминания о захоронениях на churchyard, на кладбище, начиная со второй
половины XVII в., со времени реставрации династии Стюартов.

В 1682 г. Джон Эвелин отметил в своем дневнике, что его тесть хочет быть похороненным на
кладбище, «будучи очень возмущен новым обыкновением хоронить любого внутри церкви» [251].
Сохранившиеся на кладбищах узкие вертикальные стелы этого времени показывают, как выглядел
английский churchyard в конце XVII — начале XVIII в.: нечто вроде луга — где бродили овцы
священника, — ощетинившегося каменными, иногда богато украшенными, памятниками. Большинство
их вело свое происхождение от стенных досок с эпитафиями, унаследовав от них надпись,
орнаментальную рамку и даже в некоторых случаях религиозную сцену (например, вознесение души в
виде ангела или воскресение мертвых). Каменные вертикальные стелы такого типа можно обнаружить,
кстати, и на еврейских кладбищах Центральной Европы, в частности в Праге. Так что не форма
надгробных памятников придает английскому кладбищу под открытым небом его оригинальность, а их
распространенность и почтенный возраст.

Что побуждало видных англичан выбирать погребение на кладбище? Нечто промежуточное между
абсолютным безразличием пуритан и традиционным желанием сохранить посмертно свой социальный
ранг и оставить о себе память. Обычай выбирать для погребения кладбище английские эмигранты
перенесли в Америку как общую черту их культуры. В английских колониях в Америке обычным
местом захоронения было кладбище, и американские историки, быть может, не отдают себе отчета в
оригинальности, новизне, преждевременности этого обычая в тогдашнем мире.

В пуританской Новой Англии не было и речи о надгробии в церкви, а все похоронные церемонии,
торжественные и памятные, совершались на кладбище. В Вирджинии с середины XVII в. видные лица
колонии приказывали хоронить их под открытым небом, на природе, на churchyard или прямо на
собственных плантациях. Хоронили и в церкви, но лишь в порядке исключения и все реже; как показал
американский исследователь Патрик Генри Батлер, в Вирджинии плоские надгробия и стенные
таблички доходят с 1627 г. до середины XVIII в. — явление весьма примечательное. Батлер выделяет
несколько типов памятников на кладбищах в Вирджинии, среди которых наиболее распространены
были, как и в Новой Англии, вертикальные стелы, headstones, наподобие тех, что стояли тогда на
кладбищах метрополии по другую сторону Атлантики. Только иконография отличает английские
надгробия в Вирджинии от пуританских в Новой Англии. В Вирджинии, как и в самой старой Англии,
в верхней части стелы помещалось изображение ангела или головы ангела, символизировавших
бессмертную душу, или же черепа и скрещенных костей — знаков бренности плоти. В Новой Англии
второй мотив заметно доминировал.

Итак, в XVII-XVIII вв. в Англии и ее колониях в Новом Свете вокруг церкви сложилось пространство,
представлявшее собой уже не средоточие безымянных могил бедняков и смиренных благочестивцев,
без видимых надгробий. Кладбище здесь уставлено простыми, но часто богато украшенными
памятниками, по которым нетрудно проследить влияние сменявших друг друга направлений в
искусстве, где за барокко приходит классицизм, выражавший, быть может, общее чаяние меньшей
помпезности и стремление к аскетизму.

Эмили Бронте в романе «Грозовые высоты» (1847) (в русском переводе 1956 г. роман вышел под
названием «Грозовой перевал») рисует образ небольшого сельского кладбища. Жена сквайра, чьи